Вячеслав Бондаренко - Ликвидация

Написанная четким разборчивым почерком «Боевая характеристика». «Тов. Кречетов показал себя хорошо знающим военно-юридическое дело. В исполнении служебных обязанностей настойчив, энергичен и инициативен. Требователен к себе и своим подчиненным. Дисциплинирован.

Свой большой практический опыт в работе неуклонно передает подчиненным. Над повышением своих знаний работает. Политически грамотен, морально устойчив. Вывод: занимаемой должности соответствует». Подпись: военный следователь военной прокуратуры Второго Белорусского фронта майор юстиции Каденский.

Аттестация… Почерк уже другой, но песня та же. «Делу партии Ленина — Сталина и Социалистической Родине предан, политически и морально устойчив. Бдителен. Военную тайну хранить умеет. Политическая подготовка отличная, тактическая отличная, техническая отличная… В службе четкий и исполнительный, совестен и трудолюбив. Всегда подтянут. По характеру спокойный, рассудительный. Дисциплинирован. В сложной обстановке быстро принимает нужное решение. Инициативный, решительный, находчивый. С массами и комсомольской организацией связан. С активами работать умеет. Физически здоров, бодр, вынослив». Эту бумагу подписал военный следователь прокуратуры 48-й армии майор юстиции Бурдаев…

Рядом лежали аккуратно сделанные копии других документов Кречетова — расчетной книжки, заполненная им послужная карта, оценочный лист (тактическая, огневая и строевая подготовка, топография, знание устава — одни пятерки), автобиографии.

Гоцман аккуратно развернул сложенный вдвое лист, украшенный поверху красными знаменами и профилем Сталина, а понизу — сложным орнаментом из звезд, пушек и самоходок. «Вам, доблестному воину Красной армии, участнику боев с немецко-фашистскими захватчиками, сражавшемуся в рядах войск 2-го Белорусского фронта, неоднократно отмеченных благодарственными приказами Верховного Главнокомандующего Генералиссимуса Советского Союза товарища СТАЛИНА Военный совет фронта вручает это благодарственное письмо, как память о Великой Отечественной войне. Желаем Вам доброго здоровья и новых успехов в Вашей дальнейшей службе на благо нашей Великой Социалистической Родины». Подписи: Рокоссовский, Субботин, Боголюбов. 10 августа 1945 года.

— Ну как? — окликнул Чусов, принимая из рук вошедшего дежурного лейтенанта дымящийся кофейник. — Впечатляет, правда?

— Впечатляет, — кивнул Гоцман, возвращая папку полковнику. — Особенно академия, которую он закончил…

Чусов, усмехнувшись, разлил кофе по чашкам, поставил одну перед Давидом, взял у него из рук папку:

— Ну, ты, наверное, понял, что эти документы имеют довольно-таки мало общего с реальностью. Разве что года эдак до тридцать восьмого. А потом… потом у него был совсем другой послужной список. И другие звания… в другом ведомстве. А теперь садись и рассказывай…

Щурясь на утреннее солнце и мурлыча под нос песенку, на крыльцо дома вышел с тазом, полным мыльной воды, Штехель. И в ту же минуту на его горло легла стальная рука Чекана.

— Где Ида?

— Живой?! — изображая радость, промычал Штехель. — А мы уж думали, что…

— ГДЕ ИДА?!

Корчась от боли, Штехель мотнул головой на дом. Руки его разжались, и грязная вода из таза водопадом хлынула прямо на ноги…

Когда Чекан вошел в полутемную, несмотря на утро, комнату, Ида стояла у окна. Но, заслышав его шаги, резко обернулась. Ее закаменевшее лицо вспыхнуло, ожило, стало женственным и мягким.

— Умойся и садись… Уже остыло. — Она споро, аккуратно распеленала закутанную в одеяло кастрюлю с борщом.

Все так, как будто они расставались на какой-то час, словно он ходил на рынок за продуктами… Чекан молча сел на лавку, стащил пыльные сапоги, босиком прошлепал к умывальнику. Ида подала ему чистое полотенце. Он несколькими сильными движениями согнал остатки воды с лица и волос, осмотрел рану на руке.

— Все еще болит? — встрепенулась Ида.

— Нет. Раны болят только у слабых…

— Когда мы уезжаем?

Чекан, помрачнев, взял ложку, сел к столу.

— Недели через две. Может, раньше… Я должен здесь закончить кое-что.

— Ты кому-то что-то должен? — весело удивилась Ида. Она сидела напротив Чекана, подперев щеку кулаком, и с удовольствием смотрела, как он ест.

— Да, — кивнул Чекан, — теперь должен… Если бы я не согласился, они пристрелили бы тебя в этих развалинах… Я дал слово.

Ида молча отвернулась к занавешенному окну. Чекан устало хлебал борщ, аккуратно подставляя под ложку кусок хлеба. Он не сразу заметил, что настроение женщины изменилось.

— Ты что?..

— Никогда мы отсюда не уедем, — тихо, не оборачиваясь, произнесла Ида.

У проходной УГРО негромко толковали между собой осунувшийся, небритый Якименко и дежурный лейтенант. Завидев Гоцмана, оба замолчали, лейтенант вытянулся, козыряя.

— Сколько задержанных? — кивнул в ответ Гоцман.

— Было девятнадцать. Сейчас еще четверых привезли…

— Ну так допрашивай…

— Может, отпустим, Давид Маркович? — умоляющим тоном произнес Якименко. Его усы обиженно встопорщились. — Ну сколько ж можно?..

— Допрашивай! — жестко перебил Давид. — И оформляй протоколы… Все по закону.

— Та шо я, железный?.. Всю ночь — и опять?!

— А остальные где?

— Тишака вы сами отправили, Довжик на опознании, Кречетова в прокуратуру вызвали… Я один, как шило в заднице!

Вдали скрипнула дверь одного из кабинетов. Из недр архива появился Саня в штатском, с пачкой бумаг в руках. Вместе с начальником архива он двинулся в глубь здания.

— А Саня шо вдруг прохлаждается? — ткнул в него пальцем Гоцман. — А?.. Саня!..

Рыжий веснушчатый Саня обернулся на его оклик, но не остановился, не вытянулся, не поприветствовал начальство. Только побледнел как-то нехорошо.

— Опять не понял… — Гоцман даже не возмутился от удивления. — Да шо у нас за карусель тут с раннего утра?!

Он нагнал Саню в конце коридора, взял за рукав.

— Товарищ младший лейтенант, я шо, в негромком голосе сегодня?.. — Он заметил зажатый в руке Сани серый бланк. — Это шо у тебя?

— «Бегунок», Давид Маркович, — еле слышно проговорил Саня. — Увольняюсь я.

— А-а… — поперхнулся от изумления Гоцман. — Ну да… С чего, к примеру?

Саня молчал, глядя в сторону. Майор, начальник архива, нервно поправил очки и тактично скрылся в туалете.

— Давид Маркович, вчера Кольку убили… брата моего… Застрелили на Короленко. У музея.

Гоцман гулко сглотнул, осторожно коснулся плеча Сани:

— Саня… он бандит был…

Саня, не удержавшись, всхлипнул.

— Отец сказал — не уволишься, из дома выгоню, прокляну…

— Передай отцу… мы найдем их…

— Что искать? — перебил Саня. — Еще вчера нашли. И отпустили. Сегодня снова привезли… Все, Давид Маркович. Мне еще пять подписей надо поставить. Так что… На похороны нужно успеть… Сегодня всех хоронят…