Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

В данный момент этот рыжий теленок хлопал глазами на Глеба, дожидаясь ответа на свой вопрос. Сиверов заметил, что Ромашов с любопытством ждет того же.

— Не думаю, — сказал Глеб безразлично и отвернулся.

Он солгал. Они с Егоровым встречались — давненько и мельком, но встречались. Человеческая память — хитрая штука. Наверху, при дневном свете, рыжий диггер его не узнал. Да и сам Сиверов далеко не сразу сообразил, откуда ему знакома эта конопатая физиономия с наивными бледно-голубыми глазами в обрамлении пушистых, красных, как новенькая медная проволока, ресниц. И только спустившись под землю и отшагав сырыми, провонявшими канализацией коридорами пару километров, вспомнил, как это было.

…У него тогда кончилось курево — когда именно и как давно, он не помнил, просто сигарет не было, и все. Он уже не первый час без цели и смысла брел через подземный лабиринт, время от времени слыша отдаленное громыхание поездов метро и обращая на него не больше внимания, чем шагающий тайгой охотник на шум верхового ветра в кронах лесных гигантов. Мысли путались — детали тщательно разработанных планов мести перемешались с обрывками воспоминаний и снов, и все это было окрашено в мрачные черно-багровые тона — цвета подступающего безумия. На ходу он вел бесконечный и беспорядочный разговор с призраками своего прошлого — с теми, кто давно умер, с теми, кто продолжал жить, и с теми, кто должен был умереть в ближайшее время. Приговор ему уже был вынесен, и десятки лучших охотников за людьми день и ночь искали его по всей огромной Москве — не для того, чтобы захватить, а для того, чтобы застрелить при первой удобной возможности, как бешеного пса.

Он шел, низко надвинув капюшон куртки, из-за которого местные диггеры, время от времени замечавшие вдалеке его бесшумно скользящую сквозь вечный мрак фигуру, прозвали его Черным Монахом. Неистребимое амбре сырой известки и сточных вод насквозь пропитало одежду и, казалось, даже кожу, пистолет тяжело и привычно оттягивал книзу карман. Рука в заскорузлой от грязной воды кожаной перчатке вяло приподнялась и машинально потерла заросший жесткой недельной щетиной подбородок. Неожиданно знакомое зловоние подземелья прорезала свежая, бодрящая, как утренний сквозняк, струя другого запаха. Ошибиться было невозможно: пахло табачным дымом. Глебу вдруг до смерти захотелось курить, и он, не рассуждая, двинулся на запах, держа руку на рукоятке пистолета. Если это охотник, то, конечно, он не один. Под землей не принято бродить в одиночку, особенно когда выслеживаешь опасного зверя — бешеного пса по кличке Слепой. Ничего, ничего… Первая пуля — по фонарю, а потом, в темноте, бери их голыми руками и ешь с кашей. Одного надо будет оставить в живых — пускай передаст привет организаторам охоты…

Вскоре он увидел впереди отблеск рассеянного света, а повернув за угол, обнаружил и его источник — небольшой фонарик, притороченный к пластмассовой спелеологической каске. Каска лежала на полу, пристроенная с помощью обломка кирпича таким образом, чтобы луч фонаря бил под углом вверх. Владелец каски, молоденький парнишка с огненно-рыжей шевелюрой, действительно сидел на корточках, привалившись лопатками к корявому бетону стены, и курил, держа сигарету по-солдатски, огоньком в ладонь. Как ни странно, он был совсем один.

Глеб возник перед ним неожиданно и бесшумно, как призрак. Мальчишка дернулся, но остался сидеть, глядя на Слепого снизу вверх широко распахнутыми от вполне понятного испуга глазами в обрамлении пушистых рыжих ресниц.

— Черный Мо… — начал он, разглядев надвинутый капюшон, и тут же испуганно замолчал.

— Сигареткой не угостишь, земляк? — миролюбиво спросил Глеб, сам удивившись тому, как сипло и незнакомо прозвучал его голос. — Все курево вышло, а до дома далеко. И, что характерно, кругом ни одного табачного киоска!

— Да уж, — согласился рыжий диггер и протянул ему открытую пачку. — Прошу.

Глеб выковырял из пачки сигарету, закурил и, сам не зная, какой бес тянет его за язык, спросил:

— А ты, часом, не заблудился?

Парень отрицательно помотал рыжей головой.

— Люблю ходить один, — объявил он с вызовом, свидетельствовавшим о том, что ему не раз приходилось отстаивать перед окружающими свое право на маленький персональный бзик.

— Это опасно, — заметил Слепой и тут же, спохватившись, добавил: — Впрочем, дело твое. За сигарету спасибо. Будь здоров.

Уходя, он думал о том, что рыжего диггера, конечно же, следовало убрать. Он был опасным свидетелем; конечно, Черный Монах — всего лишь легенда, и рассказам о встречах с ним поверит едва ли один человек из сотни. Но история о том, как некий рыжий сопляк дал закурить самому Черному Монаху, может дойти до ушей охотников. А они умны и не привыкли лениться, когда речь идет о том, чтобы выполнить «горячий» приказ высокого лубянского начальства…

Диггера надо было убрать. Сделать это было проще простого, и никто бы особенно не удивился: рыжего дурака наверняка сто раз предупреждали, что рано или поздно он не вернется из очередной одиночной вылазки в катакомбы. Глеб оглянулся через плечо. Мальчишка уже не сидел, а стоял, хорошо различимый на фоне освещенной фонариком стены, и изо всех сил вглядывался в темноту, где скрылся таинственный Черный Монах. Он представлял собой завидную мишень; Глеб наполовину вытянул из кармана тяжелый «стечкин», а потом молча покачал головой и разжал пальцы. Пистолет беззвучно скользнул обратно в карман, Глеб повернулся к рыжему диггеру спиной и решительно зашагал прочь…

Таким этот мальчишка ему и запомнился: одинокая темная фигура на освещенном фоне, одетая в мешковатый прорезиненный комбинезон и высокие непромокаемые ботинки, туго перехваченные у лодыжек кожаными ремешками…

За годы, прошедшие с момента их единственной встречи, рыжий диггер почти не изменился. Да и Глеб, судя по тому, с какой легкостью был узнан, тоже сохранился неплохо. «Интересно, — подумал он, косясь на подполковника Ромашова, — что бы он сказал, узнав, что тот опасный сумасшедший, за которым не так давно с риском для здоровья и жизни гонялись все силовики города-героя Москвы, в данный момент преспокойно шагает рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки? Вот взвился бы, наверное! А потом до самой пенсии рассказывал бы коллегам, что на Лубянке работают одни психи…»

Дело, которое привело Глеба в компанию неприязненно косившихся в его сторону милицейских чинов и рыжего задержанного, касалось некоей золотой сережки, изготовленной, по утверждениям экспертов, в Малой Азии и датируемой концом второго тысячелетия до нашей эры. Рыжий диггер по фамилии Егоров, если верить его словам, нашел ее где-то здесь, под землей, и не придумал ничего умнее, как отнести находку в антикварный магазин. Этот поступок, хотя и далеко не самый умный, вполне мог сойти ему с рук: опытный антиквар, с первого взгляда оценив не только стоимость серьги, но и не внушающую никаких опасений личность рыжего лопуха, который ее приволок, скорее всего, дал бы за нее чисто символическую цену, а потом радостно потирал бы руки — так долго и энергично, что, вполне возможно, добыл бы трением огонь. Но на беду рыжего Егорова, незадолго до его визита в антикварный магазин какие-то ловкачи обнесли квартиру коллекционера Степаниди. Было украдено много ценного, в том числе и антикварные золотые украшения, в связи с чем все московские антиквары были надлежащим образом обработаны орлами подполковника Ромашова.