Вячеслав Бондаренко - Ликвидация

— Нерационально, товарищ Маршал Советского Союза, — мягко, но непреклонно качнул головой Чусов.

Глаза Жукова расширились и побелели.

— Что-о-о?!.. Ты хоть понимаешь, какую ты ответственность берешь на себя?!

— Понимаю, товарищ Маршал Советского Союза. Но повторяю, арестовывать сейчас — нерационально. Хотя риск есть, согласен…

— Риск?!

Жуков вскочил, как подброшенный, крупно шагнул вплотную к Чусову. На крутом лбу маршала набухли вены. Казалось, он сейчас бросится на полковника с кулаками.

И так же неожиданно он вздохнул, разжимая пальцы, и… весело подмигнул Чусову.

— Это не риск, полковник. Если обосремся, головы свернут. Тебе Абакумов — в любом случае, ну, и мне… — Он перевел взгляд на портрет Сталина над столом.

— Я понимаю, товарищ Маршал Советского Союза, — сдержанно отозвался Чусов, проследив взгляд командующего.

Жуков устало расстегнул верхнюю пуговицу кителя.

— Ну а раз понимаешь, тогда объясняй, что рационально, а что — нерационально… Ф-фу, ну и жарища сегодня. Парит, как перед грозой… Будешь боржом?

— Ну, Тонюш… Чем на этот раз-то не угодил? — весело и виновато протянул Кречетов, делая попытку обнять Тоню.

Но она уклонилась, змейкой выскользнула из его рук. Опустилась на вертящийся стул перед гримерным столиком и взглянула на себя в большое мутноватое зеркало. Оно всегда стройнило Тоню, но сейчас ей показалось, что выглядит она отвратительно…

— За мной сейчас Наташка зайдет, — объяснила она, взглянув на Виталия в зеркале. — Хотели посекретничать.

— «Женский день» по расписанию? — усмехнулся майор. — Понял, не буду мешать… Когда освободишься?

— Я недолго.

— Буду дома. И советую поторопиться, у нас на ужин будет что-то очень-очень вкусное…

Кречетов поцеловал ее в макушку. Дверь за ним закрылась. Тоня некоторое время сидела неподвижно, с ненавистью глядя на свое отражение, потом тяжело поднялась и стала переодеваться.

Наташа, единственная знакомая, которую она от чистого сердца могла назвать подругой, ждала ее у входа в театр, вяло отвечая на любезности молоденького постового милиционера. Поцеловавшись, подруги решительно отказались от предложения постового проводить их до дому, потому что, дескать, в последнее время в городе неспокойно, тем более барышни такие нежные и хрупкие… В этом месте его монолога Наташа, комиссованная по беременности в звании старшего лейтенанта авиации, железным голосом напомнила постовому, что именно ждет его за оставление вверенного ему поста, после чего похлопала обалдевшего милиционера по синему погону, попросила впредь не забывать о существовании устава караульной службы и пожелала спокойной ночи.

Подруги медленно двинулись по улице Ленина. Духота, навалившаяся на спящий город, была почти осязаемой. На углу, в изнеможении отвалившись на козлы своих потрепанных пролеток и прикрыв лица шляпами, спали извозчики. На ступеньках, ведущих в винный подвальчик-бадегу, лежал, вытянув руки, так и не добравшийся до дому любитель алкоголя. Было слышно, как с третьего этажа радио приглушенно грянуло «Союз нерушимый республик свободных…» — значит, наступила полночь.

— Видела твоего, — с ухмылкой произнесла Наташа, не глядя на Тоню.

— Я тоже видела… Он же заходил в театр.

— Да нет… Не сегодня.

— А когда? — вскинула брови Тоня. Наташа помолчала.

— На днях. Тоже ночью. У Юрки животик разболелся, он плакал… Я с чайником иду мимо окна, смотрю, — походка знакомая… А он… почесал мимо, да торопливо так, сразу видно — спешил. И — в штатском…

— По службе, наверное, — неуверенно произнесла Тоня, чувствуя, как внутри у нее все леденеет и цепенеет. — Он же часто выполняет всякие… секретные поручения…

Наташа взглянула на нее, не скрывая иронии:

— Ох, Тонька, Тонька… Вот смотрю на тебя и думаю: сколько ж тебе лет, двадцать пять или пятнадцать? Или пять?..

Тоня молчала.

— Ну, вспомни Георгия, — продолжала Наташа, — как все начиналось и как закончилось. Вспомни Володю с его букетом московских адресов и телефонов… Все они такие, Тонька, все, понимаешь?.. Тем более сейчас, когда баб одиноких навалом, а их — наперечет. Так что я даже удивляюсь, что этот балда на ступеньках валяется… — Она брезгливо кивнула в сторону храпящего у входа в бадегу пьяницы. — Живой, руки-ноги есть — чего еще надо?.. А что служба важная и… секретные поручения, так это ясное дело. Лишний повод из дома смыться. А секреты в том состоят, что где-нибудь с рук покупается отрез на платье… или еще что. — Наташа на мгновение смолкла, потом продолжила: — Ты извини, что я тебе все это… вот так говорю. По своей дурной армейской привычке не откладывать в долгий ящик, потому что завтра может быть поздно… Просто знай. Выводы сделаешь уже сама…

— Неужели… они… все… такие?.. — медленно, будто в бреду, произнесла Тонечка и вдруг повернулась к Наташе: — А твой Дима?

Лицо Наташи дрогнуло. Между бровями обозначилась резкая горестная складка.

— Ну… Димка был вообще… уникальный. Из другого мира. Я всегда удивлялась, как он в летчики-то попал. Там же нужно быть как пружина… А он…

— Как он погиб? — тихо спросила Тоня.

— Сбили, — так же тихо ответила Наташа. — Сбили над Свинемюнде… На него сразу пять «фокке-вульфов» насело. Он дотянул до транспорта, который под погрузкой стоял. Ну и…

— У тебя… никого не было после него?.. Наташа взглянула на подругу с удивлением.

— Конечно. Зачем?.. Есть же Юрка…

Навстречу девушкам таким же медленным шагом прошла влюбленная парочка, несколько странно одетая для такой духоты — на мужчине был длинный кожаный плащ, а на женщине — просторный шерстяной костюм и модная шляпка с фазаньим пером. Мужчина, улыбаясь, что-то говорил спутнице, она негромко смеялась и покачивала головой.

— Счастливые, — вздохнула Тоня, оглядываясь вслед парочке.

— Да уж, — зло хмыкнула Наташа, — небось всю войну в тылу гужевался, а теперь байки рассказывает…

— Это ты на Виталия намекаешь? — вспыхнула Тоня. — Да, он юрист, а не танкист, не моряк и… и не летчик!.. Так что же, армии не нужны юристы?.. И вовсе он не в тылу был, а на фронте… И между прочим, шпионов разоблачал!

— Да не злись ты, — примирительно произнесла Наташа. — Нужны, нужны… И юристы, и кавалеристы…

В темной арке, ведущей во двор Гоцмана, боролись двое. «Боролись», впрочем, не совсем точное слово — женщина сопротивлялась, не желая идти, а мужчина уговаривал ее, ласково, но твердо увлекая за собой.

— Давид! — звучало в ночи. — Ты что, с ума сошел?.. ЗАГСы закрыты, ночь уже…

— Погоди… Ты шо, отказываешься выходить за меня?

— Нет, — вздохнули во тьме.

— Тогда не кобенься, пошли…

— А я и не кобенюсь…