Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

Я больше ничего не понимал.

— Может быть, его вытащили из кармана в коляске или в том месте, где мы обедали? Это было в «Сан-Суси». Мы там станцевали пару румб. Может быть, он выпал там. Откуда мне знать? Карман не очень глубокий…

Когда мои слова перевели, они вызвали хохот у полицейских. Один из них приложил растопыренные пальцы к кончику носа; жест, который имел одинаковое значение в нескольких языках.

Акоста снова повернулся ко мне.

— Значит, кинжал сам развязался, освободился от обертки, и потом его вытащили. В общем, он «сменил кожу», как змея, оставив в вашем кармане бумагу и резинки. Когда вы пришли сюда, бумага с резинками сама упала на землю! Тем временем была выдана квитанция на другой кинжал. Оказывается, продавцы выдают квитанции, чтобы описать предмет, который мы не покупаем. И чтобы описать не тот предмет, который мы покупаем.

Я сделал попытку прервать его, но он спокойно продолжал:

— Значит, в квитанции говорится о другом кинжале? И этот другой таинственным образом появляется здесь, в баре «Слоппи Джо», чтобы соответствовать квитанции, которая у вас в кармане. Он преданно следует за вами, может быть, потому, что притягивается магнетической силой, которая исходит от вас, а? Итак, кинжал, вместе с квитанцией, в которой он описан, вылетает из лавки, следует за вами и падает здесь, у ваших ног. Предварительно побывав в боку вашей дамы. — Акоста повертел руками, как при спиритическом сеансе. — И вы хотите попотчевать нас этой историей? Думаете, если вы на Кубе, то можете делать из нас дураков? Какое же у вас мнение о нашей полиции?

— Действительно, ситуация запутанная, — проговорил я смущенно. — Но вот что непонятно: если я хотел убить Еву Роман, почему мы пришли в многолюдное место? Ведь до того, как прибыть сюда, мы катались в коляске одни. Однажды даже остановились. Сидели и смотрели на порт. А кучер в это время сошел размять ноги. Почему я не убил ее там? Почему не воспользовался удобным случаем?

Акоста и здесь нашел ответ. Его возражения и быстрота, с которой он реагировал, убеждали!

— Потому, что толпа — лучшая защита. Больше людей — легче спрятаться. Если бы вы убили даму, оставшись с ней наедине, то не могло быть сомнений в вашей вине. Убийцей, в таком случае, были бы вы и никто другой. Здесь же, при таком скоплении людей, у вас большая вероятность заставить нас думать, что убийца не вы, а кто-то другой. Как вы и поступаете в действительности.

— Но Еву убил кто-то другой! — с горячностью настаивал я.

— Я продемонстрирую вам, что это не мог быть кто-то другой.

Держу пари, последний раз он так веселился после очередного повышения по службе!

— Более того, вы сами мне это продемонстрируете, ответив на три вопроса, — продолжал Акоста и показал три пальца. — С какого времени миссис Роман находилась в Гаване?

Это я уже говорил. К чему повторять вопрос?

— Она сошла с парохода вместе со мной сегодня вечером немного ранее шести.

Акоста загнул один палец.

— Четыре часа тому назад. — Он приблизился ко мне. — И она никогда не бывала здесь?

Я вынужден был правдиво отвечать на этот вопрос, так как полицейский мог в считанное время проверить мои слова.

— Никто из нас никогда здесь не бывал, — ответил я.

Второй палец загнулся. Акоста вынудил меня прижаться спиной к стойке бара.

— Она знала здесь кого-нибудь? Может быть, у нее было рекомендательное письмо, и таким образом, хоть кто-то мог знать о пребывании миссис Роман в этом городе?

— Нет, — признался я. — Она здесь никого не знала. Именно поэтому мы и приехали сюда.

Казалось, правда отворачивается от меня.

Третий палец загнулся. Это означало, что теперь уже Акоста держал меня зажатым в кулаке.

— Вот ваши ответы. И после этого вы продолжаете утверждать, что она была убита кем-то другим? В городе, где она никогда не была? Более того, убита ножом из вашего кармана.

«Все сводится к кинжалу», — подумал я в растерянности.

Полицейские готовились унести Еву. Я видел, что они снимали с нее кольца, браслеты и другие драгоценности. Мне было непонятно только, почему приступили к этому здесь, а не в морге. Или в том месте, куда они собирались ее отвезти.

Весь блеск, все сверкание исчезали с шеи, ушей и рук моей Евы. Теперь драгоценности вернутся назад, «к Нему». Она не оставила их там, потому что они были слишком ценные для нее. Гораздо ценнее суммы, которую заплатила за них при покупке. Ева рассказывала мне, что драгоценности разговаривают с ней по ночам и не дают уснуть. Даже когда она прятала их в шкатулку и убирала прочь, они не молчали. Она слышала, как драгоценности тихо шепчут в темноте. Это началось после того, как Ева познакомилась со мной. И вот драгоценности здесь, а ее больше нет. Это только белое платье, разложенное на три сидения, такое ровное, застывшее, неподвижное.

В воздухе витал запах ее духов, но Евы уже не было. Это все, что сохранилось от нее. И еще моя бедная, неуклюжая любовь.

Полицейские сложили драгоценности в большой платок, связали вместе четыре узла и бросили Акосте, как будто это был пакет с овощами. Потом они взяли Еву. Это было началом длинного путешествия, которое ей предстоит совершить одной. Я сделал попытку сопровождать тело, по крайней мере, до похоронного фургона, но полицейские не разрешили. Я вспомнил, как Ева говорила, что ей не нравится темнота. Бедная ты моя! Теперь ты должна уйти туда, где нет ничего, кроме одиночества и мрака. Я стоял неподвижно и смотрел на свою любовь в последний раз.

И вот она исчезла в черной ночи Гаваны, без бриллиантов, без любви и сновидений.

Не знаю, сколько минут прошло после этого. Наверное, немного, но мне показалось это бесконечностью — слишком медленно и пусто текли они. Мне что-то сказали, я плохо расслышал.

— Оставьте меня в покое! — глухо проговорил я.

Почувствовал, как тяжелая рука легла на плечо.

— Аделанте! — что означало «пошевеливайся!». — Вы арестованы по подозрению в убийстве.

Китайский квартал Гаваны старался грохотом и давкой компенсировать свою относительную малость. Китайские кварталы наших северных городов, казалось, населены призраками, даже если люди и толпятся. Этот же квартал был настоящим муравейником. Я никогда не видел ничего подобного.

Полицейский автомобиль, где я сидел на заднем сидении между Акостой и другим блюстителям порядка, вынужден был продвигаться со скоростью человеческого шага по гудящей, переполненной людьми улице. Может быть, мы бы шли быстрее, но законники, конечно, думали, что машина с яркой надписью и полицейским за рулем еще выше поднимет престиж полиции. Водитель рулил одной рукой, а второй непрестанно нажимал на клаксон.

Мы и на метр не могли продвинуться без этого звучного аккомпанемента, который еще больше увеличивал окружающий шум. Этого было достаточно, чтобы расшатать нервы, но я старался не обращать внимания на суматоху.