Я Немой - Кумтрест

Первое время сотрудники долго размораживались и не торопились таскать запреты в зону. Бобышкин пользовался этим моментом и активно усиливал свои позиции. Налаживал контакты с серьёзными зэками. Должность старшего опера давала больше власти и свободы действий, плюс то, что Горлов уже давно выписал на всё зелёный свет. Бобышкину нужны были деньги, хорошие деньги. Он понимал, что теперь его выход и необходимо уважить Горлова. А к нему с тысячей рублей не пойдёшь, не тот уровень.

Бобышкин направил все усилия на поиск людей, готовых заниматься крупными партиями наркотиков. Бегать с мелочью он не сильно хотел, хотя и не отказывался по случаю подзаработать. Но основная его цель была поставка крупных партий наркоты. Проанализировав всех ключевых зэков в зоне, он сделал вывод, что у каждого из них уже есть свой опер. Тогда он решил идти в лобовую атаку, но только хитро. Бобышкин вызвал смотрящего за наркотой в зоне осужденного Рылькова Александра по кличке Крокодил.

— Здорово Крокодил. — поприветствовал Бобышкин Рылькова.

— Здорово начальник. Чего позвал? — с недовольством ответил Крокодил.

— Не хорошо Крокодил оперов сливать, не хорошо.

— Начальник, ты базар фильтруй, я же тебе не быдло какое-то колхозное. Это кого я слил? Обоснуй, будь так добр.

— Калядина. Помнишь такого?

— Калядина я помню. Только начальник не по адресу предъява.

— А я у него в СИЗО был на свиданке. Он тебе пламенный привет передал. Так и сказал, что ты его цветным мусорам сдал.

— Э-э начальник. Ты фуфло это лохам задвигай, я фраер порядочный. Люди за меня знают.

— Крокодил, да когда наркоманы фраерами порядочными были? Что-то не припомню я такого. Ты берега в этой жизни не путай.

— Ну если так рассуждать, мента уебать вообще святое дело для арестанта. Да?

— Тоже, верно. Но сдать мусорам «дорогу» в зону — это стрёмная хуйня для любого зэка. За это можно и в гарем заехать. Тем более что в зоне после этого случая вообще голод наступил. Наркоты в разы меньше стало, бухла вообще нет.

— Начальник, ты меня сюда не приплетай. Кто его сдал я не знаю, а узнал бы, сам тому голову открутил. Меня на эту хуйню ты не намажешь.

— Я нет, а Калядин да.

— Каким образом?

— Так он теперь такой же, как и ты стал. Тоже арестант.

— И?

— Он для зоны столько благих дел сделал, грел вас всю дорогу. Так что имеет полное право и прогон пустить за тебя Крокодил.

— Начальник, что-то я не помню, что прогоны бээсников в чёрной зоне канают. Напомни мне, может я чего-то подзабыл.

— Напомню и даже зачитаю. — Бобышкин достал из кармана листок бумаги и начал читать. — Я, Иван Калядин, бывший кум Полтинника, обращаюсь к тем, кто меня знает, к тем, кому я помогал жить в зоне, кого я грел запретами многие годы. Сейчас я зэк, работая опером, я, как и вы, уже был преступником. Никакой разницы между нами нет. Неважно, что я был в погонах, важно то, что я делал для вас братва.

— Ты начальник этой бумагой жопу себе подотри. — нервно, сквозь зубы, сказал Рыльков.

— А ты не торопись Крокодил. Дальше слушай. — Бобышкин продолжил читать липовый прогон. — Но один из вас совершил по понятиям сучий и блядский поступок. Он сдал «дорогу» цветным мусорам, которая грела зону несколько лет. Только он один знал адрес, где я тарюсь для вас братва. Стукач — это Крокодил, он же Рыльков Саня. Я надеюсь, что он ещё в Полтиннике сидит и его не увезли спецэтапом. Я знаю, что с него спросить — это будет по понятиям…

— Да это фуфло. Все знали куда он к барыгам ездит. Ты что думаешь он только мне отраву таскал? Он тут половину зоны наркотой да бухлом снабжал. Не канает твоя хуйня начальник.

— А ты что так разозлился? Не надо нервничать. Если ты не при делах, тебе и волноваться не стоит. Только вот на это посмотри. — Бобышкин достал из кармана ещё один листок. — Разнарядка на спецэтап осужденного Рылькова Александра Игоревича. Мне дальше продолжить? Ты один в транзит едешь, почему? Калядина с пробега убрал и уехал. Ах да, тут ещё приписка есть, вот смотри. — Бобышкин показал разнарядку Рылькову.

— Из оперативных соображений? — прочитал Рыльков и открыл рот от удивления. — Чего? Из каких оперативных? Я не понял. Это что такое? Это подстава! Я, я, сука, да это не я, век воли не видать. Пидором мне быть, если это я его подставил. Это сука беспредел. — заорал Рыльков.

Он понимал, что его подставляют. Прогон от Калядина — это фуфло, но вот спецэтап из оперативных соображений он никому не сможет объяснить.

— Крокодил осади, хорош воздух сотрясать. Завтра поедешь в СИЗО, а там, как Бог даст, смотря куда тебя повезут. Хотя за такие грехи, где угодно найдут.

— Это не я. Слово мужика даю!

— Слушай, я свечку не держал, ты или не ты, но факты говорят, что ты Калядина слил. Мы с ним кореша по жизни были. Он вообще о тебе, как о порядочном человеке отзывался. Наверно людям свойственно ошибаться.

— Слушай Адамович, матерью клянусь, что это не я. Дай время разобраться и я найду эту суку, что Калядина сдала. Слово даю. Я хоть и нарик, но за мной грехов по жизни нет. Я ровно иду и поляну всегда стригу. Реши вопрос с этапом, и я в долгу не останусь. Мы с Калядиным столько дел для братвы и зоны сделали, какой мне резон его сдавать? Сука в лагере завелась по любому. Ты же нормальный кум, сам подумай, Калядин кому-то не угодил или не поделился, вот его и подвинули. На хуй мне основную «дорогу» в зону ломать?

— Крокодил, ты всё верно базаришь, но почему Калядин на тебя думает? Он тоже не дурак.

— Да ему стопудово так преподнесли, чтобы настоящего сексота в сторону увести. Я Калядина ещё по воле знаю, мы в одном дворе выросли. Он в менты пошёл, ну, у него родители строгие, а я в лагеря поехал. Ты думаешь почему мы с ним дела серьёзные имели? Вот именно поэтому. Его вообще за мелочь прихватили. Если бы я хотел его сдать, тут бы простыми мусорами не обошлось.

— В смысле?

— Ляпы, косяки и бухло — это так, цветочки, для поддержания штанов между большими делами.

— Какими?

— Вопрос реши с этапом. Дай мне шанс и через год хату купишь, если с тобой работать будем.

Бобышкин задумался. Действительно, у Калядина всегда много денег было, очень много. Он их не жалел, разбрасывался направо и налево. Он по ходу точно с Горловым поделиться не захотел, вот его и убрали с пробега.

— Крокодил, с этапа снять, да с такой формулировкой…

— Сколько? — сразу в лоб спросил Рыльков. — Честь дороже денег. Сколько?

— Двадцать пять. — от фонаря брякнул Бобышкин.

— Дай листок маляву написать и без очереди на телефонные переговоры меня заведи. Я на рыбьем объясню, что от меня с мулькой приедут сегодня. Вечером тебе бабки отдадут, ты только за этап реши. Я тебе слово даю — со мной можно дела иметь, и я тебе это докажу. А ту суку я лично закопаю, когда найду.