Иван Черных - Охота на бизнесменов

Полуэктов, стиснув зубы, пересилил клокотавшее в нем негодование, изобразил на лице нечто подобие улыбки. Сказал язвительно:

— Ну что, начнем сначала трепать мочало?

— Тебе виднее, начальник, — насмешливо ответил Татарников. — Тебе за это деньги платят. А мне — срок идет.

— Врешь, бандит. Не идет — наматывает. За каждый месяц отсидки в изоляторе, год к сроку тебе накручивает. Можешь мне поверить — постараюсь.

— Напугал бабу мудями…

— Вон отсюда! — не сдержавшись, рявкнул Полуэктов. И приказал сопровождающему: — Еще раз напоминаю: никаких передач! На прогулку не выводить, в туалет не пускать. Пусть в камере свое говно нюхает…

Совсем другой человек — Раков вошел в кабинет: испуганный, полусогнутый, послушный. Остановился недалеко от двери, боясь подойти к столу, где стоял стул для допрашиваемых. Глаза смотрят на следователя виновато, покорно: видно, слышал, как тот кричал на Татарникова.

— Проходи, — кивнул Полуэктов на стул и обратился к Скородумову, с которым договорился заранее, как «подготовить» автомастера к допросу: — Побеседуйте, пока я отлучусь минут на пять.

Замысел следователя по особо важным делам восхитил Скородумова, и он с радостью взялся за его осуществление. Когда Раков сел и немного успокоился, Скородумов подошел к нему и, склонясь к уху, чуть ли не шепотом спросил:

— Тебя, говорят, Тобратов вызывал на допрос. Если не секрет, о чем он тебя спрашивал?

Раков пожал плечами.

— Какой секрет? О том, о чем и вы спрашиваете. Еще интересовался, что я слышал об убийстве Грушецкого и что думаю по этому поводу. А что я могу думать?.. Конечно, тот, кто заинтересован в этом. Не верю я, что Грушецкий нападал на инкассатора. Скорее всего, кто-то другой, а вину на него хочет свалить.

— Правильно думаешь! — одобрил высказывание Скородумов, взмахнув восторженно перед носом допрашиваемого пальцем. — Именно тот, кто решил все грехи списать на твоего друга. — Скородумов подчеркнуто нажал на слово «друга», от чего Раков заерзал на стуле, ожидая подвоха. Но подвох был не в этом, и наивный автомастер не уловил, на чем собирается подловить его следователь, а когда Скородумов заговорил сочувственно о положении подозреваемого, стал советовать, как и что отвечать Полуэктову, тот даже поверил в его искренность. — Ты думаешь, нам не надоело здесь целыми днями и ночами заниматься поисками, допросами? С нас тоже спрашивают… Кто-то ограбил, кто-то убил, а мы — отвечаем. — Доверчиво положил Ракову на плечо руку. — Я верю, что ты не знаешь, не видел, кто нападал на инкассатора, случайно оказался в день убийства в Иваново-Константиново и встретился там с Грушецким и Татарниковым. Во сколько, ты говорил, видел их?

— Где-то около десяти.

— Точно?.. А если чуть позже, скажем, часов в тринадцать?

— Да нет, я хорошо помню — утром. Я же Вуциса, художника, на грибалку туда подвозил. Спросите у него.

— Спрашивали, дорогой Анатолий Тимофеевич. Он не очень-то помнит. Да и не в этом суть. Пусть в двенадцать, одиннадцать… Я к чему клоню разговор? Грушецкий со своими дружками напал на инкассатора или кто-то другой, никто не видел и доказать не может. А дело висит, мы вынуждены каждый день вызывать вас на допрос, тратить время, портить вам и себе нервы. Ничего не попишешь: вы в тот день оказались на месте преступления, и то ли свидетели, то ли подозреваемые. Кстати, второй твой дружок — художник видел именно ту машину, на которой налетчики совершили ограбление, и грузовик, перекрывший путь инкассаторской «Волге». Ни у Грушецкого с Татарниковым, ни у тебя с художником нет алиби. Что прикажешь нам делать? Конечно, нам бы хотелось, чтобы вы были свидетелями. А вы уперлись как быки: Грушецкого и Татарникова видели только утром, в Иваново-Константиново. А в три часа они были уже в десяти километрах от села — туда за это время пешком можно дойти. Можно?

Раков неуверенно пожал плечами.

— Так вот, твой друг художник видел машину и в ней водителя в женском парике и темных очках. Даже портрет его нарисовал, — Скородумов достал из стола рисунок и показал допрашиваемому. — Узнаешь?

Раков помотал головой.

— Я его никогда не видел.

— Допустим. Нашлись еще люди, которые в тот день бродили по лесу в поисках грибов и недалеко от машины наткнулись вот на этих двоих мужчин, — следователь достал из стола еще два снимка-фоторобота. Раков отшатнулся: мужчины на портретах явно смахивали на Грушецкого и Тобратова. — Теперь узнаешь?

— Не может быть, — снова помотал головой Раков.

— Очень может быть, дорогой Анатолий Тимофеевич. А мы тут воду толчем — в девять или двенадцать часов… Грушецкого нет, Татарников еще этого не знает, а если узнает, все на него начнет валить. Но какая ему вера. А вот если вы с художником подтвердите, что видели их, другое дело.

Раков хотел что-то возразить, но в это время вошел Полуэктов, сосредоточенный, возбужденный, энергично сел в свое кресло и, сердито взглянув на автомастера, с ходу приступил к допросу:

— Так во сколько и где вы видели четвертого июля Грушецкого и Татарникова?

— Я уже объяснял, — робко начал Раков.

— Без предисловий, — оборвал его Полуэктов. — Мы уже месяц толчем воду в ступе и никак до истины добраться не можем. Во сколько и где?

— Ну где-то около десяти, может, чуть позже, — Раков глянул на Скородумова, и тот одобрительно кивнул. — В Иваново-Константиново…

— И около трех в районе нападения на инкассатора, — дополнил Полуэктов.

Раков лишь пошевелил пересохшими губами.

— Да ты не бойся, Грушецкий тебе уже ничего не сделает. И Татарникова песенка спета. О себе подумай, о жене, о детях — в свидетелях лучше быть или в подсудимых? Так подтверждаешь, что видел Грушецкого и Татарникова после полудня в районе преступления?

Раков снова затравленно глянул на Скородумова, ища у того совета или поддержки.

— Следователь по особо важным делам дело тебе говорит, — сказал Скородумов. — О себе подумай, о жене, о детях. Грушецкого нет, и ему от того, что на него лишний грешок спишем, хуже не станет. Согласен?

Раков покорно кивнул.

— Отлично! — оживился Полуэктов. — Записывай, дай ему подписать — и пусть катит на все четыре стороны. Осточертело всем это дело с инкассатором.

Скородумов быстро дописал протокол допроса и протянул его Ракову.

— Подписывай — и свободен.

Раков подумал, начал было читать, но то ли почерка не понимал, то ли от возбуждения не мог смысл написанного уловить, махнул рукой и расписался.

— Вот так бы давно, — нравоучительно пробурчал Полуэктов и, указав пальцами в сторону двери, разрешил автомастеру удалиться.

Художник Вуцис оказался поумнее, посообразительнее, он сразу понял, к чему клонят следователи, и заупрямился: «Лично я не видел Грушецкого и Татарникова после полудня в районе преступления и не уверен, что на фотороботе изображены именно они».