Алексей Смирнов - Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины

– Веселое у вас местечко, – заметила Лена, передернув плечами. – Как же вы теперь, без кораблекрушений и без мобильников? От старого ушли, до нового не добрались.

– Трудно, – честно сказала Анна-Лиза. – Островная жизнь не сахар. Сейчас постоянных жителей 19 человек, и если бы графиня о пароме не договорилась, опустел бы остров. Так уже не раз было. В XIV веке королевские войска сюда пришли, всех мужчин перебили за пиратство, женщин и детей переселили. Сто лет спустя францисканцы тут монастырь основали, кое-кто с материка вслед за ними переехал. В начале XVI века Густав Ваза монастырь разрушил, монахов разогнал, но память о себе они оставили. Видите, я – натуральная брюнетка, да еще кудрявая, редкость в Швеции, – Анна-Лиза гордо похлопала себя по шапке волос, пружинившей под ее ладонью как батут. – Все исконные жители Фалько такие. Мужчины-то весь день в море были, а монахи итальянские на суше – в молитвах. Вот и намолили брюнетов на века. В начале XVIII века Апраксин пришел, все пожег, а на том берегу целый полк стоял, не заступился. Силы, видите ли, берегли для защиты Стокгольма. В общем, прошлое у нас такое, что к властям и ко всему, что с ними связано, отношение настороженное. Кое-кто на острове до сих пор считает, что Швеция – сама по себе, а мы – сами по себе.

– Ну, вы же тут на графиню молитесь, как в прежние времена на свой мыс «Удача», – вновь принялась за свое Лена. – А ведь Бьорнхувуды и власть – одно и то же.

Толстуха внимательно посмотрела на девушку, видимо, прикидывая, срезать ее или продолжить разговор. Паром уже входил в тень Двух монахов, вплывая во владения черноволосых потомков пиратов, и Анна-Лиза решила показать себя терпеливой хозяйкой:

– Бьорнхувудов в Швеции много. Про всех не знаю, но наши здесь с XVI века, когда им Густав Ваза остров в наследное владение дал, и кроме добра от них мы ничего не видели. Нынешняя хозяйка, Кристина, даже арендной платы не берет, церковь на свои деньги восстановила, паром пустила. Мы Господа каждый день просим, чтобы она прожила подольше.

Путешествие закончилось. Паром, точно теленок в брюхо матери, мягко ткнулся в автомобильные покрышки, свисавшие с бетонного причала, и замер. На берегу, усыпанном крупной галькой, новоприбывших встречала лишь скульптурная группа из нескольких давно не стриженных овец во главе с косматым и грозным бараном, похожим на медведя. Демонстрируя свое превосходство, он забрался на груду серых валунов, оставшихся от францисканского монастыря, и, нагнув башку, угрюмо смотрел на выгружавшихся пассажиров, точно выбирая, кого из них принять к себе в стадо, а кого тут же на берегу поднять на рога и растоптать. Вверх от пристани вела узкая грунтовая дорога в можжевельниках, создававших ощущение запущенной парковой аллеи.

Назад никто не отправлялся.

– Ясно, почему они тут с графини пылинки сдувают, – заметила Лена, кивнув на застывший пейзаж, который лишь на мгновение привели в движение ласточки, с писком сорвавшиеся с надстроек парома и, точно пригоршня черных осенних листьев, унесшиеся вглубь острова. – Паром почти пустой ходит, представляю, чего стоило открыть эту линию.

Немец с оптикой, сверившись по карте, взвалил на плечи рюкзак и, впечатывая в гальку тяжелые башмаки оккупанта, помаршировал вдоль берега направо. Рыбаки устроили привал у вытащенных на берег лодок с моторами. «Гриб без шляпки» оседлал велосипед и, поочередно наваливаясь на педали, отчего тонкая фигурка старушки напоминала сзади метроном, довольно бодро покатил вверх по дороге, за ним потихоньку затарахтела на своем «тяни-толкае» Анна-Лиза. Псы потрусили следом, строго держа дистанцию, будто привязанные к мопеду невидимыми поводками.

– Шагайте прямо, никуда не сворачивая, тут всего два километра, – велела хозяйка избушек для туристов и, прибавив газу, наддала в гору.

Тянулись четвертые сутки островной жизни, медленной и вязкой, как свежий мед, трехлитровая банка которого стояла в ресепшн возле титана. Тут же кустиком торчали пластиковые ложки в стаканчике. Анна-Лиза продвигала среди постояльцев продукцию соседа, державшего ульи. На стенке невпопад тикали часы, суетливая минутная стрелка на них казалась гостьей из другого измерения. Существенным для аборигенов был лишь один временной пункт: десять утра, когда приходил паром. Только вокруг этого часа что-то происходило. На стойке ресепшн звонил телефон, на грунтовке появлялись то велосипедист, то пешеход, а псовая тройка, целый день валявшаяся под навесом, заполненным разным хламом, делала стойку и лениво тявкала, приветствуя ускорение жизни. Затем невидимая крышка вновь опускалась на кастрюлю, в которой вяло булькала островная похлебка.

Если бы не приходилось выкладывать 400 крон в сутки, провал во времени, обнаружившийся в сотне километров от Стокгольма, Юру бы вполне устроил. Они с Леной были единственными обитателями туристической деревеньки из пяти домиков, выбрали себе тот, что подальше от ресепшн, и зажили пещерной жизнью, лишенной условностей. После поездки в Эскильстуну отношения определились. Лена перекинула через спинку двухъярусной кровати черный лифчик – как флаг на пляже в Шарм-эль-Шейхе, предупреждающий, что к берегу подошли акулы, – и разложила на верхней койке свой крошечный гардероб, оставив единственное свободное спальное место внизу. На завтрак они отправлялись не раньше одиннадцати, девушка напевала и, подпрыгивая, срывала зеленые шишки с елей, обступивших тропинку. Юра едва плелся, чувствуя себя мухой, выпитой пауком. В начале 90-х, когда разоблачали всех и вся, он прочел, что успехи спортсменок сборной ГДР на мировой арене были вызваны тяжелым ночным трудом тренеров и массажистов. Сейчас он верил, что все в статье было правдой, и придумывал программу на день, только бы не возвращаться в домик до вечера. Однако, впихнув в себя вечный бутерброд с сыром и залив его кофе, он сам летел в сети, схватив Лену за руку.

Откровенно говоря, больше заняться на Фалько было нечем. Достопримечательности ограничивались сараем с вывеской «Краеведческий музей», в котором насчитывалось два десятка экспонатов, русские ядра, похожие на сгнившие яблоки, черный кусок обшивки галеры, какие-то старые замки, гвозди и пустое яйцо морского орла. Анна-Лиза настаивала на осмотре «русской печи», которая на фотографии в ресепшн представляла собой плоскую кучу камней, формой напоминавшую коровью лепешку, и при этом, как говорилось, сохранилась лучше других полевых кухонь Апраксина. Однако печь так и осталась невостребованной: Лена наотрез отказалась лезть в высокую траву, набитую клещами, заявив, что с нее хватит булыжников, которыми хозяйка потчевала постояльцев под видом настоящего ржаного хлеба. Якобы испеченные по старинному рецепту, точно так же, как это делали русские солдаты в своих исторических печах, буханки были тяжелыми и жесткими, нож едва не ломался, распиливая их на куски.