Алексей Смирнов - Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины

Похоже, Лена была права. Юра посмотрел на картину другими глазами. Бедный дед! Неужели это всего лишь протест инвалида, вынужденного четыре десятка лет скрываться под каблуком железной леди, хозяйки острова? О такой ли жизни для себя мечтал офицер-подводник? Фон Танка, каменные львы, покидающие по ночам свой мостик… В памяти всплыли истории бабушки о сказочном мире, который без устали сочинял ее муж. Кто знает, что творилось в голове теряющего связь с реальностью старика, когда он писал свою последнюю картину? Он придумал себе внука, который когда-нибудь явится в его комфортабельную тюрьму на Фалько и расшифрует его послание, и оказался прав. Как же нужно быть уверенным в преданности своей первой жены, передавшей по семейной цепочке рассказы о его склонностях и привычках!

– Нет, это просто проявление загадочной русской души, – Юра выдавил из себя, как последнюю каплю зубной пасты из тюбика, легкомысленный хохоток. – Он чувствовал, что я приеду, и просил узнать, какой груз везла его подлодка.

Вся последующая неделя прошла в подготовке к экспедиции. Они были похожи на чревоугодников, собравшихся за праздничным столом и с наслаждением оттягивающих момент, когда можно будет наброситься на загадочные блюда, источающие упоительные ароматы из-под плотно закрытых крышек. Сорен Морель придумал, что «рыбка» сонара нуждается в юстировке, и отвез ее в лабораторию своей кафедры подводных плавательных аппаратов. Пока техники прочищали ее электронные мозги, капитан объявил на «Орионе» аврал. Они скребли, драили и мыли старый буксир, точно готовили его к адмиральскому смотру. Сара, перебрав посуду на камбузе, выкинула треснувшие тарелки, притащив им замену с домашней кухни, а Сорен украсил кают-компанию еще одной фотографией из своего боевого прошлого: он, поджарый, в плавках, с кудрявой шевелюрой до плеч, оседлал застропленную краном старинную пушку.

– Оказывается, старикашка все еще мечтает о достоинствах плейбоя, – фыркнула Лена, пихнув Юру в бок. – Не корабль, а плавучая психушка.

Ее, единственную из компании, раздражало, что они упускают время.

– У меня предчувствие, что надо улепетывать из Стокгольма как можно скорее, – безуспешно вбивала она экипажу свою иррациональную точку зрения.

– Это у тебя просто гормоны взбесились, – поставил диагноз Степка. – Кончай противозачаточные принимать, и все устаканится, пифия.

Отплытие назначили на шесть утра в воскресенье, но в последний момент все чуть не сорвалось. Сорен, подергав ниточки своих контактов в Институте морских исследований, раздобыл подробную карту района Ландсортской впадины, которая ясно показывала: если лодка лежит на дистанции 17 миль от маяка, она рухнула на глубину почти в полкилометра, в самое чрево черного подводного змея-каньона, извивающегося среди синих пятен разных оттенков.

– Сбегать туда, конечно, можно, но если расчеты твоего деда верны, ничего у нас не получится, – вздохнул Сорен, ведя пальцем по черному чудовищу, поглотившему их надежду, точно надеясь пробудить его к жизни и заставить подняться на приемлемую глубину.

Остальные участники экспедиции молчали, изучая карту как приговор.

– Открой еще раз этот рисунок, со львами, – Юра протянул руку за Лениным телефоном.

Глупо было думать, что ушедший из жизни дед имел власть над балтийскими глубинами и сейчас поставит все на свои места, но до чего же тяжело констатировать: разгадка, которую кто-то точно нашептал ему, бесполезна!

«Любые усилия вознаграждаются. Твой дед так хотел стать подводником, что его не остановила даже близорукость», – звучала в голове бабушкина мантра.

Вот он, близорукий победитель в очках. Ухмыляется, как Мефистофель, играющий со смертными в одни ворота. «Один. Два. Три», – Юра еще раз пересчитал львиную стаю. Все по-прежнему. Семнадцать царей зверей. Семнадцать миль. Брюхо змеи-каньона.

– А твой дед? Может, он и себя ко львам причислил? Иначе он нарисовал бы просто человечка.

Это Лена. Подошла сзади, ткнула своим трагическим черным ногтем в львиного кентавра Александра Берга.

Простая мысль, но она не приходила Юре в голову, несмотря на всю очевидность рисунка. Почему? Он вдруг понял. Обида. Детские комплексы. Подсознательно он отказывался признать за дедом право считаться своим в львиной стае.

– Если с дедом, значит, восемнадцать миль. Это примерно 33 километра, – медленно, точно примиряясь с дедом и прошлым, произнес Юра. – Сейчас проверим.

Он подошел к карте. Отмерил расстояние. Выходило, что лодка могла лежать на самом краю пропасти, на глубине около ста метров. Шанс был. Большой шанс!

Итак, швартовы можно было отдавать, как и решили, в воскресенье. А вечером в субботу Сорен собрал всех в кают-компании и объявил, что им придется прогуляться по стокгольмским шхерам. Смотр «Ориону» и его экипажу устраивает сам Будман-младший.

– Как вы знаете, я обещал с ним поговорить по поводу дел его отца с Советами, – сообщил Сорен Морель. – Секретарша сказала, что известит, когда он вернется из Нью-Йорка и сможет меня принять. А сегодня он позвонил сам и сообщил, что дело для всех нас исключительно важное. Просил прибыть к нему в воскресенье. Не понимаю, откуда он узнал про «всех нас». В любом случае отказываться от приглашения не стоит. Он ждет нас в своей летней резиденции на острове Лонго, это чуть в сторону от фарватера, недалеко от Сандхамна. Крюк займет часа два, не больше.

«Орион» бодро бежал по узкому главному фарватеру, ведущему из Стокгольма в море. Сара с Тоби на коленях сидела за штурвалом в рулевой рубке, остальные, развалившись в шезлонгах на носу, наслаждались теплым бризом. Навстречу из глубины шхер выбегали все новые и новые живописные островки, облепленные непритязательными летними домиками столичных жителей, издалека напоминавшими собачьи будки.

– Когда я получу свою долю золота, куплю остров и построю себе там каменную башню, я видел такую в Эстонии в Кийу. Нижний этаж оборонительный, там я Мадонну поселю, а верхний – жилой. Там будут припасы на год, запас дров для отопления. Ни одна сука не подберется, – мечтательно произнес Степка, скептически разглядывая хрупкие постройки шведов по берегам. Должно быть, приставка «фон», с которой он жил на протяжении последних десяти лет, подействовала на его психику, превратив в настоящего немецкого феодала.

– Золота? Почему ты решил, что в лодке золото? – уставилась на будущего владельца замка Лена. Степка лишь хмыкнул и пожал плечами. Повисло молчание. И вдруг все поняли, что он завел их на запретную территорию, назад с которой можно и не вернуться. До сих пор речь шла исключительно о «грузе», они избегали строить предположения по поводу того, что могло находиться в запаянных ящиках, точно боялись, подобно суеверным туземцам, называть своим именем злого духа.