Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Лейтенанта это вполне устраивало. Легкие деньги попадали в карман как бы сами собой, без достойных упоминания усилий с его стороны, а в случае чего уличить его в сотрудничестве с местным криминалом было бы весьма затруднительно. Да, он знал, что его напарник состоит в родственных отношениях с бухгалтером фирмы Куликова Ананьевым, по кличке Телескоп. Ну и что с того? Мало ли кто кому приходится кумом! Откуда Малькову было знать, что Кулик и Телескоп, прикрываясь ширмой легального бизнеса, крутят какие-то темные делишки, а Романов им в этом помогает?

Словом, лейтенант являлся мелкой деталью неплохо отлаженной машины по добыванию денег и был вполне этим доволен. Начальство относилось к нему довольно благосклонно, водители перед ним трепетали, Кулик исправно пополнял его бюджет кругленькими суммами. За два с половиной года такой жизни свойственная большинству людей наивная вера в свою исключительность окрепла и видоизменилась, превратившись уже не в веру, а в знание, такое же твердое, как дважды два — четыре. Ангел-хранитель прочно, на веки вечные, утвердился на правом погоне лейтенанта Малькова, надежно оберегая его от всех мыслимых и немыслимых невзгод. В свои двадцать шесть лет Мальков заканчивал перестройку доставшегося по наследству от бабки по материнской линии дома и планировал к весне сменить машину, пожилую капризную «девятку», приобретя вместо нее скромный японский внедорожник.

Поэтому внезапное появление Кулика во плоти, да еще в такой компании и при таких обстоятельствах, Малькова, мягко говоря, не обрадовало. Уважаемый в городе бизнесмен явился со всей своей шайкой, на целых трех машинах. Одна из них была тем самым «бентли», водитель которого доставил напарникам столько неприятных переживаний. За время его отсутствия ветровое стекло со стороны пассажира украсилось гигантских размеров «пауком», выглядевшим весьма красноречиво; Мальков многое бы отдал за то, чтобы никогда больше не видеть эту машину, и тем более при таких обстоятельствах.

Устоявшийся, уютный, кажущийся незыблемым и неуязвимым для приходящих извне бурь и катаклизмов мирок буквально на глазах начал трещать по швам, покрываясь сеткой трещин и грозя в любую секунду разлететься на куски. Наблюдая эту неприятную картину, лейтенант Мальков испытывал примерно те же чувства, что и Дон Жуан, когда во время веселой пирушки услышал за дверью гулкую поступь каменного Командора.

Поэтому на появление здесь, на его рабочем месте, Кулика со всей честной компанией лейтенант отреагировал со сдержанным хамством, свойственным мелкому чиновнику, которого грубо оторвали от важных государственных дел какие-то праздношатающиеся обормоты — жалобщики, просители и прочий вольноопределяющийся, надоевший хуже горькой редьки электорат.

— В чем дело? — спросил он, маскируя неприязненно-официальным тоном откровенный испуг, от которого знакомо похолодело в животе и захотелось бежать куда глаза глядят.

— Он не в курсе, — констатировал Кулик тоном человека, которому нахально пытаются доказать, что черное — это белое, а земля плоская и держится на спинах трех розовых слонов в голубую крапинку. — Телескоп, просвети.

— Что ж ты, кум, — выдвинувшись из-за его плеча и обращаясь к Романову, укоризненно произнес очкастый бухгалтер. — Солидных, уважаемых людей подставляешь, туфту гонишь… Нехорошо! Разве ж так мы договаривались?

— Кулик! — в свою очередь, игнорируя собеседника, взмолился прапорщик. — То есть я хотел сказать Юрий Григорьевич… Ну, мы ж как лучше хотели!

— Хавальник прикрой, — посоветовал ему один из подпиравших Кулика с тыла бойцов — тот самый прыщавый юнец, на которого давеча обратил внимание Якушев. В руке у него был большой самодельный нож с наборной плексигласовой рукояткой, и он все время вертел этот нож так и эдак, словно ему не терпелось пустить свое оружие в ход или он просто от волнения не знал, куда его девать.

— Что вы себе позволяете?! Мы при исполнении! — попытался вернуть разговор в более привычное русло бледный, но все еще продолжающий хорохориться Мальков.

— Да замолчи ты, в самом деле! — с огромной досадой бросил ему прапорщик. — Совсем дурак, что ли?

— Хоть один соображает, — заметил Кулик и, повернувшись к своим людям, распорядился: — Отведите его в сторонку, чтоб с дороги не видно было, и растолкуйте, что к чему, чтоб в другой раз знал, как себя вести.

Два бандита, не уточняя, о ком идет речь, и не вступая в переговоры, шагнули вперед, взяли оторопевшего лейтенанта под руки и спиной вперед поволокли его, упирающегося и ошалело вертящего головой, в придорожный лесок. Со стриженой макушки лейтенанта свалилась шапка; один из бандитов на ходу наклонился, подобрал ее и криво нахлобучил обратно.

Якушев, стоявший около своей машины с чужим пистолетом у виска и автоматным дулом, упирающимся в спину между лопатками, проводил эту процессию полным презрительного сочувствия взглядом. В целом картина вырисовывалась ясная, но это был тот случай, когда детали представлялись важнее общего впечатления. Судя по всему, гаишники присутствовали при захвате Расулова и по каким-то причинам никому об этом не рассказали. Стерпеть подобное поведение Кулик, разумеется, не мог, поскольку давно привык считать себя единоличным владельцем этого участка трассы. Но тонкости здешних разборок и границы сфер чьего-то влияния Якушева не интересовали: ему была нужна только информация о похитителях.

Прапорщик, который, в отличие от своего напарника, очень хорошо представлял, с кем имеет дело и каким боком оно ему может вылезти, уже вовсю давал показания, делая это сбивчиво и довольно бестолково, но с большой охотой. Энтузиазм его в значительной мере подогревался доносящимися из-за придорожных кустов звуками — какой-то глухой возней, ударами и невнятным мычаньем, словно там, в лесу, парочка глухонемых выбивала большой, тяжелый ковер. Сквозь оголившиеся ветви можно было разглядеть некоторые детали этого процесса, но Якушев не испытывал ни малейшего желания это видеть.

Со слов Романова выходило, что в день, о котором шла речь, они с Мальковым дежурили здесь же, на трассе. Где-то через час после начала дежурства по рации поступил приказ задержать «мерседес» черного цвета, госномер такой-то, двигающийся в направлении Москвы. Приказ был передан на милицейской волне; правда, голос показался прапорщику незнакомым, но он списал это на помехи, которыми вечно забит эфир.

Через некоторое время рядом с их машиной остановился автофургон, оборудованный для перевозки заключенных. Прапорщик на всякий случай решил проверить у водителя документы. Ему предъявили украшенную золотым двуглавым орлом книжицу в красном коленкоровом переплете. Что именно было написано на обложке, Романов прочесть не смог, поскольку надпись была закрыта пальцами владельца упомянутого документа. Ознакомиться с его содержанием тоже не вышло: вместе с книжицей прапорщику предъявили пистолет системы Стечкина, каковой пистолет, будучи нацеленным прямо ему в лоб с расстояния в каких-нибудь десять сантиметров, начисто отбил у него охоту к продолжению знакомства.