Ярослав Зуев - Конец сказки

– Стоять, жабы, не двигаться! – приказали с порога каким-то странным и страшным, лязгающим голосом неисправного механизма со свалки роботов. Вслед за чем обладатель голоса ввалился внутрь помещения. Его внешность оказалась под стать голосу, она наводила на мысли о льдах и торосах, полярных сияниях и морских леопардах, соскальзывающих в проруби со студеной водой. Волосы, брови, ресницы и неряшливую щетину на щеках и подбородке незнакомца покрывал толстый слой инея, который Бонифацкий сослепу принял за муку, вывернутую на этого человека из мешка. Губы пришельца отливали синевой антарктических айсбергов, расстегнутую на груди рубашку и рваные джинсы припорошил снежок. Из-под брюк торчали босые ноги 46-го размера, цвета редкого голубого мрамора.

Сидевшая у стены Юлия, разглядев незнакомца, завопила от ужаса, вспомнив о злом Деде Морозе, которым ее пугала в детстве старшая сестра, пока не скончалась от передоза. Сестра утверждала, что если добрый дед в красной шубе тащил в своем безразмерном мешке подарки отличникам и хорошистам, то его злой антипод приходил за двоечниками и прогульщиками, и у него тоже был мешок. В нем злой дед мороз (сестра Алька называла его Снежным человеком) уносил тех незадачливых детишек, кому, например, светило остаться на второй год за двойки и неудовлетворительное поведение. «Алька! – надрывалась маленькая Юлька, поскольку еще не знала, что станет женой уголовного авторитета и любовницей крупного бизнесмена, а из своей справки о неоконченном среднем сделает бумажный самолетик, потому как на х… оно нужно, образование это сраное, – я больше не буду, скажи ему, я буду вести себя хорошо! Пускай за мной не приходит, этот твой Снежный человек! Я буду учиться на хорошо и отлично, как завещал добрый дедушка Ленин!».

– Я больше не буду, бля буду!

Заглохни, короста, – прикрикнул на нее пришелец. – Жизни лишу! – Его челюсти клацали, тело била дрожь. Бонику, застывшему в нелепой позе, с одной ногой на табурете, и другой, устремленной к полу, представился «замороженный» из одноименной кинокомедии с участием Луи де Фюнеса. [91] Кинокомедия режиссера Э.Молинаро, (1969), в ролях Луи де Фюнес, Мишель Лонсдаль и др. Хоть, это совершенно не проясняло пока, откуда взялся этот человек, ведь вечная мерзлота в Крыму растопилась как минимум десять тысяч лет назад. Задолго до того, как он стал полуостровом и уж тем более получил имя Крым.

Сделав шаг вперед, странный пришелец, Снежный человек из детских кошмаров Юлии и Замороженный Вацика Бонифацкого, уперся жадным и слегка безумным взглядом в полуобнаженное тело Тамары. Горничная стояла к нему спиной, желтоватые по-волчьи глаза незнакомца сфокусировались на ее ягодицах, очень мягких и теплых с виду. Тома оказалась последней, кто заметил, как он вошел, она промокала свою рану на лбу смоченной дезинфицирующим раствором ватой. Увидев его отражение в зеркале, несчастная женщина вскрикнула, обернулась и снова закричала, выпустив и тампон, и флакон, который, дребезжа, покатился по полу. При виде Замороженного у нее родилась своя ассоциация, Тома вспомнила детство и ленинские уроки в первом классе, на которых учительница рассказывала завороженным питомцам о подвиге советского генерала Карбышева.

– Холодно, – лязгая челюстями, сказал Замороженный, протянул скрюченные заиндевелые пальцы правой руки к обомлевшей Тамаре, будто она была масляным обогревателем, и добавил: – тепло. – При этом лицо его стало – как у голодного медведя, изучающего пасеку. Тамара, отшатнувшись, уселась задницей в умывальник.

– Пожалуйста, только ничего мне не делайте! – крикнула она, пытаясь отстраниться еще дальше.

– Ты кто? – спросил Замороженный, наступая. При этом раздался странный звук, будто что-то тяжелое волоклось за ним по полу. Только теперь все трое заметили, что Замороженный держит в правой руке ногу, обутую в кожаный мужской полуботинок. Тело владельца ноги волочилось следом. Разглядев эти подробности, Юлия Сергеевна запищала. Забинтованный покосился на нее и выпустил добычу, как, наверное, сделал бы австралопитек, по возвращении с охоты в пещеру. Нога с глухим стуком упала на пол. Боник испытал омерзительный приступ тошноты, подступившей к горлу, когда узнал Доктора. Док был мертв. Затем Вацлав Збигневович подумал, что при нем, как всегда, нет оружия, и ему стало даже хуже, чем было.

– Так будет с каждым, – торжественно сообщил окончательно деморализованной аудитории Замороженный. Повернулся к горничной и повторил вопрос.

– Ты кто, спрашиваю?!

– Горничная, – промямлила Тамара. – Пожалуйста, не обижайте меня!

– Звездишь, курва? – Вероятно, Замороженный хотел недоверчиво прищуриться, покрытое инеем лицо превратилось в кошмарную гримасу. Сунув правую руку в штаны, он достал оттуда большой вороной пистолет. Боник сразу узнал оружие доктора, которое тот привез из Приднестровья.

– Пожалуйста, поверьте, это так, – сказала Тамара, почувствовав на подсознательном уровне, этому человеку сейчас убить – раз плюнуть, следовательно, один неверный шаг, и… – Я просто горничная. Убираю, присматриваю за порядком…

– Если горничная – почему без портков? – перебил Замороженный враждебно.

Тамара пожала плечами, мол, это ведь и так ясно, что.

– А этот петух, – Замороженный указал стволом на неподвижного, как статуя Бонифацкого, – который тоже в неглиже, – твой хахаль, как я понял? Ночной сторож, так? Или тоже, как ты, уборщик? Нехило здесь у вас халдеи живут, жирно, по всем понятиям. Ну а хозяева тогда где? Бутылки собирают, по помойкам, пока вы тут трахаетесь и жрете конину, пока харя не треснет? – Взяв со столика фигурную бутылку «Наполеона», Замороженный, не сводя глаз с Томы и Боника, поднес горлышко к носу и брезгливо скривился, будто оттуда скверно пахло, глубокомысленно оглядел этикетку, а затем, несколькими судорожными глотками высосал содержимое до дна. Бонифацкий невольно кашлянул.

– Голимое пойло, – фыркнул Замороженный, отдышавшись. При этом его физиономия все же слегка порозовела. – Для мудаков, которым ворованные бабки больше девать некуда.

– Значит, – продолжал он, пристально глядя на Тому, – ты тут просто тупо работаешь? Повторяю вторично, на случай, если ты, к примеру, глухая. Выходит, этот буй в портках – твой хахаль-кочегар, а я, значит, ошибся адресом? – Замороженный опустил язычок предохранителя большим, как сарделька, пальцем правой руки.

– Я тут просто работаю, – смертельно побледнев, сказала горничная.

– Ртом, бля?

– И ртом, если приказывают.

– Выходит, юбку тебе кто хочешь, задирает?

Тома и Боник обменялись быстрыми взглядами, и он по ее глазам понял, что во второй раз она его выгораживать не станет.