Иван Василенко - Конец фирмы Беняева [Записки следователя]

— Есть идея, — предложил я Войному. — Давайте-ка мы проверим тех, кто переехал на жительство в Чаплино из села Грабки Синельниковского района. Сторож не знал ведь точной фамилии.

— Можно, — быстро согласился Войный. — Сейчас же займусь.

Немного погодя он вошел ко мне сияющим.

— Нашел родственничка. Фамилия его не Норенко, а Здоровский, и проживает он по улице Коцюбинского, тридцать семь. Оплята и Василевский еще не дошли до него.

— Значит, сообщение Пархоменко не бесполезно? — перебил я Войного.

— Да, кроме этого… — Войный запнулся. — Лучше пусть он сам, — жестом руки указал на дверь. — Здоровский тут, я приглашу его.

Вошел мужчина преклонного возраста, страдающий одышкой.

— Напугали меня до смерти, — начал он с порога. — Никак не отдышусь… Был, был у нас Анатолий тридцать первого декабря. Вечерком. И не сам, а с приятелем. Такой толстый здоровяк, круглолицый. Поставили на стол бутылку водки, попросили стакан. Хозяйка моя, конечно, нарезала сала, внесла помидорчиков. Я, знаете, водки в рот не беру, так они сами. Выпили, закусили. С полчаса не побыли. Анатолий спешил домой. Жена ему дала гостинцев — конфет детям и шалевый платочек для его жены. Вот и все.

Здоровский вытер вспотевшее лицо, сложил носовой платок вчетверо, сунул его в карман. Потом лишь медленно спросил:

— А что с ним? Что-то случилось?

— Ушел от вас и домой не вернулся, — объяснил ему Войный.

— А мужчины, что с ним был… тоже нет? — поинтересовался старик.

— Ищем обоих, — ответил я. — А мужчину, с которым был Анатолий, вы раньше не встречали?

— Нет, не встречал, — покачал головой Здоровский.

Старик больше нам ничего не сказал, тяжело поднялся со стула и ушел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Опять ниточка оборвалась! — занервничал Войный. — Обидно же, черт возьми!

— Мне думается, Степан Павлович, есть необходимость проверить поселок Чаплинский. Толстяк проживает где-то рядом.

— Поехали! — коротко согласился Войный.

Слабость Войного состояла в том, что он, когда дело заходило в тупик, всегда соглашался с любым моим предложением.

Поселок уже готовился ко сну, когда наши сани остановились возле поссовета. К нашему сожалению, председателя в поссовете не оказалось, и, удрученные этим, мы решили покурить на свежем морозном воздухе. Только вышли на улицу, а нам навстречу идет несколько мужчин, и среди них один будто бы сошел с рисунка Пархоменко.

— Вас можно на минуточку? — обратился к нему Войный.

— Пожалуйста. Можно и на две, — усмехнулся тот.

Мы зашли в поссовет, познакомились. Чмель Семен Ильич, живет здесь, в Чаплинском, работает в колхозе.

— Знаете ли вы Манжулу Анатолия? — спросил я.

— Да, — ответил Чмель коротко.

— Где же Анатолий? — спросил его Войный.

— Как где? — удивился Чмель. — Уехал домой!

— Когда?

— Да на второй же день. Жена так сказала. Мы хорошо встретили у нас Новый год, правда, я напился до чертиков и не помню даже, когда уснул. Проснулся, его уже не было. Спросил жену, а она не в духе: «Уехал твой, чтоб его больше здесь не было!»

— Видите ли, — обратился я к Чмелю, — дело в том, что Манжула от вас до сих пор не вернулся домой, и мы его ищем.

— Ну и ну! Нет, вы меня на прицел не берите! У вас против меня никаких улик нет и быть не может. — выпалил мне в ответ Чмель.

— Уже прошел обучение? — вмешался в разговор Войный.

— Да, прошел, — ощетинился Чмель. — Бывал уже в тех местах! Не застращаете! Мокрое дело мне не пришьете! Ну, чего уставились? Пил с ним! Домой привел! А куда он девался — это уж, извините, не мое дело.

— За что сидели? — спросил я.

— Губы одному расквасил и получил годок. Отсидел, сделал выводы: больше и пальцем никого не трону. Слово себе дал, — с достоинством произнес Чмель.

— Ваша жена дома? — спросил его Войный.

— Нет! — покачал головой Чмель. — Уехала с детьми на целых две недели к матери в Днепропетровск.

— Придется все-таки сделать у вас обыск, — сказал я Чмелю, а Войному жестом дал понять, чтобы организовал понятых.

— А ордер у вас есть? — спросил дорогой Чмель.

— Не ордер, а постановление, — объяснил я.

— И санкция прокурора? — домогался Чмель.

Войный разъяснил ему, что следователь имеет право в случае необходимости произвести обыск и без санкции прокурора. Закон разрешает.

В квартире Чмеля я огласил понятым и хозяину постановление на обыск, но хозяин категорически отказался подписывать его.

Во время обыска в кухне понятая Цыбуля шепнула мне на ухо:

— Утром первого января жена его стирала дорожку и белила в кухне. Тут есть что-то неладное.

Это заявление нас насторожило. Внимательно просматривая все вещи, я вскоре обнаружил в самом подпечье рулон обоев, на которых засохли брызги крови.

— Жинка курицу резала, — вздрогнул Чмель. — Под Новый год.

Немного погодя мы обнаружили в комнате шалевый платок. Расцветкой он был похож на тот, о котором упоминал Здоровский.

Продолжая обыск, я мысленно представил картину: по пьяной лавочке затеяли драку. Разгорячились, вошли во вкус… Дорожку после всего постирали, выбелили кухню… Труп спрятали. Остался платок и следы крови на рулоне обоев. Жена с детьми уехала… Так или не так? — А что не так? Не так просто убить среди белого дня, зарыть труп зимой тайком. Это почти невозможно. А если бросили в реку? Далеко же, не пронесешь такое расстояние… Нет, сдерживала меня интуиция, нельзя спешить с выводами.

Пришлось еще раз пригласить Чмеля в поссовет. Он как-то сник, уже не петушился, плечи его опустились, словно он нес на себе тяжелый груз.

— Неужели я его… Не помню… Ничего не помню, — со вздохом произнес он и подтвердил свои показания снова, подробно рассказав о том, что 31 декабря он на станции Синельниково встретился с Анатолием Манжулой, которого знал хорошо по службе в армии. Сели в поезд. Доехали до станции Чаплино. Купили бутылку водки. Решили по обычаю выпить за здоровье. Зашли к родственнику Анатолия. Потом он пригласил Манжулу к себе домой встречать Новый год. Анатолий еще сидел за столом, когда он завалился спать. Утром жена уехала…

Чмель сделал паузу, поднял голову и добавил:

— Делала ли она побелку в кухне — хоть убейте, не знаю.

Послали мы Опляту в Днепропетровск, чтобы привез жену Чмеля, а сами вместе с Чмелем вернулись в Чаплино.

Я никак не мог на чем-то сосредоточиться, лицо Чмеля, серей золы, не выходило у меня из памяти.

Допрашивая его снова, я глаз не мог оторвать от бурого пятнышка на его рукаве. «Неужели он убил Манжулу?» — стучало в голове, щемило в сердце.

Поговорил я и с председателем поссовета. Этот человек мне понравился: большелобый, с острым подбородком, глаза серые, внимательные, и в них постоянно искрится такая ласковая теплинка. Зиновий Макарович — так звали председателя — на мой вопрос рассудительно ответил: