Андрей Воронин - Слепой. Теория лжи

— Ладно, пойдем купим, — кивнул Федор.

Смит направился в привокзальный ресторан и купил на вынос две порции куриных котлет с пюре. Они отыскали укромное место, Федор поставил сумку наземь, а Смит сунул ему в руки упакованные в пластмассовые лотки ресторанные порции, затем с ловкостью иллюзиониста отстегнул на сумке замок, достал одну из пластмассовых коробочек с ярко-зеленой этикеткой и посыпал белым порошком одну и другую порции.

— У вас там добавки одного сорта или разных? — спросил Федор.

— Пока что меня интересует именно эта добавка, — ответил Смит, очевидно уже вживаясь в роль спасителя человечества.

— Вы вроде говорили, что собираетесь распространять эти добавки на территории России… — сказал Федор. — А документы у вас есть?

— Все у меня, Макс, есть? Заключение экспертов, рекомендации Министерства здравоохранения, подтвержденный знак экологически чистого продукта… В общем, полный набор. Так что и проверка эта — чистая формальность. Вашу с Хилари продукцию я мог бы и не проверять. А это люди новые и лаборатория новая. Подставляться и, главное, людей подставлять, которые мне эти все документы делали, я не хочу.

— Ну да, это правильно, — кивнул Федор с издевкой, — кого-кого, а чиновников, которые вам за солидные бабки документы поддельные состряпали, подставлять нельзя. Они еще пригодятся…

— Ладно, хватит болтать, пошли, — сказал Смит.

Возле запертых на ночь ремонтных мастерских на ящиках под навесом сидела довольно шумная компания пестро одетых людей разного возраста. Они выпивали, то и дело чокаясь пластиковыми стаканами, и что-то громко обсуждали, похохатывая и разражаясь выкриками. А чуть поодаль на ступеньках под фонарем сидел пожилой мужчина в изрядно потрепанном светлом костюме, черной рубашке и светлой шляпе и читал книгу. У его ног лежала породистая узкомордая овчарка.

— Подойдем к этому человеку, — тихо сказал Смит.

Но едва он сделал несколько шагов, как собака вскочила и зарычала.

— Уйми свою псину, Боб! — тут же выкрикнул кто-то из компании.

— Тихо, тихо, Лэсли, свои, — проговорил мужчина, которого назвали Бобом, отрываясь от книги и нежно поглаживая собаку по загривку.

Он взглянул на Смита и, прежде чем закрыть аккуратно завернутую в газету книгу, положил в нее закладку.

— Сторожи, Лэсли! — наказал он собаке, и та послушно улеглась у оставленного им возле фонаря небольшого рюкзачка с книгой наверху.

— Здравствуйте, — поспешил поздороваться с ним Смит.

— Здравствуйте, чему обязан? — спросил Боб, окидывая Смита и Федора оценивающим взглядом.

— Мы представители благотворительной организации… — начал мистер Смит, на ходу подыскивая подходящие слова.

Боб прислушался, а потом сказал на чистом английском:

— Вы, наверное, американцы? Говорите по-английски, я понимаю.

— Он говорит по-английски! — радостно сообщил Смит стоящему чуть поодаль Федору.

— А ваш друг, он что, по-английски не понимает? — спросил Боб.

— Увы! — отозвался Федор.

— Тогда я вынужден буду говорить по-русски, — аккуратно выговаривая каждое слово, с расстановкой проговорил мужчина и, приподняв шляпу, представился: — Боб.

— Очень приятно, — кивнул Смит и продолжил: — Мы представляем международную благотворительную организацию «Протяни руку помощи», мы помогаем всем нуждающимся и сегодня хотели бы вас угостить ужином. У нас есть две порции. Вы можете пригласить на ужин своего друга.

— Спасибо, — вежливо поклонился Боб, забирая порции, и, понюхав, отметил: — Куриные котлеты. Я изредка позволяю себе поужинать в нашем ресторане. Куриные котлеты они готовят отменно. Лэсли, мы с тобой сегодня не будем голодными! — радостно произнес он. — Это наши друзья, Лэсли!

Собака тут же подбежала к Бобу и, жалобно поскуливая, принялась тереться о его ноги.

— Я, с вашего разрешения, одну порцию отдам моей лучшей подруге — Лэсли. А второй я угощу свою Королеву. Обычно она меня подкармливает, но сегодня мы с ней организуем царский ужин при свечах. Я буду читать стихи.

— Вы пишете стихи? — уточнил мистер Смит.

— Да. Я пишу стихи и даже поэмы. И как только у меня появятся деньги, обязательно их издам.

Боб аккуратно развернул лоток с едой и поставил перед собакой. Лэсли понюхала и, помотав хвостом, вопросительно посмотрела на Боба. Тот взял котлету и, разломив, положил ей в рот. Лэсли разжевала и фыркнула, но с удовольствием доела все, что оставалось в лотке, и потянулась ко второму, который Боб спрятал в рюкзак.

— Э, нет, — покачал тот головой. — Добавка есть, но не про твою честь! Это для нас с моей Королевой.

Лэсли недовольно заворчала и улеглась отдыхать.

— Давай подождем немного, — тихонько шепнул на ухо Федору Смит. — Чтобы точно узнать, кто съел котлеты. Поговори с ним.

Федор взял завернутую в газету книгу и, открыв первую страницу, удивленно присвистнул:

— Гёте. «Фауст». Вы читаете Гёте?

— А почему Боб не может читать Гёте? Это мой любимый поэт. К тому же открою секрет, мою Королеву зовут Маргаритой, как у Фауста. Я вас с ней обязательно познакомлю. — гордо ответил Боб.

— А почему вы не веселитесь вместе со всеми? — поинтересовался Федор, кивнув в сторону шумной компании привокзальных жителей.

Боб вдруг встал в позу, поправил шляпу и торжественно прочитал:

Как ум того еще в надежде бродит,

Кто вечно возится в гнили пустой,

Сокровищ ищет жадною рукой

И рад, что дождевых червей находит!

И мог звучать подобный голос в час,

Когда кругом витали духов тени.

Но ах! — благодарю на этот раз,

Несчастнейший из всех земных творений!

Я из отчаянья был вырван в миг,

Когда мой разум словно разрывался.

Ах, призрак был столь демонски велик,

Что карликом себе я уж казался.

Я образ божества, кто лик клонил

К зерцалу истины, кто в миг чудесный,

Дышал в лучах и в светлости небесной

И отрешен от земнородных был;

Кто больше ангелов искал в мечтах

В состав природы влиться духом властным,

Творя, стать жизни божеской причастным, —

Как я наказан в том порыве страстном:

Громовым словом я повержен в прах!

Нет, я тебе не смею быть подобен.

Тебя привлечь, заклясть я был способен,

Но был не в силах удержать в руках.

Я был в миг дивный необъятно

Столь мал и столь велик собой!

Ты грозно вверг меня обратно

В удел безвестности людской.

Научит кто? Чем грозны дали?

Мечты я должен ли задуть?

Ах, самые дела, как наши все печали,

Нам заграждают в жизни путь.

Небесное, к чему нага дух стремится,