Алексей Смирнов - Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины

К моменту встречи Степка-Гюнтер уже года два как вернулся из Латвии в Швецию и к водолазному делу остыл, решив стать дрессировщиком змей. Для этого он завел себе питона Мадонну: пресмыкающееся целыми днями дрыхло в своем стеклянном террариуме в метре от Юриной тахты, причем Юра подозревал, что гадина отсыпалась перед ночным нападением на него. По нескольку раз за ночь он вскакивал в поту, представляя, что пестрый шланг перелез через низкую стеклянную стенку и сейчас примется душить его. Уверения Гюнтера в том, что Мадонна сыта, ей достаточно одной крысы в месяц, успокаивали мало. Впрочем, приходилось мириться с риском быть слопанным змеей, поскольку пребывание в Швеции грозило затянуться и деньги приходилось экономить.

Своим жильем дрессировщик так и не обзавелся, кочевал по друзьям и подругам. «Комната Барби» принадлежала его «ассистентке», девушке из благополучной семьи, жившей на вилле в Дандерюд. Она решила подперчить свой размеренный буржуазный быт, став циркачкой и любовницей странного русского. Тесное соприкосновение с Мадонной вскоре охладило девицу, и она сбежала в родительский дом, разрешив наставнику остаться в ее квартире до конца лета. Кукольные размеры каморки и ее розовый интерьер компенсировались удобным месторасположением в Гам-ла Стане, Старом Городе. Средневековые дома здесь торчали вкривь и вкось, плывя на многовековом слое отбросов, восхищая своей живописной нестройностью художников и возмущая квартировладельцев. Тахта, на которой спал Юра, одной ножкой стояла на кирпиче, раскладушка Гюнтера опиралась на свернутую в несколько слоев зимнюю куртку. В общем, каждый боролся с кривым полом как мог, не замечая, что главная битва уже проиграна. Гамла Стан, ненавидевший перпендикуляры, быстро втягивал в свое силовое поле живущих здесь людей и был противопоказан представителям точных профессий и носителям твердых жизненных установок: они теряли свою квалификацию и ощущение контроля над окружающим миром, приобретая взамен рассеянную созерцательность и первобытное чувство фатализма.

Гюнтер сидел за компьютером в кухонном уголке, в котором, по его собственным словам, было место либо для кастрюль, либо для человека. Победил человек, поэтому питались они сухой лапшой, разводя ее в единственном ковшике, зацепившемся в этом «храме антибыта» за оставшийся от посудной полки гвоздь.

– Слушай, по-моему, с лодкой глухо, – крикнул Гюнтер и для уверенности, что его слышат, грохнул кулаком в стенку: догадывался, что гость днем дремлет, готовясь к ночному столкновению с Мадонной.

С ноутбуком в руках он явился в комнату и плюхнулся на Юрину кровать, причем сел он прямо ему на ноги, поскольку в своем прогрессирующем одичании рассматривал вежливость как одно из проявлений мещанства. После этого Гюнтер ткнул пальцем в экран:

– Вот, читай сам. Стен Линдквист электронку прислал. Помнишь, я тебе говорил, у него брат В Кальмарском губернском управлении штаны протирает? Попытался координаты выведать, ничего не вышло. А зачем тебе, говорят, ты ведь отделе по делам престарелых работаешь? Никогда такой конспирации раньше не было. По вечерам пиво вместе дуют, а тут в несознанку пошли.

– Алаверды тебе, – Юра спихнул приятеля со своих ног, постаравшись произвести эту операцию с максимальной осторожностью, так, чтобы компьютер не свалился на пол. – Вчера, когда ты в порт ездил, мне Глухов из питерского клуба ветеранов-подводников звонил. Они по моей просьбе запрос в Минообороны России подготовили. Вроде как хорошо бы символическую горсть земли возле лодки взять, для будущей часовни всем погибшим на Балтике. Кстати, у них такой проект действительно существует. Вояки ответили, что переданные Швецией координаты уточняются, поэтому помочь в ближайшее время не могут. Любопытно, что отказ мгновенно прислали, точно у них все заранее готово было.

– Уточняются! – фыркнул Гюнтер. – За идиотов нас держат, что ли!

Они проследовали на кухню и молча пили кофе, стараясь не смотреть друг на друга, чтобы не увидеть во взгляде товарища признания поражения. Стол был заставлен вылепленными из пластилина фигурками людей и животных, точно сошедшими с гравюр Босха, – верный признак накатившей на Степку депрессии. Он не расставался с куском пластилина, как правоверный с четками, привыкнув создавать собственный мир еще в детские казахстанские годы, когда понял, что окружающая действительность в лучшем случае скучна, а в худшем – враждебна. Еще несколько дней назад из-под рук Степки выходили диснеевские бэмби и сисястые рубенсовские девахи, а теперь вот начался период уродов.

Предчувствие неудачи возникло еще неделю назад, когда Гюнтер-Степка подкатился к Сорену Морелю с предложением организовать международную шведско-российскую экспедицию к найденной им субмарине. Старый авантюрист обычно заглатывал подобные наживки на лету, его фонд жил рекламой, как вампир кровью, но здесь «представителя российской стороны, облеченного полномочиями клуба ветеранов-подводников», ждал облом. «Нет, нет и нет», – монотонно отвергал все заходы собеседника Морель как в отношении предложения возглавить экспедицию, так и по поводу консультационной поддержки, которая бы выражалась в сообщении координат подлодки.

«Эх, дед, дед! – с тоской думал Юра. – Был бы ты действительно жив, как уверяли бабку, ты бы мне сейчас так пригодился… Что-то странное творится с твоей лодкой».

Несколько часов он бесцельно болтался по городу, чтобы убить время до вечернего парома. Настроение было поганое, не хотелось даже заглянуть в музей корабля «Ваза», куда он всегда заходил, приезжая в Стокгольм: старинный гигант будоражил воображение, точно разворачивал перед ним страницы неизданных романов Жюля Верна и Буссенара.

– Это Лена, дочь Стига Стремстада, ты еще в Швеции? – звонок мобильника вырвал Юру из безрадостных размышлений по поводу ближайшего будущего.

Он решил не возвращаться в букинистическую нору в Таллин (спасибо бабке, сорвавшей его с места), а стоящей работы на примете не имелось. В последние годы ребят с дайверскими сертификатами развелось как бухгалтеров в России начала 90-х, инструктором на каком-нибудь средиземноморском курорте можно было устроиться только по большому блату. Правда, оставалась еще Норвегия, на рыборазделочных комбинатах всегда требовались рабочие руки. Паршивое это занятие – стоять на конвейере и вспарывать брюхо золотым рыбкам, – но хоть на море.

Услышав утвердительный ответ, дочь шпиона попросила его срочно приехать.

– Это не телефонный разговор! – отрезала она.

– Теперь я не сомневаюсь, что ты родная дочь Стрем-стада, – хмыкнул Юра, но, заинтригованный, повиновался.