Николай Леонов - Антология советского детектива-35. Книги 1-15 [компиляция]

— Это вы про что, Василий Прокофьич?

— Да насчет машины.

Но тут старик опять проникся недоверием к Мазину.

— Вас это совсем не касается, милиции то есть. Потому что Вальке тут верить нельзя. Он крепко дернул тогда.

— Ну, не касается, так не касается, — не стал настаивать Мазин, демонстрируя безразличие, и сделал движение, словно собирался идти.

Знаток души человеческой, как это часто бывает, оказался простодушным.

— Да нет, нет. — Прокофьич испугался, что собеседник уйдет и оставит его в одиночестве. — Никакого тут секрета нету. Валентин — это квартирант мой. В отпуск он уезжал в тот самый день, когда Антон из окна свалился. Ночным поездом ехал. Тут, конечно, мой грех есть. Привез он поллитровочку, ну не устоял я, что говорить. Баловства-то у нас не заметно, сторожую я исправно. Вот и позволил себе с Валентином, значит… А потом и придремал. Потому я его только утром и обнаружил, Антона, а так бы я, конечно, раньше заметил.

— При чем же тут машина?

— А при том, что Валентин, значит, на ночной поезд торопился. И ему на дежурный автобус попасть требовалось. А как вернулся с курорту, говорит, к слову пришлось, что возле автобусной остановки "Волга" Игорева стояла. По чертику вроде узнал. Думал машина свободная, может, в город подкинет. Подошел, машина вроде Игорева. Чертика, говорит узнал. Как будто мало кукол таких! Теперь каждый норовит игрушку подвесить. Чисто дети малые!

— Кто же сидел в машине? — не выдержал Мазин.

— Да никого. В том-то и дело. Как это Игорь мог свою машину на дороге бросить, когда он знает, что на площадке за ней присмотр будет?

— Ну а дальше что?

— На автобус побег.

— Дежурный автобус по расписанию ходит?

— А как же! Вот я и хочу спросить Игоря. Пусть он Вальке сам скажет, что не могло его "Волги" там быть.

— Не спрашивайте.

— Чево?

— Не спрашивайте, говорю. В это время Рождественский находился в ресторане.

— Ну, я ж говорил! А тот: "Игорева…" Мало их, чертей этих…

— И вообще ничего не говорите Рождественскому. Раз следствие закончено, зачем сплетни всякие поднимать? Волновать человека зря!

— Вот это точно! Сплетня — она прилипчивая. От нее вреда может быть много.

Прокофьич хотел было развить свою мысль, но Мазин уже протянул ему руку.

Дождь лил непрерывно оба тайма и прекратился лишь с финальным свистком. Немногие болельщики, выдержавшие и напор стихии, и поражение родной команды, тянулись по площади, обтекая двух бетонных футболистов на пьедестале, продолжавших еще сражаться здесь, у входа на стадион.

Мазин покинул трибуну минут за пять до свистка и прохаживался возле памятника, затерявшись среди тех, кто ждал приятелей. Он тоже ждал, хотя и не договаривался с Рождественским. Отсюда хорошо была видна черная "Волга", стоявшая шагах в двадцати, у ограды парка. Рождественский подошел один, и не успел он закрыть за собой дверцу, как на нее легла рука Мазина.

Игорь узнал его:

— А… Это вы? Здравствуйте.

— Это я. Здравствуйте. Как понравилась игра?

— Так же, как дождик.

— Ну, положим, есть и разница. Нашей команде недостает упорства, а у дождика его хоть отбавляй. Однако не буду задерживать.

Мазин приподнял руку.

— Куда вы? Я подвезу.

— Спасибо. Если по пути…

— Какая разница!

Мазин сел рядом, и Рождественский неторопливо повел "Волгу" между машинами, пешеходами и возвышавшимися над ними неповоротливыми троллейбусами.

— Чтобы высидеть такой матч, нужно быть мужественным человеком, сказал Мазин.

— Просто привычка. Я старый болельщик.

— И спортсмен к тому же?

— Это дело прошлое. Играл я в теннис. Но вы тоже высидели?

— Я в отпуске. Как говорится, кончил дело — гуляй смело.

— После такого гулянья можно воспаленье легких получить. Промокли-то вы не меньше моего.

Мазин провел рукой по мокрой макушке.

— У меня дома бутылочка "Охотничьей" припасена. Впрочем, холостяку такие скромные радости непонятны.

— Холостяцкая жизнь тоже не мед. Но вообще я предпочитаю ресторан. Может быть, заедем, погреемся?

Мазин посмотрел на часы и вздохнул:

— Жена, Игорь Анатольевич…

Но Рождественский уже увлекся идеей:

— Это не так долго. Потом я завезу вас домой.

Мазин засмеялся:

— Вот я вас и поймал. Или вы пить не собираетесь?

— Черт! Это я как-то упустил.

— Смотрите! Отберут права. И скажите спасибо, что я в отпуске. Хотя в целом вы меня почти соблазнили.

— Эврика! Есть прелестный выход. Я оставлю машину во дворе ресторана — там меня знают, а по домам мы поедем на такси. Превосходно?

Минут через двадцать они сидели за столиком, и знакомая официантка, улыбаясь Рождественскому, принимала заказ.

— А коньячку, Надюша, поскорее, пожалуйста. Продрогли — бр-р-р…

— Счастлив человек, любимый официантками: он сохраняет гигантский запас нервов! — пошутил Мазин, поглядывая сквозь рюмку на свет.

— Это верно. Но у вас-то с нервами наверняка все в порядке?

— У нас иначе нельзя.

— Я думаю. И потом общение с изнанкой жизни должно вырабатывать философский склад ума.

— Что-то вроде этого, — ответил Мазин, наблюдая, как Рождественский разливает коньяк. — Спасибо. Как говорится, за упокой души вашего покойного друга. Пусть земля ему будет пухом.

Они выпили.

— Пусть будет. Я не злопамятный.

— Вот как? Разве вы не дружили?

— Дружили. Хотя… это уже дело прошлое. Кстати, вам эта история надоела, конечно?

— Почему?

— Возиться с самым заурядным несчастным случаем! Ведь вы профессионал.

— По-вашему, профессионалы только и мечтают об убийствах? Наоборот. Это мечта начинающих. А в деле были интересные моменты.

— Вы находите? — Рождественский взял в руки графинчик.

— Я имею в виду не криминальную сторону, а психологическую. История достаточно трагична. Нелепо оборвалась жизнь молодого, талантливого человека. Сталкиваясь с подобными случаями, можно и в самом деле стать философом.

— Боюсь, что вам рисовали слишком розовую картину.

— Зачем?

— Пройдите по кладбищу. На каком памятнике написано, что под ним лежит негодяй? Нам нравится хвалить покойников. В Америке их даже подрумянивают. Однако давайте выпьем. Первая рюмка меня не согрела.

— Давайте. Но почему вы не говорили об этом во время следствия?

— О чем? Я вам еще ничего не сказал. Да и все, что я могу сказать, на результаты следствия никакого влияния не окажет. Тихомиров мертв, он свалился из окна, но вот стоит ли об этом жалеть — я не уверен.

Мазин жевал лимон. Он готовился совсем к другому разговору и не вполне понимал своего собеседника. Видел только, что тот захмелел и хочет высказать что-то наболевшее.

— Несколько оригинально для старого друга.