Татьяна Полякова - Бочка но-шпы и ложка яда

Через него наш гость, скорее всего, и покинул комнату. У него были ключи не только от студии, но и от кладовой, если он, конечно, не проникает в комнаты сквозь замочную скважину. В такое упорно не верилось. К тому же Костасу, имей он возможность шастать по земле в свое удовольствие, вряд ли пришло в голову заглянуть в бывшую мастерскую. Его бы скорее заинтересовал винный погреб.

Я вздохнула и окончательно успокоилась, потому что волноваться — напрасный труд. Если гость успел обнаружить что-то интересное, то с этим уже ничего не поделаешь.

— Что это? — вдруг охнула Скворцова и заметно побледнела, хотя и до того особо здоровой не выглядела. Она ткнула в меня пальцем с таким видом, точно на мне угнездились минимум три гадюки.

— Что? — сурово нахмурилась я.

— Это кровь, — взвизгнула Марина и собралась скончаться от ужаса. Будь это в любом другом месте, я бы не возражала, но в моем доме и без того бог знает что творится. — Это кровь, — закатывая зрачки, повторила она, а я, естественно, спросила:

— Где?

Она вновь ткнула пальцем, отчаянно мыча, а я увидела, что рукав моей восхитительной пижамы испачкан чем-то красным, оказалось, не только рукав, но и моя рука. Теперь и я собралась скончаться на месте, лихорадочно пытаясь вспомнить, где могла пораниться.

— У тебя руки в крови! — взвизгнула Марина Федоровна, теперь уже тыча в меня пальцем практически беспрестанно. Софья, не теряя присутствия духа, подошла, ухватилась за мой рукав и зачем-то лизнула его. В эту суматошную ночь удивляться ничему не приходилось.

— Кетчуп, — сказала она, удовлетворенно кивнув. Я нахмурилась, а Скворцова наконец-то прекратила тыкать в меня пальцем и падать в обморок, по-видимому, тоже раздумала. — Где ты так вывозилась? — удивилась Софья, а я набрала в грудь побольше воздуха и грозно произнесла:

— Идем.

— Одну минуту, надо убрать картину. — Софья отнесла портрет в кладовку, заперла дверь и даже подергала ее. Жест совершенно бессмысленный, если учесть, что у нашего гостя есть ключ.

Наконец мы покинули студию и поднялись на второй этаж. Я во главе процессии, Софья за мной, а за ней в белой ночной рубашке, больше похожей на балахон, Скворцова. В длинном коридоре по-прежнему горело одинокое бра, Софья решила это исправить и включила верхний свет. Он осветил коридор, который заканчивался у двери в кабинет Артемьева, и на этой самой двери кетчупом, точно кровью, кто-то написал: «Мужеубийца».

— Очень остроумно, — фыркнула Софья. Марина Федоровна отреагировала совершенно неожиданно: прижимая к груди фонарик, она начала медленно пятиться, потом развернулась и со всех ног бросилась бежать вниз. — Вот бы шею свернула, — мечтательно произнесла Софья.

— Где там с нашим-то счастьем, — поддакнула я.

Мы прошли в мою комнату, я переоделась и тщательно вымыла руки. Софья, взяв полотенце, отправилась стирать надпись с двери.

— Как думаешь, кто оставил эту гадость? — спросила Софья, вернувшись и устраиваясь на моей постели. Против ее присутствия я не возражала, потому что уснуть уже не надеялась.

— Да кто угодно, — вздохнула я. — Крыся со злости, Аглая по глупости, Хоботов по подлости, далее продолжать?

— Мне больше Скворцова нравится. Хотя, может, к кетчупу она отношения и не имеет. С какой стати ее студия заинтересовала?

— Она же объяснила: увидела мужчину…

— Ты ей веришь? Что, если она с неясной целью пробралась туда, вооружившись фонариком, а когда ты ее застукала, придумала какого-то мужика.

— Откуда у нее ключи?

— Она столько лет приезжает в этот дом, живет неделями… У Крыськи ключи от отцовского кабинета, можно только гадать, от чего еще.

— У Крыси возможностей не в пример больше, — упрямилась я. На самом деле меня в тот момент занимала не Крыся и не Скворцова, а совершенно другой человек. — Кстати, очень может быть, что она действительно кого-то видела, — вздохнула я. — Потому что я застала в кабинете Артемьева какого-то типа.

— Что значит какого-то? Ты его узнала?

— Если бы…

— Дела… То-то у меня второй день чес по всему телу. Что-то назревает или грядет. И это «что-то» мне не нравится. Гнать всех гостей в шею, хоть спать спокойно будем.

— Если верить Сусанне, нас и раньше навещали, — напомнила я.

— Но какова цель? Неужто рукопись? Бред какой-то Если народ так и тянет в кабинет Артемьева, там, должно быть, находится что-то интересное.

— И сразу два человека выразили желание покопаться в его бумагах, — поддакнула я. — Значит, что-то намереваются найти.

— Тихо, — вдруг насторожилась Софья. Я прислушалась.

Вне всякого сомнения, кто-то опять крался по коридору. Я быстро подошла к двери и распахнула ее. Коридор вновь был погружен в полумрак, но на сей раз надпись на двери я заметила и при таком освещении. Оригинальностью она не порадовала, все тот же кетчуп и то же слово «Мужеубийца». Софья досадливо плюнула.

— Если об этом дерьме узнают журналисты…

— Стой здесь, — шепнула я и бросилась вниз.

Шаги еще звучали где-то рядом с лестницей, однако в холле первого этажа я никого не обнаружила и заспешила в крыло, где были гостевые спальни.

Первая дверь в комнату Павла. Я была уверена, что она заперта, однако она легко открылась. В комнате горела настольная лампа, в ее свете постель была хорошо видна. Вроде бы кто-то лежит под одеялом. Только я в этом сомневалась и решительно шагнула к постели. В то же мгновение Павел приподнялся и, щурясь, посмотрел на меня, а я вдруг подумала, что валяю дурака, такой тип, как Павел, вряд ли будет бегать по этажам с бутылкой кетчупа.

— Это вы? — спросил он хмуро. Мое появление удивления у него не вызвало, и это вновь возбудило мои подозрения.

— Как видите.

— Чему обязан?

— А вы догадайтесь.

Я подошла и, схватив край одеяла, резко дернула, ожидая увидеть что угодно, к примеру, что Павел будет лежать полностью одетый и даже в ботинках.

Однако увиденное все-таки произвело впечатление: спать он предпочитал нагишом и теперь лежал передо мной, как говорится, в чем мать родила. С усмешкой посмотрел на меня, прикрылся одеялом и, закинув руки за голову, произнес:

— Не могу поверить, что вы восприняли мое предложение всерьез.

— Напрасно, я год как вдовствую, — в тон ему ответила я, прикидывая, как выйти из дурацкого положения. Он сдвинулся в сторону, хлопнул рукой по матрасу и сказал:

— Тогда прошу.

— Пожалуй, я передумала. — Я повернулась, чтобы уйти, но он, приподнявшись, схватил меня за руку.

Он молчал, разглядывая меня, и мне вдруг стало не по себе. Я попыталась выдернуть руку, но не тут-то было.

— Пустите. Я перепутала дверь в темноте, — сказала я сердито.

— Неужели? И к кому же вы направлялись?