Иван Черных - Охота на бизнесменов

— Напиши заявку, какие блюда тебе приготовить, мы передадим в вагон-ресторан, — пошутил Тобратов.

— Как же я буду писать в наручниках? Снимите, — принял игру Петропавловский.

— А ты сделай устно, я запомню.

— Сомневаюсь. Мне кажется, память у тебя дырявой стала.

— Ну почему же, — возразил Тобратов, догадываясь, на что намекает недавний его подчиненный: он помогал капитану доставать дефицитный материал для строительства дома, — хорошо помню все твое хорошее и удивляюсь, как я не догадался раньше, кто похитил из дежурной части «Мотороллу». [1] «Моторолла» — портативная, переносная радиостанция. — Прим. авт. Я верил тебе как самому себе. Вот ты и отблагодарил меня за мою доверчивость и уважение к тебе.

— И радиостанцию мне хотите пришить? Кто-то из ваших офицеров пропил или потерял по пьянке, а виноват Петропавловский?

— Не надо, Михаил Алексеевич. Не считай себя умнее других. Я без всякого блефа тебя предупредил: все доказано и твое запирательство будет тебе только во вред.

— Не знаю, что вы там накопали и подтасовали, но я ни в чем не виновен, — непреклонно повторил Петропавловский.

— Удивительный ты человек, — с усмешкой покачал головой Тобратов. — И не глупый, и законы наши хорошо знаешь, и не раз сам помогал ловить преступников, а ведешь себя, как дилетант, как трусливый мальчишка: я не я, и шапка не моя. Начитанный, интеллигентный, отец двоих детей…

— Одного, — вставил Петропавловский.

— Хорошо, одного. Но и первого ты усыновил, проявил благородство, и вдруг — грабежи, убийства…

— Ты хоть скажи, кого я ограбил, кого убил? — стоял на своем Петропавловский.

— А ты не знаешь? А говоришь, что у меня память дырявая. Вспомни инкассаторскую машину с деньгами для строителей акционерного общества.

— Это которое возглавлял Гогенадзе?

— Вот именно.

— Кто у нас в милиции не знал Гогенадзе, известного валютчика и фарцовщика, отмывающего деньги на строительстве вилл и коттеджей высокопоставленных чиновников. Значит, его ограбили?

— И убили, — подсказал Тобратов.

— И даже убили, — расхохотался Петропавловский. — Я бы тому, кто это сделал, орден дал: скольких людей он спас от этого удава!

— Вот в том-то и твоя ошибка, Михаил Алексеевич, что ты считал свои действия борьбой с несправедливостью, со злом. И не задумывался о том, какое зло сам несешь людям. Ну забрал ты деньги у инкассатора, считая, что наказал Гогенадзе. Но наказал-то ты не его, а строителей, которые там вкалывали день и ночь. Потом понял свою ошибку, убил и Гогенадзе. Ну и как ты считаешь, искоренил зло?

— Не надо, Геннадий Михайлович, ловить меня на слове. Вот когда докажете, что это сделал я, тогда будете говорить обо мне как об убийце и разбойнике. А пока ответьте мне на мой вопрос, только честно: жаль вам Гогенадзе?

— Ну, дорогой, это другой вопрос. Жизнь человека охраняется законом и судьба его в руках Бога и правосудия. Кого-то мы любим, кого-то ненавидим, но мы не вправе распоряжаться его жизнью.

— Бога никто никогда не видел и ничего о нем правдивого сказать не может, — возразил Петропавловский. — Значит, все, что о нем говорят, — ложь. Законы пишут люди. Помните у Цицерона: «Законы должны искоренять пороки и насаждать добродетели»? Почему же вы, законники, не искореняли пороки?

— А чем мы с тобой занимались в Звенигороде?

— Мелкоту ловили. А настоящие хищники, такие как Гогенадзе, Аламазов, спокойненько сосали кровь из народа.

— Хорошо, что ты вспомнил Аламазова. Тоже твоих рук дело.

— Не бери меня на понт, начальник, как говорят блатные. Аламазова тоже каждая собака в Подмосковье знала: делец, хапуга, подлец. И ты хорошо это знал, сам зуб на него точил. Но он тебе не по зубам оказался.

— Почему же. Ухлопать его, как сделал ты, мог каждый. А вот доказать, что делец, хапуга, подлец, в назидание другим, не могли. Потому он и гулял на свободе. Кстати, ты знаешь, где он взял деньги, скупив в городе все магазины?

— Знаю, что на честный заработок он не скупил бы их.

— Но, помимо заработка, есть и другие дозволенные методы обогащения, так называемый ныне бизнес. Да, раньше за него судили, но первый демократ Гайдар сказал, что это неправильно. Добивайтесь, мол, изобилия, и тогда не будет спекуляции. Вот Аламазов и воспользовался дыркой в законе — стал скупать, перепродавать. Ты куда свой ваучер дел?

— Лариса, по-моему, по пятерке продала.

— Вот и моя так поступила. А Аламазов скупил их и через знакомых администраторов, уверен, не без взяток, приобрел вначале один магазин, прокрутил через него дефицитные товары на несколько миллионов — тогда миллион был суммой, купил второй магазин, третий. Так стал заметной фигурой, предпринимателем. Нанял посредников, ездил сам по городам, по ближнему зарубежью, пока граница еще была прозрачной, договаривался об обмене товаров и на этом наживался. Что в этом противозаконного?.. А ты взял да и ухлопал его. Связи нарушились, в город не стали поступать импортные продукты, импортные вещи. Кому от этого стало лучше?

— Не надо меня агитировать, Геннадий Михайлович. Кое-что и я знаю об экспорте-импорте. По-гайдаровски все здорово получилось: магазины наши ломятся от заморских товаров. А почему? Потому что большая половина населения не в состоянии платить такие цены. А где наши товары? Хотя бы те же продукты. Перед отпуском я заехал на одну скотоводческую ферму, доярки ревмя ревут, молоко приходится в землю выливать: на завод берут мало, а на разлив запрещают торговать — говорят, негигиенично. И литр молока в магазинах подскочил до четырех тысяч. А сахар? Возим из-за тридевять земель, а своя свекла гниет, власти тоже объясняют: завод нарушает экологию — не предусмотрены очистительные сооружения. Так предусмотрите, постройте на те самые деньги, которые на перевоз тратите. Нет, доллары лучше пахнут, при неразберихе и бестолковщине легче народ грабить. А ты: «…Кому от этого стало лучше?»

— Да, далеко мы с тобой от криминальной темы уехали. Скоро до президента доберемся. Ты лучше расскажи мне, как это тебе удалось одному обчистить одесского инкассатора со «Строй-бетона»? Я, как только получил телефонограмму, сразу понял, чьих рук это дело.

— Ошибаешься, гражданин начальник, — съерничал Петропавловский. — Если бы это я сделал, хохлы ни за что бы не передали меня в ваши руки, судили бы сами.

— Ну почему же. У нас с ними подписано соглашение о совместной борьбе с бандитизмом. А запрос на тебя мы еще раньше послали, до ограбления. Так что твой портрет, правда, без усов, давно красовался в местных отделениях. Хорошо, что не додумались расклеить его на улицах, ты бы быстро дал оттуда деру.

Петропавловский промолчал. Только глубоко вздохнул. То ли задумался, то ли устал за день от болтовни и скандалов. Полежал несколько минут спокойно и вдруг обратился к Тобратову совсем другим, уважительным тоном: