Владимир Першанин - Лабиринт [Авторский сборник]

— Жаль пожрать не успели, — сказал Толян. — В машине целая палка колбасы осталась…

Серега шел молча, о чем-то задумавшись. Насчет колбасы он не отреагировал, а спустя минуты две вдруг остановился.

— Толь, а ведь нас вложили! Этих волков навели на нашу тачку. И я догадываюсь, кто!

— Ну и кто же?

— А ты сам подумай… прикинь хрен к носу.

Сержант милиции Ольга Викторовна Будникова имела должность младшего инспектора и занималась в Управлении уголовного розыска картотечным учетом. Свою службу в милиции она начала в дежурной части на телетайпе, потом перешла в опергруппу, работавшую по карманникам. Ребята в группе подобрались молодые, азартные. Мотались целыми днями по городу, охотились, выслеживая в магазинах, на рынках и в трамваях карманных воров.

Здесь Ольга прошла целую школу, стала понимать Глеба Жеглова из «Место встречи изменить нельзя». Когда приходилось отпускать очередного вора, успевшего избавиться от краденого бумажника прямо у тебя на глазах. «Ничего, на каждого хитреца довольно простоты!» — так говорил ее наставник и учил премудростям, как не остаться в дураках и загрести карманника с поличным.

Работали на голом энтузиазме, за жиденькую зарплату и редкие премии по двадцатке или тридцатке. Сейчас про энтузиазм говорить смешно и зарплата ненамного выше. Тогда ради чего она влезла теперь в этот КамАЗ, который в любой момент может превратиться из ловушки в мышеловку?..

В опергруппе работалось весело, хотя раза два вляпывалась в ситуации непредсказуемые. Однажды агрессивный вор полоснул ее по лицу заточенной до бритвенной остроты монетой. Когда зашивали щеку, плакала, боясь больше смерти остаться уродиной. Но резаная рана быстро затянулась и осталась на память метка — маленький белый шрам под глазом. Самое обидное, что вора так и не поймали, даже лица толком не разглядела в полутемном зимнем трамвае. Вор отжал ногой дверь и выпрыгнул на ходу.

Не иначе, как со злости, кроме самбо, на которое девчонки ходить не любили, стала заниматься и карате. Всерьез, с дальним прицелом, надеясь когда-то получить офицерские звездочки.

В другой раз, возвращаясь с напарником домой вдвоем, сцепились с тремя парнями, молотившими ногами какого-то мужика. Уже вовсю шла перестройка, взрастало новое криминальное поколение, зачатки будущей братвы, взявшей позже в свои руки власть в целых городах. Эти попались из рэкетирского клана. Красные милицейские книжки их уже не пугали. Бросив свою жертву, все трое кинулись на Ольгу и ее напарника.

Ей повезло, что напарник попался крепкий, тоже умеющий махать кулаками. А еще больше помогло то, что кто-то из жильцов ближнего дома позвонил по «02». Не продержались бы они долго против троих мордоворотов. Замесили бы их, как того мужика. Но вылетел из темноты родной УАЗ с синей полосой. Напарник уже лежал на асфальте, и двое его пинали. В третьего, как кошка, вцепилась Будникова, не давая вырваться и одним ударом свалить ее с ног. Выскочившие сержанты гнались за убегающими по улице мордоворотами. Ольга, зверея от никогда до этого не испытанной ненависти, вцепилась зубами в ухо своего противника. Что-то хрустнуло, губами почувствовала колкость коротко стриженных волос и запах чужого пота. Эти мгновенные ощущения запомнила навсегда. Стриженый заорал от боли, рванулся и так врезал ей локтем в бок, что зашлось дыхание. И все равно не выпустила. Подоспевший сержант размашисто и умело оглушил рэкетира резиновой дубинкой и, с трудом отцепив всклокоченную, что-то кричавшую девку, защелкнул руки хулигана наручниками.

Потом был вялый и какой-то странный суд. Адвокаты «ловили» Ольгу и напарника на противоречиях, старательно сводили дело к обычной потасовке. Районный судья зевал и соглашался, что в темноте подсудимые могли не увидеть милицейских удостоверений. Когда зачитали приговор — года по два условно, Ольга не выдержала, заматерилась на ухо напарнику:

— Судья-то проститутка. Продалась… Мужику почки отбили, тебе ребро сломали, а их — на свободу.

Со злости накатала письмо в обком партии. Сразу в высшую инстанцию. Что же это творится? Бандиты на свободе разгуливают, а наш советский суд перед ними расшаркивается. Таким макаром у нас скоро как в Чикаго будет! Не догадывалась, что через пару-тройку лет в России станет куда хуже, чем в Чикаго.

Тогда в действиях властей еще прослеживалась какая-то логика. Письмо сержанта Будниковой сработало. Дело вернули на пересмотр; чтобы не дразнить милицию, областной суд упрятал двоих рэкетиров за решетку. Третий, покруче, остался с условным сроком.

В опергруппе отработала шесть лет. Считалась уже опытным сыщиком. Привыкла к ребятам, к небольшому крепкому коллективу. Уходить не хотела, но пришлось. Умерла мать, не с кем стало оставлять дочку, и Ольга перешла в детский приемник. Работа в двух шагах от дома, и, кроме того, обещали офицерскую должность. Старый начальник ушел, а с новым она не сработалась. Он слишком приставал, а точнее, не давал проходу. Ольга, может быть, и уступила бы. Понимала, что без благосклонности шефа звездочек, а значит, и существенной добавки к зарплате не видать. Уже перестала шарахаться, когда тот гладил ее по заду, и обещала подумать насчет свидания.

Удерживала стойкая, родившаяся в первые же дни неприязнь. К его походке, рукам, неразборчивости в связях с женщинами. Однажды увидела, как шеф закрылся в кабинете с шалавой, матерью одного из беспризорных детей. Когда на следующий день шеф в этом же кабинете попытался зажать Ольгу, та вырвалась и пообещала сломать ему руку или еще что-нибудь…

— Я тебе не помойное ведро, — орала она, побелев от злости, не заботясь, что ее услышат за стеной.

— Тише, тише, я же пошутил, — успокаивал ее начальник. По глянцевой лысине стекали крупные капли пота. Он уже был наслышан о бешеном характере Будниковой и сейчас не на шутку перепугался, опасаясь скандала. Испуг быстро прошел, но с тех пор начал осторожно, не спеша выживать вздорную женщину из своей конторы.

Выкинуть, придравшись к пустяку, не мог. Ольга в милиции была человеком известным. Выступала в областной команде по пятиборью, имела первый разряд по стрельбе, и сам начальник УВД раза два вручал ей грамоты и медали. Жалует царь, да не жалует псарь… Верная поговорка. Генерал далеко, а обозленный майор рядом. Он все графики составляет: работы, выходных, отпусков. А здесь полный простор для творчества. Можно так зажать, что запищишь и поплакаться некому. Знала, куда идешь! «Наша служба и опасна, и трудна…» В общем, год кое-как выдержала. Ушла бы в другое место и раньше, только с должностями для женщин непросто.

Кинулась к Земцову, которого знала давно, еще по опергруппе: «Помоги, Николай Иванович!» Тот долго раздумывал, куда же пристроить? Уговорил свое начальство, взяли в Управление на бумажную работу. По крайней мере, день нормированный, в половине седьмого уже дома. И в обеденный перерыв иногда сбегаешь, дочке еду подогреть и глянуть, чем занимается единственное чадо. В уголовном розыске отношения попроще, за каждым шагом не следят.