Николай Псурцев - Несколько способов не умереть

Глянула она ему в глаза пристально, изучающе, потом с ног до головы взглядом окинула и опять в глаза уперлась. Льдистый был у нее взгляд, нехороший. Но вот глаза подобрели (с чего бы это?), усмешка в них появилась. Кивнула она на ключи, спросила надтреснутым, прокуренным — показалось даже, что дымок легкий из рта повалил — голосом:

— А че не Витька приехал?

Стоп! Его за кого-то приняли, за кого-то своего, но незнакомого. Осторожно! Соберись! Пока он старательно прикидывал, что ответить, бабка сама за него уже все решила.

— Не его смена, что ль? Сменщик ты его, что ль?

— Сменщик я его, бабуль, сменщик, — весело ответил Вадим. — Корешки мы с ним закадычные, из одной миски, бывало, хавали…

— Это где же это? — подозрительно спросила старуха.

— Есть места, бабуль, лучше не знать, — беззаботно заметил Вадим.

— Ну-ну, — прохрипела Митрошка. — Заходи, коли так. — И пошла сама в глубь квартиры, ворча на ходу.

— Эх, фраерки захарчеванные, присылают незнамо кого, молодые, НКВД на них нету…

Ну прямо как в кино — и старуха необычайно колоритная, и квартира у нее, больше на «малину» смахивающая, чем на обитель престарелого человека. Правда, на «малину» нынешнюю, не двадцатых годов, потому что обои здесь были импортные, обстановка — даже в прихожей, — тоже импортная, изящная. Но что-то здесь не так было, необжито как-то, временно, словно с минуты на минуту приедут грузчики и снесут всю мебелишку в свой большой специальный автомобиль…

— Что это ты, бабулька, там про энкэвэдэ чирикнула, не накаркай беды-то, — Вадим сам себе удивился: откуда же слова-то такие находятся, как в книжках про уголовников, смешно, право слово. Ощущение — будто все это не на самом деле происходит, а понарошку, во сне…

Митрошка остановилась на пороге кухни, обернулась медленно, задумчиво уставилась на Вадима испросила, сузив глаза:

— А чей-то ты так быстро прискакал, ведь Леонид минут десять как звонил, а ты уже здесь? Как это я не сообразила…

«Знать бы, зачем он звонил, знать бы, зачем человека сюда послал, меня якобы…»

Вадим рассмеялся. Хороший у него смех получился, искренний, безмятежный. А потом остановил себя разом, похолодел взглядом, верхнюю губу приподнял презрительно. Чудеса! Откуда что берется? Процедил:

— Подозрительна ты, бабка, не по делу. Значит, так надо. У нас связь постоянная.

— Ага. Ага, — Митрошка вроде успокоилась. — Ну тады ладно.

Прошаркала на кухню — там тоже гарнитур был соответственный, югославский, не иначе. Интересно, сколько комнат в этой квартире? Потом Митрошка нагнулась к маленькой дверце под мойкой, там, где обычно помойное ведро ставят, пошуршала чем-то, наверное, мусором в ведре, и, когда с трудом распрямилась, в руках ее был сверток. Небольшой, в две ладони размером. Нехотя протянула она его Вадиму. Захрустела приятно оберточная бумага, пальцы нащупали что-то плотное, но податливое, когда посильнее нажмешь.

— Заветный сверточек, — усмешливо всхрипнула Митрошка. — Не потеряй смотри, из рук в руки передай. Скажи Леониду, что, мол, отработала свое бабка как полагается, ни словечка, ни полсловечка, а уж как хотелось, — она прищурилась озоровато, как школьница, задумавшая сбежать с уроков, — когда шастали здесь эти самые в штатском и все выспрашивали, выспрашивали, не видела чего, не слышала. Видеть-то я не видела, не было меня, а вот штучку эту нашла под софой, долгонько она там провалялась.

«Сумка, — промелькнуло у Данина. — Та самая сумка. Неужто больше двух недель она здесь провалялась?»

Дорого, видимо, сумочка неизвестному Леониду обошлась, бабулька-то эта непростая — многое перевидала и с блатными наверняка якшалась почем зря. Вспомнив про Леонида, Вадим спохватился. С минуты на минуту должен был приехать тот, кого Леонид послал, и если они встретятся…

— Ну лады, бабулька, — сказал он. — Покатил я, время — деньги.

И повернулся было, но бабка удержала его за рукав.

— Где таксу свою оставил?

— Там, — Вадим неопределенно махнул рукой.

— Там, где Витька ставил? Он сказал тебе, где ставить. Там, внизу, где будка эта самая электрическая стоит.

— Все я сделал, как надо, — самодовольно хмыкнув, сказал Вадим, — пошел я, бабуля, времени в обрез…

Но что-то он не успел сделать, что-то важное. Узнать побольше про Леонида — это ведь наверняка тот самый белобрысый. Но как, как? Что спросить? Он огляделся. Заметил по-хозяйски:

— Хорошая квартирка, жалко… Не видать теперь ее Леониду как своих ушей, — и понимал, что рискует, но так хотелось отработать все уже до конца, чтоб не мучиться потом, вот мог, а не сделал, что струсил, мол.

— У него других квартирок хватает, не беспокойся. Ты его еще мало, видать, знаешь, дружочек. Он молодой, да ранний. В мои годы такие ого-го чего творили… Ну да ладно, заболталась я с тобой, а знать тебя не знаю. Иди, дружок, иди…

Двор Вадим пересек быстро, миновал арку, вышел в переулок, огляделся. Никого. Перешел на противоположную сторону, зашел в подъезд дома № 6, в котором якобы жил когда-то, и только здесь отдышался.

Многих сил стоила ему эта дружеская беседа с Митрошкой, когда любое неосторожное слово, любой жест ей непривычный, любое движение, не свойственное именно тому типу, который он разыгрывал, могло эту старую, болтливую пройдоху на подозрение навести, заставить какие-нибудь шаги предпринять — и ведь неизвестно, какие шаги, самые непредсказуемые действия она могла совершить. К тому же где гарантия, что в комнатах никто не сидел и не слышал их. Это Данин сейчас знает, что там никого не было, а тогда… А если бы он с «курьером» от Леонида встретился? Кто знает, как могло бы дело повернуться? Но обошлось все, слава богу. Только пальцы все еще мелко подрагивали. Напряжение уже спало, дышалось легче, уверенней. Да, совсем непривычный он к этим занятиям человек, Вадим усмехнулся, дилетант. Но все равно он был доволен, что, может быть, не совсем профессионально отыграл свою роль, но, во всяком случае, неплохо. Он застегнул «молнию» куртки, сунул сверток за пазуху, чтоб рукам не мешал, для того дела, которое он задумал, руки должны свободными быть, — и через мутноватое, заляпанное грязными руками оконце в двери стал наблюдать за подходящими к седьмому дому. «Курьер» должен был прийти с минуты на минуту, и надо было его дождаться, посмотреть, как он поведет себя после того, как от бабки узнает о его, Вадима, приходе…

Он шел снизу, от Звездного проспекта. Собственно, оттуда Вадим его и ожидал. Он поставил, наверное, машину, как и говорила Митрошка, у трансформаторной будки и теперь пешком двигался к дому. Вадим хмыкнул: «Конспираторы». То, что в арку вошел именно «курьер», Данин не сомневался — одет он был модно, броско, как фарцовщик: джинсы-бананы, туфли белые, светлая куртка с погончиками, рукава закатаны до локтей; низкого роста он был, широкоплечий, рукастый, шел вразвалочку, с ленцой, лицо круглое, стертое, без выражения. Встречал Вадим таких в ресторанах, около гостиниц интуристовских, в валютных магазинах. Странно, на шофера он не похож. Хотя сейчас все смешалось, ярко выраженные профессиональные черты трудно теперь найти в человеке. Все теперь, помимо основной профессии, еще какими-нибудь делами занимаются, особенно таксисты.