Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

Я спросил, зачем же она надела все эти украшения после того признания, которое сделала мне прошлой ночью.

— Знаешь, Скотти, эти драгоценности иногда разговаривают со мной по ночам. Я просыпаюсь и слышу, как в темноте из ящичка, где они лежат, доносится странный голос, повторяющий раз за разом: «Ты помнишь, когда ты нас получила? Помнишь?» и «Помнишь, сколько мы тебе стоили? Конечно, помнишь!» И так без конца, одно и то же. Порой кажется, что я схожу с ума.

— Понимаю. Но мы проведем вечер в городе. Не думаешь, что на тебе слишком много драгоценностей? — заметил я, когда сходили с корабля на берег.

— Мне кажется, было бы неосторожно оставлять их в каюте, пока будем отсутствовать, — ответила она.

— Почему не сдала их капитану на хранение?

— Я их брошу в воду, если хочешь. Все. До последней сережки. Сейчас.

Это была не шутка. Я задержал ее руку уже над водой.

Возможно, она даже не знала, почему так нарядилась. Может быть, этот жест вызов «Ему». Она хотела выглядеть еще лучше, чтобы понравиться другому мужчине.

Заплатив кучеру, мы попытались войти в здание. Помещение было забито людьми почти до тротуара. Некоторые даже пристроились у ложи, где разместился небольшой оркестрик. Я заметил арку над головами клиентов; бар должен находиться в той стороне.

Взяв спутницу за руку, пошел вперед, пробивая для нее коридор. С трудом нам удалось преодолеть первую группу людей. Затем вынуждены были задержаться перед толпой. В конце концов нам удалось добраться до стойки, и когда кто-то отошел, мы втиснулись вдвоем на одно место.

— Два виски, — заказал я.

Не нужно было даже поворачивать голову, чтобы поцеловать ее. Так я и сделал.

— Ты хорошо чувствуешь себя? — спросил.

Она опять подарила мне бесподобную улыбку.

— Когда твоя рука обнимает, когда рядом со мной твое плечо, я чувствую себя прекрасно и могу идти вот так всю жизнь, до самой смерти, — ответила она.

— Не говори больше о смерти, — прошептал я.

Меня иногда посещают странные мысли. Например, я с детства верил, что если повторять одно и то же слово, то оно, в конце концов, притягивается. Суеверие, от которого никак не могу избавиться.

Красивая и обаятельная, она всюду привлекала к себе внимание. Особенно торговцев. Мужчины проталкивались к ней в толпе, жужжали, как мухи вокруг цветка, и предлагали всевозможные вещи: парижские духи (расфасованные в Бруклине), хороший ресторанчик, где не задают нескромных вопросов, открытки, которые нельзя отправить домой. Но мы не слышали их, были изолированы в своем особом мире, созданном только для нас.

Она сделала глоток напитка, перевела дух и снова улыбнулась своей особой улыбкой.

— Будем надеяться, что мне станет веселее, — заметила.

Кто-то толкнул меня в спину, толчок передался и ей. В такой давке не сразу поймешь, от кого это исходило. Мы вместе повернули головы.

Перед нами стоял кубинец. В руках у него был старинный фотоаппарат на треноге.

— Сеньор и леди желают фото, чтобы показать друзьям по возвращении в Штаты? — спросил он.

— Никакого фото! — воскликнул я.

Ей же, напротив, идея понравилась. Может быть, по той же причине, которая заставила надеть все драгоценности.

— Я знаю, кто захотел бы иметь такую фотографию. А почему бы и нет? Да, сделайте. Прямо здесь.

Она обняла меня за шею и притянула поближе к себе. Потом прижалась своей щекой к моей.

— Так, — сказала она весело. — С большой любовью!

— Ш-ш-ш, — тихо проговорил я.

Мне никогда не приходило в голову, что девушка до такой степени ненавидит «Его». Я должен был догадаться раньше. Это откровение было приятно, я чувствовал себя счастливым человеком.

Не знаю, как кубинцу удалось убедить толпу отодвинуться от нас: наверное, многие не захотели попасть в кадр. Едва образовался кусочек свободного пространства, фотограф поставил треногу. Потом накрыл голову черной тряпкой, и спустя секунду из-под материи поднялась рука, держащая лампу-вспышку.

Мы застыли. В лампе вспыхнула магнезия, осветив все вокруг. В этот момент я почувствовал, как девушка вздрогнула. Не желая того, вздрогнул и я.

Некоторое время в воздухе еще оставался запах магнезии.

— Вот, фотография сделана, — сказал я.

Она продолжала прижиматься ко мне.

— Ну, ну, перестань, — смущенно проговорил я. — На нас же смотрят.

Краем глаза видел, что некоторые посетители бара посмеиваются, глядя в нашу сторону. Они, должно быть, думали, что мы слегка опьянели.

Девушка сказала мне тихо на ушко:

— Подожди, Скотти. Давай побудем так еще немного.

И подставила губы для поцелуя. Я поцеловал.

— Понимаю, что мы ведем себя легкомысленно, — прошептала она. — Но разве это имеет какое-нибудь значение? Сегодня такой хороший вечер.

Я не заметил, как ослабли ее объятья. Она вдруг обмякла, скользнула вниз и улеглась, скорчившись, у моих ног. На меня смотрели незнакомые люди. Я наклонился к девушке, ничего не понимая. Только что мы были вместе. Я не соображал, что произошло. Видел перед собой ноги, которые, будто барьер, окружали нас. Наверху, на галерее, оркестрик исполнял томную «Сибонею». Грустная мелодия разбивала сердце. Почти как на похоронах.

Девушка казалась красивой даже на полу. Тень от стойки падала на нее, как в спокойные сумерки. Я попытался взять спутницу на руки, но она сделала слабый жест рукой, останавливая меня.

— Оставь как есть, у нас мало времени.

Я опустился и положил ее голову себе на колени.

— Сейчас я должна уйти в темноту, — прошептала она. — Знаешь, терпеть не могу темноту…

Она потянулась ко мне губами, но нам не удалось поцеловаться из-за толкотни.

— Скотти, — попросила девушка, задыхаясь, — допей мой напиток. Он еще там. И разбей бокал. Я так хочу. И, Скотти… дай мне знать, как вышло наше фото…

Ее подбородок упал на грудь. Я окаменел. Остался один.

Взяв девушку на руки, поднялся и посмотрел вокруг. Я не знал, куда идти. Не понимал, почему должен куда-то идти.

Кто-то указал мне рукой на пол, и я посмотрел вниз. Увидел, как из-под нее, неторопливо и будто нехотя, одна за одной, появлялись и падали красные капельки; такие маленькие, что не были видны в полете и обнаруживались лишь когда касались земли, создавая причудливые рисунки, напоминающие крошечных морских звезд на морском берегу. Что-то торчало у девушки сбоку, похожее на большую брошь или пряжку от пояса. Но для пряжки предмет слишком сильно выступал. Я присмотрелся. Это был небольшой предмет из нефрита, и он слегка вибрировал. Но не потому, что отзывался на ритм дыхания девушки, а потому, что дрожали мои руки, поддерживавшие бездыханное тело.

Предмет был знаком мне. Это вырезанная из нефрита обезьянка, сидящая на корточках и прикрывающая руками глаза. Я сделал попытку вспомнить, где ее видел, но тут же понял, что там, где она и находилась. Я сжал рукой обезьянку и потянул ее. Это было похоже на безумный кошмар. Казалось, я вместе с этим предметом извлекал из девушки жизнь, высасывал ее плоть, внутренности…