Кэтрин Стедман - Опасная находка

Мне плевать на свадьбу, главное, чтобы он был счастлив.

Найджел громко прочищает горло и кивает мне. Я включаю стоящую рядом со мной камеру и неловко встаю, словно мне предстоит приветствовать совершенно незнакомого человека. Забавно то, что Алексу, после всех наших телефонных разговоров, я воспринимаю как хорошую знакомую, хотя мы с ней ни разу не встречались.

Я вижу ее сквозь усиленную стальную сетку на окне двери, ее глаза — теплые, спокойные, серьезные. Она входит, глядя на меня из-под мягких прядей светлой челки. Я вижу ее открытое лицо. Бледно-голубую футболку с названием тюрьмы, штаны и шлепанцы, которые выглядят на ней так, словно это последний писк скандинавского шика. Словно она примерила новый наряд с показов лондонской недели моды. Минималистская роскошь. Алексе сорок два. Она смотрит на Найджела и ждет его кивка, прежде чем сесть на стул напротив меня. Я протягиваю руку через белую пропасть стола. Она пожимает мою ладонь и сдержанно улыбается.

— Алекса Фуллер, — говорит она.

— Эрин. Рада видеть тебя, Алекса. Большое спасибо, что пришла.

— Да, чудесно наконец увидеть, кому принадлежит этот голос, — говорит она, улыбаясь чуть шире.

Мы устраиваемся на стульях.

Я хочу сразу перейти к делу, но Алекса смотрит на Найджела. Его присутствие явно будет помехой.

— Найджел, я уже включила камеру. Запись идет, поэтому не могли бы вы не присутствовать на интервью? Я дам вам просмотреть записанное. Но прошу вас побыть по ту сторону двери.

О том, чтобы попросить Амала выйти во время интервью с Холли, я бы даже не подумала, но Алекса — самая безобидная из героев моего фильма. Найджел пожимает плечами. Я уверена, он в курсе истории Алексы и ее преступления. Он знает, что наедине с ней мне ничто не угрожает. Насколько будет безопасно встречаться с Холли и Эдди Бишопом вне стен тюрьмы, я не представляю. И думаю о том, оставят ли власти этих двоих без надзора.

Эдди запросил еще одно телефонное интервью. В субботу мне пришло электронное письмо из Пентонвилля. Не знаю, что именно он хочет обсудить. Надеюсь только, что он не передумает насчет съемок в следующем месяце. И надеюсь, что это не окажется очередной его игрой.

Найджел выходит, замок двери щелкает за ним, и только после этого я говорю:

— Спасибо, Алекса. Я действительно ценю то, что ты захотела участвовать в этом проекте. Мы уже обсуждали это по телефону, просто напомню: сегодня я записываю все, что будет здесь сказано. Если выйдет какая-то накладка или тебе не понравится, как ты выразила какую-то мысль, дай мне знать, и я спрошу тебя снова или переформулирую вопрос. Тебе не нужно пытаться играть на камеру или делать что-то специально для съемок. Не обращай внимания на камеру и общайся со мной. Как во время обычного разговора.

Она улыбается. Я сказала что-то забавное.

— У меня уже очень давно не было «обычных разговоров», Эрин. Так что, боюсь, тебе придется проявить снисходительность. Но я постараюсь. — Она хихикает.

Голос у нее глубокий и теплый. Забавно слышать его здесь после долгих телефонных разговоров. С начала проекта у нас состоялись три телефонных беседы, все вполне продуктивные. Я сумела избежать главных тем интервью, поскольку хотела, чтобы в первый раз она изложила свою историю целиком и на камеру. Я стремилась сохранить новизну рассказа. Конечно, я видела ее фотографии в деле, а также статьи в газетах и ту историю, которую Марк всего месяц назад читал, заглядывая мне через плечо, но это совсем другое. Она такая спокойная, такая уравновешенная. Те фото, что я видела, сделали во время ареста, четырнадцать лет назад, когда ей было двадцать восемь лет. Сейчас она каким-то образом стала еще красивее; тогда она была просто привлекательной, но теперь ее красота расцвела. Ее мягкие русые волосы собраны в низкий хвост, лежащий на шее, от природы смуглая кожа на носу и на лбу усыпана веснушками.

Упоминая об «обычных разговорах», она шутит лишь отчасти. Я вижу это по ее глазам. И улыбаюсь. Я понимаю, почему она согласилась на этот проект. Культурная ностальгия. Мне сложно представить, сколько таких людей, как Алекса, находится в Холлоуэе, учитывая ее происхождение. Мы принадлежим к разным поколениям, но при этом определенно происходим из одного племени.

— Тогда, наверное, стоит начать? Есть ли у тебя какие-то предварительные вопросы? — интересуюсь я.

— Нет, я готова к экспромту. — Она поправляет и без того идеально сидящую футболку и убирает пряди с глаз.

— Отлично. Тогда просто предупрежу тебя, что мои вопросы будут короткими, я составила их скорее для того, чтобы помочь тебе сосредоточиться на рассказе, а не направлять его в какую-то сторону. Я могу даже убрать себя из видео или позже наложить свой голос или изображение. Ладно. Давай начнем. Назови мне, пожалуйста, свое имя, возраст и приговор.

Я чувствую, как в кармане беззвучно вибрирует телефон. Марк. Возможно, хорошие новости. Может быть, даже о вакансии. Господи, очень надеюсь, что так и есть. Это мгновенно решило бы все наши проблемы. Вибрация резко обрывается. Либо звонок перенаправился на голосовую почту, либо Марк вспомнил, где я сегодня нахожусь. Чем я должна заниматься в это время.

Я снова сосредоточиваюсь на работе. Смотрю, как Алекса тихо вздыхает, и прекращаю думать о Марке, глядя, как тюремная комната словно растворяется вокруг нее.

— Меня зовут Алекса Фуллер. Мне сорок два года, и я провела здесь, в тюрьме Холлоуэй, четырнадцать лет своей жизни. Я была осуждена за оказание помощи в самоубийстве моей матери, Дон Фуллер. Она была смертельно больна. Рак поджелудочной железы. Меня приговорили к максимально возможному наказанию. — Она делает паузу. — К… максимальному сроку, который когда-либо давали за оказание помощи в самоубийстве. В тот год в прессе было очень много шума по поводу слишком мягких наказаний, много публикаций о том, что суды не рассматривают дела о помощи при совершении самоубийств. Провели расследование, в результате которого приняли решение о том, что королевская прокурорская служба в будущем должна придерживаться более строгого курса. Я же оказалась первой, кого судили после изменения правил. Решили, что подобные дела будут рассматриваться как преднамеренные убийства, даже если совершенно очевидно, что они таковыми не являлись.

Она замолкает на секунду, глядя мимо меня.

— Изначально мама хотела поехать в «Дигнитас» [15] Некоммерческая организация, в которой смертельно больные люди и люди с тяжелыми невыносимыми формами инвалидности получают возможность закончить жизнь посредством ассистированного суицида. , это в Швейцарии, но мы сказали, что все будет хорошо, она справится с болезнью. Ей было всего пятьдесят пять, и она проходила самую интенсивную из программ химиотерапии. Врачи были уверены, что в итоге болезнь удастся победить. Но у мамы случился инфаркт. После терапии ее состояние ухудшилось настолько, что она не перенесла бы перелет, но мне все равно не хотелось везти ее в Швейцарию. Мы с папой побывали в том центре, пока мама лежала в реанимации. Там было так холодно. Пусто и безлико, как в отельном номере на станции технического обслуживания. — Она прячет руки в рукавах футболки, прежде чем продолжить. — Я не могла представить ее там. Умирающей.