Александр Костенко - Стеклянный самолет

— Кочанов Илья Петрович.

— Могила находится на 196 участке Ваганьковского кладбища. Ухожена. По периметру металлическая ограда, окрашенная в зеленый цвет, — забубнила Симина в диктофон. — Начинайте, — кивнула она рабочим, и те с готовностью схватились за лопаты.

Сначала мужики ловко подковырнули лопатами, поставили на попа и отодвинули к ограде массивную гранитную могильную плиту. Затем под их инструментами исчезли все зеленые насаждения заботливо ухоженного цветника, потом в нас полетели комья глины. Мы, устав уворачиваться, отошли чуть в сторонку и закурили. Когда рабочие погрузились в яму уже по плечи, из могилы донесся характерный деревянный стук.

— Стоп, — кинулась к могиле следователь. Но у самой ямы резко притормозила, заглянула осторожно, вероятно боясь свалиться вниз. — Осторожно очистите крышку. И подержите конец рулетки. — С этими словами она бросила рабочим серебристую ленту измерительного инструмента. Прищурила один глаз, глядя на вытянутую из могилы рулетку, и опять включила диктофон:

— Гроб находится на глубине один метр семьдесят сантиметров в сгнившем состоянии. На отдельных уцелевших досках крышки видны остатки обивки. Вероятно, использовался красный материал. Крышка прибита к корпусу железными гвоздями. Вы снимаете? — обернулась она к эксперту-криминалисту. Уловив его кивок, наклонилась над могилой и крикнула рабочим:

— Снимайте крышку!

Тотчас из могилы послышался тихий треск отрываемых гнилых досок. Потом все стихло.

— Эй вы, там! — крикнула следователь в яму, — крышку вытащите наверх, и сами вылезайте. Мне нужно сфотографировать и описать тело. Вы что там, заснули? Я к кому обращаюсь?

— А тут нет никакого тела, — послышался озадаченный голос одного из рабочих. — Гроб пустой. Ну так что, мы вылезаем?

Я на всякий случай осторожно взяла под руку вдову профессора и сразу почувствовала, как Маргарита Петровна стала медленно оседать на землю, увлекая меня за собой. Ко мне кинулся Суходольский, и мы, подхватив женщину под безвольно повисшие руки, усадили ее на скамейку, очень кстати вкопанную у соседней могилы. Я быстро достала из сумки припасенный заранее раствор аммиака и, открыв флакон, поднесла его к лицу Маргариты Петровны. Она вздрогнула всем телом и открыла глаза.

Тетерников назначил ей встречу, еще точно не зная до конца, что хочет сказать. Но увидев ее прекрасное лицо, чуть тронутое февральским морозцем, решил признаться во всем. Он предложил ей свою руку и сердце, умолял выйти за него замуж. В отчаянии сбивчиво лепетал о том, что не мыслит своей жизни без нее и, в отличие от Каменева, никогда не опустился бы в отношениях с ней до пошлого адюльтера. Она слушала молча и как будто внимательно, а потом вдруг звонко рассмеялась ему прямо в лицо и заявила, что даже если у него и был шанс, то он его уже безнадежно упустил. Потому как она уже несколько недель беременна. Беременна от профессора Каменева! Он был в ярости. Не помня себя, он пришел домой, взял перо и быстро, будто боясь, что совесть наложит запрет на его излияния, настрочил донос в НКВД на своего любимого учителя. Если бы он только мог тогда знать, чем все это закончится!

Тетерникова бросило в жар. Носовой платок, которым он то и дело вытирал лоб, давно промок насквозь, капли пота собирались и капали с кончика профессорского носа на бесценную рукопись. Профессор снял и протер запотевшие очки. Он продолжал читать рукопись, удерживая ее в дрожащих и липких от возбуждения руках. Тетерников понимал, что необходимо успокоиться, взять себя в руки. Тайна, которой владел его учитель профессор Каменев, оказалась слишком страшной. Она абсолютно не укладывалась не только в привычные рамки исторического соцреализма, но и вообще опровергала все, казалось, незыблемые законы природы. Несмотря на это, при всем своем желании профессору Тетерникову не приходило в голову ни одного веского аргумента против доводов, приведенных в рукописи Каменева.

— Нет, — ошеломленно думал Тетерников, нервно теребя мятые страницы, — такого просто не может быть! Все это не более чем вздорный и вредный вымысел, родившийся в воспаленном мозгу сумасшедшего… Хотя, кому как не мне, лучшему ученику профессора Каменева, знать своего учителя. Я же всегда восхищался им, его дерзким и часто своеобразным подходом к работе, стремлением абсолютно все подвергать сомнению и глубочайшему научному анализу… А если к этим его неординарным качествам присовокупить еще и великолепное знание античных языков и скифской клинописи! И, наконец, его на редкость живой ум ученого мужа. И все же, — профессор решительно встал с кресла, — эту рукопись необходимо уничтожить, сжечь, а пепел развеять по ветру. Чтобы ни одного слова, ни одной буквы не уцелело! Страшно подумать, как Каменев — ученый с мировым именем — мог так безответственно отнестись к столь величайшему открытию. Взять и вот так запросто уйти из жизни, пустив себе пулю в голову, а величайшую тайну человечества в виде своей бесценной рукописи оставить на хранение молодой любовнице. Слабой беременной женщине, которой столько пришлось пережить в лагерях. Одному богу известно, как эта женщина выдержала, прошла все круги ада и сохранила доверенную ей тайну. И все равно, Тетерников никак не мог понять, почему профессор Каменев спрятал рукопись в своем доме, в квартире, практически доступной любому вошедшему туда, а не доверился ему — своему лучшему ученику? Профессор содрогнулся при одной мысли, что бы ждало все человечество, попади эти мятые листки, испещренные торопливым угловатым почерком светила отечественной археологии, к этим костоломам из НКВД, проводившим обыск на квартире профессора. Просто чудо, что тайник так и не был ими обнаружен. Не говоря уже о том, что пустая квартира простояла опечатанной столько лет! Только божьим промыслом можно объяснить этот невероятный факт. Ведь стоило только кому — нибудь получить ордер и заселиться в эту квартиру… Ужас! — профессор похолодел, представив, как новые счастливые жильцы втаскивают в старую профессорскую квартиру свои пожитки, мебель. Затевают ремонт. Начинают циклевать потемневший от времени дубовый паркет. Вот одна паркетина отлетает, обнажается небольшая ниша под полом. Рабочий опускает туда свою руку и вытаскивает на свет божий пыльную папку. Удивленно открывает ее, и на только что отциклеванный пол, еще усыпанный свежими стружками, падают один за другим листы… — профессор почувствовал, что стоит еще немного пофантазировать на эту тему, и его точно хватит удар. И тут профессора озарила внезапная догадка: