Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

— Наш человек, — одобрил поведение незнакомого ему начальника режима Якушев. — Жив он, не знаете?

— Умер два месяца назад в районном доме престарелых, — сообщил генерал Алексеев. — Там, у себя… Но встретиться я с ним успел…

— Встретиться? Вы?

— Ну да. — Темные очки по-прежнему скрывали глаза генерала, но Юрию почему-то показалось, что Ростислав Гаврилович смущенно отвел взгляд. — Видишь ли, эта история меня как-то заинтересовала, что ли… К тому времени я уже понял, что подозрения в адрес Горчакова безосновательны, но… А черт, что я перед тобой оправдываюсь! Имею я право на простое человеческое любопытство или нет?

— Конечно, имеете, — кротко подтвердил Юрий. — Только мне почему-то всегда казалось, что простое человеческое любопытство в сфере секретных военных разработок называется как-то иначе, намного короче, а главное, точнее… Слово забыл, иностранное какое-то — часом, не шпионаж?

— Идиот, — тоном констатации произнес генерал.

— Нет, — с самым серьезным и вдумчивым видом возразил Якушев, — идиот — это то ли из медицины, то ли из литературы — Достоевский, помните? А тут что-то другое… Эпатаж?.. Декупаж?.. Пилотаж?.. Да нет, точно — шпионаж! На кого работаете, гражданин?

— Не заставляй меня жалеть, что обратился к тебе, а не послал туда роту спецназа, — ровным голосом попросил Ростислав Гаврилович. — Время идет, а там, между прочим, живые люди. И не только. Тот человек, Агеев была его фамилия, проработал на «Точмаше» аж до две тысячи седьмого года. К тому времени предприятие уже снова прочно встало на ноги и, хотя перешло в собственность акционеров, опять занялось разработками в сфере высоких, в том числе и оборонных, технологий. Очень многое из того, что сегодня летает, плавает, ездит, стоит на боевом дежурстве, стреляет по удаленным целям и вертится на орбите, хотя бы отчасти начинено их электроникой. Так вот, Агеев утверждал, что хранящийся в спецчасти архив остался в полной неприкосновенности. А в архиве этом, по его словам, лежали некоторые проекты и разработки, на десятилетия опередившие свое время. Тогда, в середине восьмидесятых, просто не существовало технологий, с помощью которых их можно было бы воплотить…

— А теперь эти технологии появились, — кивнув, закончил за него Юрий. — То-то же я удивляюсь: что это еще за рейдерский захват оборонного предприятия? Кто это, думаю, вздумал с Министерством обороны бодаться? Кому это до такой степени жить надоело?

— Зришь в корень, — слегка перефразировав Козьму Пруткова, похвалил генерал. — Никакой это не рейдерский захват, а самый обыкновенный бандитский налет, предпринятый с целью наложить лапу на одну из разработок — возможно, старых, а возможно, свеженьких, с пылу, с жару. Короче! Поскольку мы с тобой обсудили и отбросили все нежизнеспособные версии, совместно обмозговали имеющуюся информацию и пришли к общему мнению, я с твоего позволения перейду непосредственно к фактам. Сегодня утром, примерно за полчаса до начала рабочего дня, мокшанский филиал «Точмаша» был захвачен неизвестными людьми — полагаю, вооруженными, но точная информация на этот счет отсутствует. Директор предприятия, известный тебе господин Горчаков, как обычно, прибыл на работу заблаговременно. Он успел позвонить жене и крикнуть, что завод — цитирую — захвачен рейдерами. После чего связь прервалась, и все попытки мадам Горчаковой перезвонить мужу остались безрезультатными. Она позвонила в полицию, где ей пообещали во всем разобраться, а затем, видимо, не очень-то поверив обещанию, — мне. Я оставил ей свою визитку еще тогда, в феврале, и вот, как видишь, пригодилось…

— Не понимаю, — сказал Юрий, толчком отодвинув чашку с кофе, который вдруг сделался безвкусным, отвратительным, как болотная жижа.

— Чего ты не понимаешь?

— Не понимаю, что мы с вами здесь и сейчас делаем. Рейдерский захват — процедура в меру жесткая, но достаточно цивилизованная, без мокрухи. А налет — это налет. Тут возможно все — и трупы, и заложники… А вы рассказываете сказочки про конверсию. Мне. Здесь, у меня на кухне. Вот я и не понимаю: это задание или вам просто захотелось поболтать? Если поболтать, так давайте обсудим что-нибудь более приятное — например, успехи наших олимпийцев в Лондоне. А если вы по делу, то в чем, собственно, оно заключается? Там, действительно, нужна рота спецназа или хотя бы ОМОНа, которая прекрасно со всем справится и разберется без моего участия. Хотя, пока суд да дело — пока все эти звонки, пока вы ехали… Полагаю, если они пришли за чем-то конкретным, то эта вещь уже у них, а их самих давно и след простыл.

— Видишь ли, сынок… — Судя по тону, его превосходительство пребывал в явном, хотя и решительно непонятном Юрию затруднении. — Мой первый позыв был именно таким: позвонить в местное управление и поставить там всех на уши, чтобы через четверть часа завод был взят в плотное кольцо, через которое муха не пролетит. И я бы наверняка поступил именно так, если бы не два маленьких «но». Первое: Горчакова первым делом позвонила в полицию, и меры, о которых я только что говорил, по идее, уже приняты. А второе — эта мутная история с Камышевым. Там все, вроде бы, гладко, но сомнения, как ты сам заметил, все равно остаются. Что-то не срастается, причем не срастается именно в материалах расследования — слишком уж складно у них получается, а все сомнения и противоречия, даже самые очевидные, побоку. Да, менты — и в Африке менты, а уж в нашей глубинке и подавно. Но я лично просил человека с очень крупными звездами на погонах, работающего в центральном аппарате МВД, разобраться что к чему. И он мне это твердо обещал. А воз и ныне там — оснований для возбуждения уголовного дела, видишь ли, нет. Возможно, я просто старый параноик. Но, если в этом деле хоть каким-то боком замазаны органы, первый же мой звонок, первое движение в том направлении вызовет цепную реакцию: они начнут заметать следы, и первыми жертвами станут заложники. А это, как я подозреваю, Горчаков и его семья — если ты не забыл, родственники Камыша, его сестра, племянница и зять. Нам с тобой, русским офицерам, достаточно того, что они граждане России. Но они еще и близкие Николая, и рисковать их жизнями я не вправе. Звучит высокопарно, не спорю, но что есть, то есть. Возможно, мы уже опоздали, возможно, все уже кончилось — более или менее скверно, но кончилось. Наверняка я знаю одно: тридцать пять минут назад рейдеры еще были на территории завода. Захват произошел больше двух часов назад — более чем достаточно, чтобы взять, что надо, и тихо уйти. Но я пробовал звонить туда из уличного таксофона. Ни один из телефонных номеров «Точмаша» не отвечает, и это вселяет некоторую надежду: похоже, они все еще там — ищут и никак не могут найти то, за чем пришли.