Вячеслав Бондаренко - Ликвидация

Он обреченно взмахнул рукой. И две гранаты покатились под ноги Гоцману и Кречетову. А Чекан, съежившись, ужом скользнул по битым кирпичам, и его спина мелькнула в черном отверстии лаза…

Все оцепенели.

И только водитель Васька Соболь, с неожиданной силой отпихнув офицеров в сторону, рухнул всем телом на гранаты, сгребая их под живот своей изуродованной на фронте культей, и, зажмурив глаза, закричал жалобно, по-детски беспомощно…

Ремонт закончили уже в темноте. На этот раз работали молча, без шуток и разговоров. Все помнили, что еще вчера здесь, во дворе, возился с закопченной кроватью Васька Соболь, весело мычавший себе под нос какой-то мотивчик…

Кречетов расстарался и выпросил в КЭЧ полуторку, так что Норины вещи — трельяж, швейную машинку, платяной шкаф, кровать, — перевезли за один раз. Пока Нора мыла в комнате пол, Якименко сбегал в коммерческий. Давид нарезал крупными ломтями колбасу, открыл несколько банок рыбных консервов. Оглядел людей, собравшихся за столом. Пришли все, даже Омельянчук не поехал сегодня в больницу к жене, не хватало только Арсенина да… Васьки Соболя.

Гоцман разлил водку по стаканам, один накрыл куском хлеба.

— Вот такое у нас новоселье… — отрешенно произнес он, не глядя на молчавшую Нору. — Ладно… Давайте помянем ефрейтора Василия Соболева, пусть будет земля ему пухом. Если б не он, не сидеть бы сейчас за этим столом ни мне, ни Виталию… Не будет у нас теперь такого водителя уже никогда. Может, другие придут, тоже хорошие парни, а вот Васьки нашего дорогого уже не будет…

— Представить его надо бы посмертно… — хмуро предложил Кречетов.

— Я сам займусь, — так же хмуро отозвался Омельянчук. — Только Ваське это уже ни к чему будет…

Помянули погибшего капитана и солдата из его роты. Засиживаться не стали — в одиннадцать Давид погнал всех по домам:

— Слушай мой боевой приказ — всем сегодня отдыхать, понятно?.. Спать на полную катушку. Особенно касается тебя, Михал Михалыч, с твоей больной головой. По возможности стараться выспаться на неделю вперед… А за помощь в переселении — спасибо. Тебе, Виталий, за грузовик — отдельное… Вы, Андрей Остапыч, как старший по званию можете моего приказа, ясное дело, не слушать.

— Да нет уж, — тяжело вздохнул начальник УГРО, поднимаясь из-за стола, — умный приказ и послушать приятно… Спокойной ночи, Давид. Спокойной ночи, Нора. Очень радостно было познакомиться с вами…

У входа в УГРО прогревал двигатель серый запыленный «Опель-Адмирал». Опергруппа топталась рядом, ожидая появления Гоцмана.

— Прыгайте, Давид Маркович. — Леха Якименко с преувеличенным почтением распахнул перед возникшим из дверей начальником переднюю дверцу.

Гоцман машинально заглянул в машину и увидел на привычном Васькином месте рослого красивого парня с живыми и здоровыми обеими руками и двумя знаками на новенькой гимнастерке — «Гвардия» и «Отличник РККА». И снова все вспомнил.

— Гвардии сержант Костюченко! — бодро выкрикнул парень, выскочив из автомобиля и вытянувшись по стойке «смирно».

Гоцман тяжело взглянул на Якименко, тот вздохнул и отвернулся.

— Зовут как?

— Сергеем!

— Садись, Сережа, сейчас поедем… Шо у нас? — обернулся Давид к Якименко.

— Сосед соседу голову отрезал.

— Прямо отрезал? — без особого интереса переспросил Гоцман.

— Так участковый доложил. Ножом.

Давид окинул взглядом свою команду — Тишака, Черноуцану, Якименко.

— Приказ мой вчерашний выполнили?

— Так точно, товарищ подполковник, — улыбнулся Леха, — отоспались на неделю вперед…

— А Арсенин где?

— Не появлялся, — пожал плечами Якименко.

— А Кречетов?

— В военную прокуратуру вызвали.

—– Угу, — пробурчал Давид. — Тишак, останься… И найди мне Арсенина. Из-под земли найди, понял?

— Так точно, — щелкнул стоптанными каблуками лейтенант.

— Може, запил? — со знанием дела предположил Якименко. — Ну, из-за рапорта…

Гоцман только взглянул на него, но промолчал…

«Опель» тронулся и побежал по пыльным одесским улицам. Мелькали скособоченные деревянные бараки, развешанное для просушки белье, импровизированные базарчики, откуда ветер доносил запахи фруктов и цветов. Невдалеке тяжко ухала чугунная «баба», добивая остатки полуразрушенного в войну дома.

— Извините, я не знаю ваше звание… — внезапно обратился к Гоцману новый водитель.

Давид, погруженный в невеселые мысли, вздрогнул, недобро взглянул на парня:

— Подполковник милиции. И?..

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

— Уже обратился, — еще менее доброжелательно ответил Гоцман.

— Я, понимаете, товарищ подполковник, эту машину принимал сегодня, — словоохотливо начал парень, — и говорю механику: почему не вымыта? А он на меня смотрит, извините, как солдат на вошь…

Якименко и Черноуцану на заднем сиденье прервали разговор, прислушались. Гоцман сидел, отвернувшись к окну.

— Где, говорю, прежний водитель? — продолжал Костюченко. — Почему машину сдал в таком состоянии?.. Товарищ подполковник, я пять минут его спрашивал! Пять минут!.. А он развернулся и в итоге ушел!

— А тебе, значит, приспичило, шоб помыли? — пробурчал Гоцман.

— Так положено же! Прежний водитель должен сдать машину в надлежащем виде. Я…

— Тормози, — неожиданно перебил его Гоцман. «Опель» плавно замедлил ход, замер у тротуара.

— Товарищ подполковник, я что-то не так?..

Гоцман, не отвечая, выскочил из машины и, подняв переднее сиденье, порылся в ящике. Вынул груду замасленной ветоши.

— Ты в войну где прохлаждался?

— Я воевал, товарищ подполковник! — Лицо гвардии сержанта вспыхнуло. — На Втором Белорусском, до Одера дошел!..

— Запомни, суровый воин! — перебивая его, повысил голос Гоцман. — Каждое утро ты будешь драить машину до кошачьего блеску! Сам! Вот этими самыми личными руками!.. — Он зло пихнул водителю в руки ком ветоши и уселся обратно в машину, грохнув дверцей.

— Так точно, товарищ подполковник! — погасшим голосом отозвался Костюченко, заводя мотор. — Я все понял!..

Тронулись. Минуты две ехали молча. Остановились, пропуская трамвай, перегруженный 17-й номер, шедший на пляж Аркадии. На «колбасе» прицепного вагона помещалось десятка два предприимчивых одесситов. Кондукторша, высунувшись из открытого окна, орала на них на чем свет стоит.

— Второй Белорусский? — неожиданно спросил Гоцман.

— Так точно! — вздрогнув, отозвался водитель.

— За полковника Шамина не слышал?

— Так точно, слышал! Был такой… ворюга… То есть говорили такое, что ворюга, — поспешно поправился водитель, напряженно косясь на начальство. — Но его оправдали. В «Красной Звезде» даже заметка была…