Иван Козлов - Антология советского детектива-25. Компиляция. Книги 1-26

Антон попробовал открыть глаза. Это ему удалось. Он увидел деревья и отчетливо почувствовал, как пахнет прелая листва. Смеркалось, но над оврагом еще можно было различить последние лучи солнца.

Наверху послышались голоса. Антон попытался подняться. Подтянув под себя правую ногу, хотел опереться руками о землю. Но что-то ему мешало. Глянул на руку и увидел зажатый в ней нож. Нож был чужой, таких ему прежде видеть не приходилось. Узкое обоюдоострое лезвие торчало из слегка сплюснутой трубки. Как он у него оказался? Может быть, нашел по дороге и не успел убрать в сумку?

Антон оглянулся. Велосипед валялся неподалеку. Из-за бревна торчали чьи-то ноги в ботинках. Он пополз в сторону ног и увидел неподвижно лежащего на спине человека. Приглядевшись, Антон узнал лежащего и сразу вспомнил все, что с ним произошло. Когда по тропинке на дно оврага спустился дежурный по райотделу сержант Выхухолев и приехавший вместе с ним из Скобляково по сообщению об убийстве следователь Попов, первое, что они увидели, был Антон, сидевший, прислонившись к дереву, и переводивший взгляд с ножа в своей руке на труп. Рядом сидел председатель поссовета, сообщивший о случившемся, и какой-то дачник. Они охраняли место преступления и убийцу, который, впрочем, никуда убегать не собирался.

Собака след не взяла. Побегав вокруг, она раз за разом возвращалась к дереву и принималась яростно облаивать сидящего у дерева Антона, будто выносила ему обвинительный приговор.

Оно и так было ясно, что человек убит, нож в руках у преступника, кругом битые бутылки из-под водки. И никого вокруг. Одно только смущало следователя Попова, составлявшего протокол осмотра места происшествия, почему по щекам Когтева текли слезы.

Отправив Антона в больницу, Попов вернулся в отдел. Кое-что начало проясняться. А что если убитый один из тех, кого видели в деревне с Юркой Сметаниным и Васькой Гуровым? Тогда где же второй?

Владимир попросил подвезти его к тому месту, где нашли пуговицы от шоферской куртки и стоял «Беларусь». Отпустив машину и распорядившись направить к нему в помощь сотрудников уголовного розыска, он принялся тщательно обследовать землю. Метрах в трех от места, где, вероятно, разворачивался трактор, чтобы выехать на бетонку, валялись две банки из-под кильки, куски хлеба, три пустые бутылки из-под водки. В полукилометре начинался лес, за которым стояла сгоревшая ферма Когтевых. Следователь, подумав, двинулся по едва приметной тропинке туда.

Приближался вечер, но еще было светло. Недалеко от опушки он заметил шалаш и дымок костра. Прячась за деревьями, Владимир стал медленно продвигаться к таинственному жилью.

Присутствие человека не ощущалось. Владимир заглянул в шалаш. Там были две лежанки, устроенные из нарубленного лапника, два тощих рюкзака, одеяла, на которых лежали тельняшка и шоферская куртка. Попов осторожно вошел в это неказистое жилище и взял куртку в руки. Две пуговицы были с силой оторваны. Их, вероятно, и нашли на месте пьянки, куда так неожиданно к своей радости попал Васька Гуров.

Следователь посмотрел на костер. Угли уже дотлевали. Люди ушли отсюда, вероятно, часа полтора назад. В рюкзаках был хлеб, консервы, сало. Судя по всему, здесь несколько дней жили два человека и, может быть, один из них убит Когтевым. Значит, один уже не придет, а вот второй…

Вдруг где-то поблизости треснула ветка. Кто-то шел к шалашу. Попов выкатился наружу, отполз за сосну и, достав пистолет, стал ждать. Среди деревьев на фоне заходящего солнца метнулась тень. Но, видно, почувствовав что-то, человек остановился и метрах в двадцати до шалаша шагнул за дуб, вероятно, наблюдая за опушкой. Он как будто знал, что его здесь ждут. Так прошло минут десять. Наконец лесной житель стал медленно переходить от одного дерева к другому, приближаясь к костру.

«Только спокойно, Попов!» — сам себе приказал Владимир.

До костра оставалось метров десять, неизвестный вдруг резко повернулся и, быстро лавируя между деревьев, побежал в сторону бетонки к Шушакам.

Попов выскочил из укрытия и, крикнув «Стой», выстрелил вверх. Тут же плашмя упал на траву. Как он и предчувствовал, из леса прогремел в ответ раскатистый выстрел. Заряд просвистел над лежащим следователем. «Здорово стреляет, подлец». Попов бросился в сторону выстрела. Он плохо знал этот лес. Когда подбежал к опушке, услышал, как хлопнула дверца, и увидел красные огни уходящей в сторону города автомашины. К тому времени стемнело, и рассчитывать на попутку в такой ситуации было нелепо.

Попов пошел в сторону Шушаков, чтобы оттуда позвонить в райотдел. Мысли его скакали с одного происшествия на другое. Надо возбуждать уголовное дело об убийстве, продолжать расследование пожара на ферме Когтевых, срочно допросить Юрку Сметанина и установить личность его сослуживцев, вероятно, живущих в городе. Допросить, если это возможно, Антона Когтева и брата, который так неожиданно поехал в город.

Владимир все больше убеждался в том, что пожары на ферме — продолжение какой-то загадочной истории, тянущейся из города. Только с какого бока здесь десантники? И почему все-таки Антон не захотел с ним разговаривать?

В районной больнице Попову прежде бывать не приходилось, и первое впечатление было особенно угнетающим. К центральному входу вели выщербленные ступени. Крашеные-перекрашенные двери из полусгнившего каркаса со вставленными в переплеты растрескавшимися стеклами давно требовали замены. Внутри двухэтажного дома, построенного, наверное, еще до революции, все было серым, начиная от пола и кончая потолками, затянутыми в углах многослойной паутиной.

Главного врача Попов нашел в подсобке под лестницей. Высокий, статный мужчина в мятом, не первой свежести халате громогласно отчитывал старушонку за плохую уборку, а та, нарочно громыхая ведрами и швабрами, нехотя огрызалась. Чувствовалось, что сцена эта повторяется ежедневно и давно стала привычным ритуалом, не имеющим никакого отношения к санитарному состоянию помещения.

Представившись и предъявив удостоверение, Попов попросил проводить его к больному Когтеву. Они пошли по коридору первого этажа мимо лестницы, ведущей наверх.

— Он что, на первом? — с некоторым раздражением спросил Попов. — Леонид Семенович, мы же с вами договаривались, что обязательно на втором и в отдельной палате.

— Где я вам возьму отдельную? Она одна на всю больницу, и то не наша, а районного начальства.

— Какого начальства?

— Вы что, первый год замужем? Главы администрации, его заместителя и только ответственных работников.

— А что, там есть и безответственные? — горько пошутил Попов, размышляя над тем, что все его предосторожности, связанные с обеспечением безопасности Антона Когтева, лишь глас вопиющего в пустыне. Ему даже не хотелось отчитывать очередного приспособленца, из тех, что рядами и колоннами прошли мимо него за дни последнего следствия: главный агроном Анатолий Николаевич Задорный, старший следователь прокуратуры Виктор Ананьевич Смыслов. И этот главврач Леонид Семенович Яблонько. Все они главные и старшие, потому и выбились наверх из общих рядов, что неукоснительно блюли принцип умеренности и аккуратности. Не высовывались, когда над их головами проносились бури социальных невзгод, и не потупляли взора, умели оказаться на виду, когда приходила разнарядка на награды…