Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

Впрочем, о том, кто говорит, догадаться было нетрудно. У Ник-Ника не хватало средств на приобретение или хотя бы аренду отдельного, должным образом оборудованного для тренировок будущего чемпиона мира спортивного зала. Но выкупить зал на время занятий с Дугоевым он мог себе позволить, и тот тренировался так, как надлежит чемпиону: без посторонних глаз и очередей к тренажерам и спортивным снарядам, в компании тщательно отобранных спарринг-партнеров. Всего их было трое, и каждый был особенно хорош в чем-то одном: кто-то славился фирменным неотразимым хуком слева, кто-то был отобран за особую подвижность и манеру нападать на соперника чуть ли не со всех сторон одновременно, как бы заключая его в центр бешено вращающейся и непрерывно сыплющей ударами сферы, а последний, третий, по фамилии Белов, во-первых, отлично держал удар, во-вторых, сам бил, как из пушки, а в-третьих, по комплекции и весу приближался к действующему чемпиону мира, техасцу по прозвищу Бешеный Бык, который, как было доподлинно известно Безродному, тянул на полных полтора центнера.

Когда Ник-Ник подошел к своему шкафчику, голоса стали разборчивее. Они доносились из соседнего прохода, и, если бы тренер взял себе за труд подтянуться на руках и посмотреть поверх составленных спина к спине шкафчиков, беседующие стали бы видны ему как на ладони. Разумеется, ничего подобного он делать не стал, поскольку уже узнал голоса. Один принадлежал упомянутому выше Белову; обладатель второго голоса был Дугоев.

— Чудак ты, Барсик, ей-богу, чудак, — дружелюбно басил Белов. — Такой большой, бреешься по два раза в день…

— По три, — поправил Марат.

— Тем более. А в сказки до сих пор веришь! Конечно, перед финальным боем чемпионата мира надо быть в форме, кто же с этим спорит! Но надрываться-то зачем? На таком уровне последний, от кого зависит итог поединка, — это боец. Ты можешь пить виски ведрами и жрать гамбургеры, как этот техасец, а можешь ночевать в спортзале в обнимку с грушей — от этого ничего не изменится. Все равно, как Ник-Ник договорится с тренером американца, так и будет.

— Нехорошо говоришь, Вася, — напряженным тоном произнес кавказец.

— Как есть, так и говорю, — возразил Белов. — Ты что, не знаешь, что наш вид — это не столько спорт, сколько шоу-бизнес? Если до сих пор не в курсе, поинтересуйся биографией этого своего Буффало. Вряд ли за последние пять лет он провел хотя бы один честный, недоговорной бой. Думаешь, для тебя сделают исключение?

— Я ни с кем не собираюсь договариваться, — надменно заявил Марат. — Никогда не договаривался и теперь не стану, клянусь!

— Да тебе и не придется, — хмыкнул Белов. — Ник-Ник-то на что?

— Нехорошо говоришь, — повторил Марат. — Ник-Ник не такой. Что я — его не знаю?

— Знаешь, знаешь, — насмешливо заверил Белов. — Только, видимо, недостаточно хорошо. Если хочешь знать…

Николай Николаевич отпер свой шкафчик и нарочито громко лязгнул железной дверцей. Белов осекся на полуслове.

— Мне почудилось или там кто-то бубнит? — громким ясным голосом осведомился Ник-Ник. — Вы почему до сих пор не в зале?

— Ай, мама, шухер, тренер пришел! — испуганно заголосил Марат. — Убегай, Вася, пока он нас не попалил!

— Добрый вечер, Ник-Ник, — спокойно сказал Белов.

— Физкультпривет, — откликнулся Безродный, снимая и вешая в шкафчик свою светлую спортивную куртку. — Марат, бегом в зал. Разминка, снаряды, спарринг — все как обычно. Работай. Вася, поди-ка на пару слов.

В соседнем проходе почти синхронно лязгнули, закрывшись, дверцы шкафчиков, заворочались ключи в примитивных замках; потом послышался смачный шлепок по голому. «Больно, слушай!» — воскликнул Дугоев, пребывавший, судя по всему, в отличном настроении, и убежал.

Безродный успел сменить джинсы на тренировочные брюки, когда перед ним, неторопливо обойдя длинный ряд шкафчиков, остановился Белов. Он был почти двухметрового роста, атлетического телосложения, которое подчеркивало борцовское трико, с уже наметившимся животом и по-спортивному короткой светлой густой шевелюрой. Его спортивное прозвище было Белый Медведь; больших высот он не достиг, но это его, кажется, не особенно беспокоило — по натуре он был флегматик и даже теперь, точно зная, о чем пойдет разговор, выглядел так, словно засыпал на ходу.

— Что ж ты, Васенька, дружок? — обманчиво ласковым тоном обратился к нему Ник-Ник. — Я тебя позвал в команду, чтоб ты помог парню выбиться в чемпионы. А ты что творишь?

— А что я такого творю? — сонно поинтересовался Белов.

— А ты не знаешь? Язык у тебя, Вася, длинный. Не по уму длинный, я бы сказал. Много лишнего болтаешь, расхолаживаешь парня, а у него через неделю квалификационные начинаются.

Белов подобрался, встал прямее и, набычившись, спросил:

— А что я сказал такого, чего все не знают?

— Да ничего, — согласился Ник-Ник. — Только твоей заслуги в этом нет. Не успел просто, вот и не сболтнул лишнего.

— Он уже немаленький, — сказал Белов. — Пора бы ему уже начать разбираться, что к чему. А то глядеть на него и смешно и стыдно. Не поймешь, то ли он дурак, то ли прикидывается…

— Пора или не пора, большой или маленький — это, дружок, не тебе решать. Воспитай собственного чемпиона и делай с ним что хочешь. Хоть с кашей съешь, я тебе мешать не стану. Но и ты мне не мешай, не то…

— И что будет? — еще сильнее набычился Белов.

— Пока ничего, — затягивая шнурки на кроссовках, светским тоном сообщил Безродный. — Но если только попытаешься исправить свое упущение и опять распустишь язык, я тебе устрою такую жизнь, что ты очень обрадуешься, когда тебе предложат место школьного физрука в какой-нибудь Потьме. Отчасти ты, конечно, прав, — добавил он уже другим, почти дружеским тоном. — Наш спорт — это зрелище, шоу. Шоу-бизнес, как ты совершенно справедливо подметил. Главное слово тут — бизнес. У бизнеса свои законы, нарушать их никому не позволено, но Марату до поры до времени об этом лучше не знать. Из чисто тактических соображений. Ты ведь его знаешь, он, что называется, в горячей воде купанный. Ну что тут еще скажешь — кавказец, одно слово! Ты ему глаза откроешь — он вспылит, дверью хлопнет, и что получится? Получится, что все мои труды, все расходы — драной козе под хвост. Труды — это ладно, труд обезьяну в человека превратил. А вот за денежки свои я с тебя, ежели что, спрошу по всей строгости. Да что я! Кто нас спонсирует, знаешь? То-то, братец. С этими людьми шутить не надо, они не станут разбираться, из каких таких соображений ты им свинью подложил — из принципа или, может, за вознаграждение… Их тонкости не интересуют, им подавай результат — желательно в твердой валюте.

Белов вздохнул и, сложив на широкой груди мускулистые руки, привалился могучим плечом к шкафчику.