Владимир Першанин - Лабиринт [Авторский сборник]

— Не знаешь, Татьяна Завьялова по-прежнему в Раменском живет? — и сразу поправился. — Это девичья фамилия. Сейчас у нее, наверное, другая.

— Нигде она не живет, — отозвался тот, запихивая бутылки с пивом в холодильник. — Умерла Татьяна.

— Давно?

— Года полтора назад. От женской болезни. Ее фамилия по мужу Ивченко была.

— Дети остались?

— Две дочки. Да у нее и внуков уже двое или трое. Девки рано замуж выскочили.

— А где похоронена?

— На кладбище, где же еще! Ты ее знал, что ли?

— Давно. Еще в молодости.

— Любовь, значит, была, — догадался владелец забегаловки.

— Вроде того.

— Знаешь, где кладбище?

— Знаю.

— В калитку войдешь, метров пятьдесят прошагаешь и сворачивай направо. Там недалеко от ограды увидишь памятник. Из мраморной крошки. Ночевать здесь будешь?

— Здесь.

Прошлое мешалось с настоящим. Умершая любовь его юности. Михалев — возможный наводчик «пятерки». Ночевать, конечно, надо здесь, на стоянке. Поговорить, подкинуть ненавязчивую информацию о ценном грузе. И проведать Татьяну…

— Мы сейчас на кладбище съездим и назад. Поужинаем у тебя, если найдется, что.

— Сын через часок плов привезет и окрошку холодную. Жена готовит. Тут, кроме вас, машины еще ночевать будут. Водки возьмете?

— У нас своя. Вечером, если захочешь, вместе посидим. Зовут-то тебя как?

— Иван.

— А меня Николай. А это Костя и Ольга. Михалев изобразил некое подобие улыбки. Была она у него какая-то звероватая, а уж веселостью от него не пахло. Ушлый мужик. Так писал в рапорте участковый. Ничего не пропустит, где плохо лежит. А жадность, она до чего только не доведет…

Раменское кладбище, унылое и серое, как выгоревшая пыльная степь вокруг. Дождей здесь почти не бывает, и солнце безжалостно выжигает любую растительность, кроме жесткой, пахучей даже в жару, полыни. Кое-где в низинах, вытягивая остатки весенней влаги, растут поодиночке и редкими кучками акации, мелкие степные вязы, желтеют возле сонных луж островки сухого чакана и камыша.

На огороженном ветхим штакетником кладбище тоже прижились несколько акаций. Под одной из них могила Татьяны. Здесь же полузасохший куст сирени. Но могила прибрана, посыпана песком, а в жестяной вазе торчат несколько искусственных цветов.

Татьяна улыбалась с овальной керамической рамки знакомой улыбкой. Фотографию взяли давнишнюю. Конечно, не той поры, когда встречалась она с Николаем. На фотографии ей лет тридцать. Лицо осталось таким же. Только изменилась прическа. Вместо длинных волос — шестимесячная, модная в семидесятые годы завивка. И пряди посветлее. Наверное, красилась.

Костя остался в КамАЗе, стоявшем за оградой. С Земцовым напросилась Ольга.

— Не помешаю, Николай Иваныч?

— Нет.

Ей было по-детски любопытно, что за женщина похоронена здесь. Но вопросов не задавала. Даже деликатно отошла в сторонку, разглядывая покосившийся металлический крест, под которым покоилась какая-то древняя старушка.

— Иди сюда, Ольга, чего там стоишь, — позвал Земцов. Они молча постояли у могилы Татьяны и двинулись назад.

— Вот так, Олюня. Не виделись четверть века, а довелось встретиться на кладбище. Жизнь…

Ольга вопросов не задавала. Все и так поняла.

Переночевали на стоянке. Михалев, как и обещал, накормил их неплохим ужином. Земцов выставил бутылку водки. Костя не пил — завтра с утра пораньше за баранку. Наливали больше Михалеву.

Тот не отказывался, опрокидывая стопку за стопкой. Разговор крутился вокруг трассы. Соглашались, что у дальнобойщиков жизнь, конечно, собачья. Все время в напряге, толком не отдохнуть. Не знаешь, что тебя ждет за следующим поворотом. Да и торговать на трассе — занятие муторное. Налоги плати, всякое дорожное начальство ублажай. То санитарная инспекция заявится, то милиция. Со всеми надо ладить.

— Шпана не пристает?

Земцов выставил вторую бутылку водки. Хотя Михалев пил больше всех, он почти не пьянел, только сильнее багровело мясистое широкое лицо.

— Пусть попробуют! — владелец забегаловки показал огромный задубевший от крестьянской работы кулак. — Своих я и сам разгоню. А если чужие, то нас в селе трое братьев, не считая двоюродных, да три кума, еще зятья… я целый взвод в момент подниму.

Земцов не слишком верил, что родня кинется в драку ради Ивана Герасимовича и его добра. Не тот он человек, чтобы его братья и сватья сильно любили. Сам-то он больше для себя живет. Замкнуто и настороженно. И в доме у него мало кто бывает. Эти мелочи тоже отразил в своем рапорте участковый инспектор, мужик наблюдательный, хорошо знающий, кто чем дышит в Раменском. Только есть вещи, которые раскопать трудно. Михалев тоже не из дураков. Если и связан с «пятеркой», то прячет концы ой как глубоко!

— Напарник твой не пьет, — Михалев обратил внимание на Костю. — Молодец!

— В ваших краях на дорогах спокойно? — спросил Земцов.

— Вроде ничего, — пожал плечами Михалев. — Последнее время не слышно, чтобы кого-то сильно обижали.

— А не сильно?

— Как везде. Платить иногда приходится. Так водилы говорят.

— Кому?

Михалев ответил не сразу, глядя на Земцова почти трезвыми, внимательными глазами.

— Они своих фамилий не называют.

— Ясно…

Когда, поужинав, встали из-за стола, Земцов достал бумажник.

— Сколько за харчи должны?

Михалев глянул на остатки водки во второй бутылке и поскреб затылок.

— Как с вас брать-то? Целую поллитру мне споили. Давай, что ли, десятку, перед бабой оправдаться. А так на трассе харчи дорогие. Нормальный ужин на человека в двадцатку, а то и больше встанет.

Ночевали на дальнем конце стоянки. Ольге уже в темноте натянули палатку. Она ушла, захватив с собой фонарик и автомат, завернутый в одеяло. Костя заснул, как всегда, быстро, а Земцов все ворочался, рассеянно вслушиваясь в звуки августовской ночи. Мысли снова возвращались к прошлому. Когда-то, давным-давно, в другом мире, он увозил Татьяну в степь, и занимались они любовью под этими же звездами. Целая вечность прошла, а звезды остались такими же. И ковш Большой Медведицы, и самая яркая Полярная звезда, и широкая полоса Млечного пути.

Из огромного, как сарай, «Рено» доносился приглушенный женский смех. Два контейнеровоза «Рено», остановившиеся здесь на ночь, шли на Москву. Кроме водителей, в обоих сидели молодые девки. По виду из дорожных подруг. Ну что ж, путь длинный, с женским полом веселее. Только не нарваться бы вам, ребята, на «пятерку». Мы ее специально ищем, а она, по закону подлости, нас не видит. Хватает другие куски…

А Михалев — мужик непонятный. Впрочем, Земцов и не ставил цели до чего-то докопаться. Проездом за полдня и ночь много ли чего выкопаешь? Если хозяин забегаловки связан с «пятеркой», информация уйдет по назначению. Если нет… ну что ж, охота есть охота! Будем искать дальше.