Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Теперь, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. От человека, что делил с Якушевым пространство комфортабельного салона, так и разило приключениями именно того сорта, что искал Юрий. Впрочем, это впечатление могло быть обманчивым. Парень прожил всю жизнь в провинциальном захолустье и привык считать свое убожество нормой — как все, так и я, а что тут такого? Вышел на трассу, чтобы не ждать рейсовый автобус, и случайно сел в машину, которую до сих пор видел только по телевизору, да и то не больше двух раз. Ясно, человек стесняется, мнется, робеет — в общем, чувствует себя не в своей тарелке. А со стороны кажется, что он смотрит волком и замышляет что-то недоброе…

За окном мелькали, сливаясь в сплошную пеструю ленту, оголившиеся в ожидании зимы перелески. От сидевшего рядом провинциала крепко пахло табачным дымом, недавно выпитой водкой, кремом для обуви и одеколоном, запах которого Якушев хорошо помнил еще по армии. Радио хрипело и заикалось, глотая слова, — прием был неуверенный, мешали деревья, стеной стоявшие вдоль шоссе. Якушев подумал, не поставить ли диск, но воздержался: в конце концов, он взял попутчика не затем, чтобы наслаждаться музыкой.

— В Москву? — спросил он, чтобы завязать разговор.

— Более или менее, — уклончиво ответил попутчик.

— На заработки?

— Вроде того. А крутое у тебя точило!

— Босс дал покататься, — сказал Якушев. — Он своего кореша где-то в ваших краях потерял. Вот теперь ищет — разослал пацанов кого куда, знакомых зарядил, напряг связи… Короче, если найдет, кому-то мало не покажется. Ты, кстати, местный? Может, слышал что или видел? Вот этого орла не встречал? На черном «мерине». Он позавчера через эти места должен был проезжать. По ходу, где-то здесь и потерялся.

Пассажир бросил короткий равнодушный взгляд на протянутую водителем фотографию Расулова и отрицательно качнул головой.

— Не-а. Так ты, значит, под крутым шефом ходишь? То-то я гляжу, что не боишься по нашим дорогам на такой телеге разъезжать.

— А чего бояться? — легкомысленно пожал плечами Якушев. — Машина-то не моя, да и застрахована она, так что босс в случае чего внакладе не останется…

— А ты?

— Что — я?

— Ты-то ведь не застрахован! А если и застрахован, на кой тебе, мертвому, бабки?

— Ну ты загнул! — Якушев рассмеялся. — Я за эту консервную банку помирать не собираюсь!

— Да кто ж тебя станет спрашивать, собираешься ты помирать или не собираешься? Снесут башку, и весь разговор.

— За машину? — не поверил Якушев.

— Людей за бутылку бормотухи режут, — хмуро напомнил попутчик. — А если эту тачку удачно загнать, не один год без просыпу бухать можно.

— Так ведь и загнуться недолго, — заметил Якушев.

— Лучше с перепоя, чем с голодухи, — парировал разговорившийся попутчик.

В зеркале заднего вида блеснули фары идущей следом машины. Приглядевшись, Юрий внес поправку: машин было две. Передняя несколько раз мигнула фарами, привлекая к себе внимание.

— Ну, чего тебе, болезный? — пренебрежительно пробормотал Якушев и добавил, обращаясь к попутчику: — Совсем оборзел народ! Едет на «Ниве» и требует, чтоб ему «бентли» дорогу уступил!

Забрызганная грязью белая «Нива» резко ускорилась и выехала на полосу встречного движения с явным и недвусмысленным намерением обогнать дорогую иномарку. Якушев хмыкнул и легонько притопил педаль акселератора. Мощный двигатель злобно взревел, и машина выстрелила собой в сторону горизонта. «Нива» разочарованно вернулась в свой ряд.

— Кайф, — сообщил Якушев. — Как на реактивном само… Ты чего? — умело разыгрывая изумление и испуг, спросил он, увидев у себя перед носом обрез охотничьей двустволки.

— Тормози, — лаконично потребовал пассажир.

— Зачем? — плавно увеличивая скорость, удивился Якушев.

— Я картечью не пользуюсь, — задушевным тоном признался пассажир. — Не тот, сука, эффект. Сечка лучше. Берешь гвозди — обычно сотку, — скусываешь шляпки и ими заряжаешь… Вот это, скажу тебе, вещь! Шмальну разок и от твоего кочана одна кочерыжка останется.

— Круто, — уважительно восхитился Якушев. — Сто сорок, — сообщил он, поглядев на спидометр. — Сто шестьдесят. Когда дойдет до ста восьмидесяти, стреляй. Интересно, сколько часов понадобится спасателям, чтобы потом разобраться, где ты, а где машина?

— Тормози, падло!

— Уговорил, — сказал Якушев и резко ударил по тормозам.

Еще в начале пути они с Бакланом предусмотрительно прокололи все имевшиеся в салоне подушки безопасности. Сознательно портить хорошую, дорогую вещь было жалко, но, отправляясь на поиски приключений, нужно быть готовым ко всему. Теперешняя ситуация была легко предсказуема; более того, Якушев приложил немало усилий, чтобы в ней очутиться. Подушки безопасности могли стать досадной помехой, и, будучи человеком разумным, он постарался заранее от нее избавиться.

Теперь его предусмотрительность принесла желаемые плоды. По ощущениям торможение мало чем отличалось от удара о бетонную стенку при прохождении краш-теста. Машина пошла юзом и стала как вкопанная. Налетчика, который не был готов к тому, что водитель столь энергично выполнит его требование, со страшной силой бросило вперед, и он со всего маху врезался головой в ветровое стекло. На месте удара образовался приличных размеров «паук», от которого во все стороны, змеясь, разбежались длинные кривые трещины. Выпавший из руки бандита обрез, бренча, свалился на пол; Якушев поджался, но выстрела, к счастью, не последовало.

Белая «Нива», водитель которой в стремлении настигнуть ускользающую добычу разогнал ее до самоубийственной скорости, юзом пролетела мимо, едва не задев бампером багажник «бентли». Оставив на асфальте длинные черные полосы сгоревшей резины, она косо замерла на самом краю кювета. В следующее мгновение рядом остановился пожилой «мерседес», хозяин которого явно разделял мнение отца современной автомобильной промышленности Генри Форда, однажды сказавшего, что автомобиль может быть любого цвета, если он черный.

Якушев отстегнул сослуживший ему добрую службу ремень безопасности и выбрался из машины, держа в одной руке трофейный обрез, а в другой пистолет. Он сразу же поднял руки над головой, демонстрируя отсутствие воинственных намерений, а затем медленно положил оружие на капот и дружелюбно произнес, обращаясь к бегущим навстречу вооруженным людям:

— Есть базар, пацаны.

— Дарья… Простите, не знаю вашего отчества.

— Алексеевна. Но лучше просто Даша. С отчеством нужно говорить Дарья, а я это имя терпеть не могу. Оно мне доярку напоминает, коровник… словом, молочную ферму.

Девушка немного смущенно улыбнулась, но Быков не заметил ее смущения, поскольку и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Отношения с женщинами у него были сложные. Период гормональных бурь, когда каждая здоровая особь мужского пола занята поисками сексуальных приключений и предпочитает общение с противоположным полом всем другим видам общения, остался в далеком прошлом. Там же, в пучине прожитых лет, бесследно затерялся краткий опыт семейной жизни, повторить который Роман Данилович не согласился бы за все сокровища мира. По части случайных связей и легкого флирта Быков был не мастак: на войне с этим туго, а в глухом захолустном гарнизоне, куда его сослали, волочиться можно было только за женами сослуживцев. Будучи принципиальным противником адюльтеров, майор годами сидел на голодном сексуальном пайке и давно перестал находить такое положение вещей странным или обременительным. Разумеется, женщины у него бывали, но назвать то, что между ними происходило, отношениями не повернулся бы язык даже у записного романтика.