Николай Чергинец - Последний герой

Он открыл портфель лишь в салоне самолета на обратном пути в Москву. И чем глубже он проникал в смысл этих документов, тем яснее становились для него последние события с его участием, тем очевиднее была та нелицеприятная роль, которую отвел ему криминальный авторитет Валдай, а теперь еще и генерал Лимонов.

«Они с самого начала подставляли меня, — размышлял Рубцов. — Я оказался между молотом и наковальней, между криминальными авторитетами и заинтересованными государственными чиновниками. И те и другие пытаются использовать меня. Валдай со своими неограниченными возможностями вполне мог за два-три дня отыскать Ростовцева, получить от него оригинал видеозаписи и дочь Костикова. Но он воспользовался мной. Он сказал, что не желает вмешиваться в политику. На самом деле он опасался криминальных авторитетов. В своем неукротимом стремлении к обогащению Лимонов вообще вознамерился соединить между собой и поставить под собственный контроль олигархов, криминал и закон. Они имеют огромные деньги и, следовательно, власть. Теперь они захотели иметь и свои законы. Амбициозные чистоплюи! Они жаждут повелевать, предпочитая всю грязную работу перепоручить таким, как я».

После приземления во Внуково Рубцов позвонил своему старинному приятелю Николаю Логинову. Тот работал в известной еженедельной газете и специализировался на разоблачительных материалах на темы политики и экономики. В прошлые времена Рубцов несколько раз делился с Логиновым полезной информацией, которая после журналистских расследований заканчивалась громкими отставками. По этой причине на Логинова неоднократно совершались покушения, и Рубцов некоторое время состоял при нем добровольным телохранителем.

Договорившись о встрече с Логиновым в сквере на Юго-Западной, Рубцов отправился на остановку пятьсот одиннадцатого автобуса. Когда он добрался до сквера, Логинов уже ждал его там. Это был стройный симпатичный мужчина тридцати семи лет с приятной улыбкой, пышной копной русых волос и седыми висками. На нем была короткая темно-синяя куртка спортивного стиля и черные джинсы.

— Привет, Комбат!

— Привет, Коля!

Они обменялись крепким и теплым рукопожатием.

— Ты при портфеле? Это что-то новенькое. Неужели ты променял свою прошлую жизнь, полную приключений, на зарплату бюрократа?

— Оставим поэзию до лучших времен, — сказал Рубцов, протягивая портфель Логинову. — В этом портфеле, Коля, колоссальная бомба с радиусом действия более двух тысяч километров.

— И ты решил, что я лучший из всех известных тебе минеров? — принимая портфель, спросил Логинов.

— Да, Коля, ты — лучший, — утвердительно ответил Рубцов. — Но главное — честный, принципиальный, надежный.

— Не пугай меня, Комбат. Ты говоришь таким тоном, будто прощаешься со мной.

— Все может быть, Коля. Осколки от подобного фугаса могут поразить любую броню. Когда у вас выходит ближайший номер? — спросил Рубцов.

— Через три дня, — ответил Логинов.

— Ты меня крепко выручишь, если этот материал появится в этом номере.

— Прости, но это невозможно, Комбат. Только через неделю. Никто не согласится переделывать макет.

— А ты сделай так, чтобы согласились, — стоял на своем Рубцов.

— Что же это за бомба такая?

— Читай, знакомься, и, если будут возникать вопросы, я прокомментирую.

Логинов открыл портфель и не очень охотно принялся перебирать бумаги. Но чем дольше он читал, тем глубже проникал в смысл документов. Время от времени от отрывался от чтения, оглядывался по сторонам, обращался к Комбату за разъяснениями, получал их и снова с головой уходил в чтение. Рубцов сидел на скамейке рядом с Логиновым, курил и ждал, когда друг произнесет фразу, которую он так хотел услышать.

— Ладно, уговорил, чертяка! Статья выйдет в ближайшем номере. И как тебе только удается отыскивать такие материалы, Комбат? Научи меня, как это делается.

— Нет, Коля, у тебя не получится. Поэтому давай делать свое дело и помогать друг другу.

Они расстались так же, как и встретились, — крепким рукопожатием.

— Увидимся! — напутствовал Рубцова Логинов.

— Как-нибудь обязательно, — ответил тот.

А через три дня газета вышла из печати, и в ней за подписью Логинова на весь разворот была помещена разгромная статья, в которой все действующие лица и персонажи выступали под своими именами.

В тот день генерал Лимонов прибыл на службу в обычное время. Ничего не подозревая, он прошел в свой кабинет и занялся срочными бумагами. Поэтому, когда к нему в кабинет вошел Игнатов, генерал отчитал его за то, что помощник отрывает его от важных дел.

— Думаю, Виктор Владимирович, в настоящий момент для вас не может быть ничего более важного, чем статья в газете «Секретно» за подписью известного журналиста Логинова. — И Игнатов передал генералу экземпляр. — Вам следовало бы прочесть ее до того, как вас вызовет к себе Первый. А он обязательно вас вызовет.

Игнатов покинул кабинет точно так же, как и вошел, — без всякого разрешения. Лимонов развернул газету и погрузился в чтение. И чем дальше он читал статью, тем учащеннее становилось его сердцебиение, тем отчетливее он осознавал, что повержен. Он понимал, что это смертельный удар. От такого удара ему ни за что не оправиться. Некоторых увольняют за проступки тихо, с сохранением пенсий и привилегий. Здесь же речь шла о полном служебном несоответствии. А генерал Лимонов прекрасно был осведомлен, что полагалось за такое в прокуратуре.

Дочитав статью, генерал Лимонов снял трубку коммутатора. Телефон ответил мертвым молчанием. Тогда генерал потянулся к аппарату ВЧ и набрал номер Ветрова. Услышав его голос, Лимонов поздоровался, а Ветров весело сказал:

— Представляешь, не позже чем через минуту я позвонил бы тебе. Сегодня я выезжаю в Москву по союзным делам. Выпросил у министра лишний денек, чтобы с боевыми друзьями повидаться. Целый список составил, с кем хотел бы встретиться. Твоя фамилия первой стоит. Уж очень мне не понравилось твое настроение, когда мы в последний раз разговаривали. К тому же мы не виделись более десяти лет.

— Да ты прав, друг. За десять лет вода в океанах поменялась, не то что люди…

— О чем ты, Виктор Владимирович? Опять настроение хреновое?

— Да, Игорь Николаевич. Из нас двоих ты один сохранил честь. Я тебе и звоню, чтобы предупредить, не заезжай ко мне. Не сможем мы увидеться.

— Что, в командировку? Надолго?

Лимонов помолчал некоторое время, а затем глухо ответил:

— Навсегда. Говном я оказался. Мне стыдно перед тобой… Перед Комбатом… Перед друзьями, с которыми породнился в Афганистане. Я не выдержал экзамен жизни. Прости меня! Прости!

И Лимонов, положив трубку, обреченно и тяжело вздохнул, вышел из-за рабочего стола и нетвердой походкой направился в комнату отдыха, смежную с рабочим кабинетом. Там он уединился, запершись изнутри.