Пер Валё - Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

– Гм, – произнес врач и пошел к своему автомобилю.

Колльберг оставался там еще около получаса, а потом поехал на патрульной машине девятого округа в управление на Сурбрунгатан.

Комиссар сидел за письменным столом и изучал какое-то дело, когда к нему вошел Колльберг. Он поздоровался, отложил бумаги в сторону и показал на стул. Колльберг сел и сказал:

– Мерзкое дело.

– Да, – сказал комиссар. – Нашли что-нибудь?

– Насколько мне известно, пока ничего. Все смыл этот дождь.

– Когда, по-твоему, это произошло? Вчера вечером там было ограбление. Я как раз читал рапорт о нем.

Ну, этого я не знаю, – сказал Колльберг. – Очевидно, время смерти мы установим, когда сможем ее увезти.

– Думаешь, это мог сделать один и тот же человек? Может, девочка случайно что-то увидела или нечто в таком роде?

– Если она изнасилована, то это вряд ли сделал тот же самый человек. Грабитель, да еще к тому же сексуальный маньяк-убийца, это уже чересчур для одного человека, – неуверенно сказал Колльберг.

– Изнасилована? Это тебе сказал врач?

– Он не исключил такой возможности.

Колльберг вздохнул и потер подбородок.

– Те парни, которые везли меня сюда, сказали, что вы знаете, кто она, – пробормотал он.

– Да, – подтвердил комиссар, – похоже на то. Минуту назад здесь был Гранлунд, он опознал ее по фотографии, которую нам вчера принесла сюда ее мать.

Комиссар открыл папку и протянул Колльбергу любительский снимок. На фотографии стояла девочка, которая теперь лежала мертвая в Ванадислундене, она прислонилась к дереву и смеялась, щурясь на солнышко. Колльберг кивнул и возвратил снимок.

– Ее родители знают, что…

– Нет, – сказал комиссар.

Он вырвал из блокнота на столе верхний лист и протянул его Колльбергу.

– Фру Карин Карлсон, Свеавеген, 83, – вслух прочел Колльберг.

– Ее звали Ева, – сказал комиссар. – Лучше всего, если туда кто-нибудь… если ты туда зайдешь. Прямо сейчас. До того, как они узнают это из других источников, что было бы еще хуже.

– И без того уже достаточно плохо, – вздохнул Колльберг.

Комиссар серьезно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Вообще-то я думал, что это твой округ, – сказал Колльберг, но тут же встал и добавил: – Ну, хорошо, хорошо, я уже иду. Кто-то ведь должен это сделать.

В дверях он обернулся и сказал:

– Меня вовсе не удивляет, что у нас в полиции не хватает людей. Надо быть чокнутым, чтобы решить поступить на службу в полицию.

Автомобиль он оставил возле кирхи Святого Стефана, поэтому решил пойти пешком на Свеавеген. Кроме того, ему все-таки нужно было время, чтобы собраться с силами, прежде чем встретиться с ее родителями.

Светило солнце, и после ночного дождя не осталось никаких следов. Колльбергу стало нехорошо при мысли о, мягко говоря, удручающем задании, которое ему предстояло выполнить. Ему не впервые приходилось выполнять подобную миссию, но когда дело касалось ребенка, он страдал еще больше чем всегда. Если бы здесь был Мартин, думал он, у Мартина такие вещи получаются намного лучше, чем у меня. Однако потом он вспомнил, как подавленно выглядит Мартин в ситуациях такого рода, и подумал: что ж, это для каждого одинаково тяжело.

Дом, в котором жила девочка, стоял чуть наискосок от Ванадислундена в квартале между Сурбрунгатан и Фрейгатан. Лифт не работал, и ему пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Прежде чем позвонить, он минуту постоял, чтобы отдышаться.

Женщина открыла почти мгновенно. На ней было коричневое хлопчатобумажное платье-халат и босоножки. Светлые волосы растрепаны и взъерошены, словно она непрерывно теребила их руками. Когда она увидела Колльберга, на ее лице замелькали разочарование, надежда и страх.

Колльберг предъявил ей служебное удостоверение, и женщина посмотрела на него полным отчаяния вопросительным взглядом.

– Вы позволите войти?

Женщина придержала дверь и отступила в сторону.

– Вы не нашли ее? – спросила она.

Колльберг не ответил и прошел в квартиру. Квартира, очевидно, была двухкомнатная. В одной комнате стояла кровать, книжный шкаф, телевизор, комод и два кресла у низкого столика из темного дерева. Кровать была застелена. Очевидно, ночью на ней никто не спал. На синем покрывале лежал открытый чемодан, а возле него – приготовленные стопки аккуратно сложенного белья и одежды. На крышке чемодана висело несколько свежевыглаженных платьиц. Дверь в другую комнату была открыта, и он заметил там темный книжный шкаф с книгами и игрушками. На книжном шкафу восседал белый медвежонок.

– Может быть, мы присядем? – предложил Колльберг и сел в кресло.

Женщина осталась стоять и спросила:

– Что случилось? Вы нашли ее?

Колльберг увидел ужас в ее глазах и попытался вести себя абсолютно спокойно.

– Да, – сказал он. – Фру Карлсон, пожалуйста, сядьте. Где ваш муж?

Она села в кресло напротив Колльберга и ответила:

– У меня нет мужа. Мы в разводе. Где Ева? Что случилось?

– Фру Карлсон, – произнес Колльберг, – мне ужасно жаль, что я должен вам это сказать, но ваша дочь мертва.

Женщина пристально смотрела на него.

– Нет, – почти беззвучно сказала она. – Нет.

Колльберг встал и подошел к ней.

– У вас есть кто-нибудь, кто смог бы здесь побыть с вами… может, родители?

Женщина покачала головой.

– Это неправда, – сказала она.

Колльберг положил руку ей на плечо.

– Мне ужасно жаль, фру Карлсон, – пробормотал он.

– Но как это могло произойти, – сказала она, – ведь мы собирались ехать в деревню…

– Этого мы еще не знаем точно, – сказал Колльберг. – Мы предполагаем, что… что она, наверное, кого-то встретила.

– Ее кто-то убил? Ее убили?

Колльберг кивнул.

Женщина закрыла глаза и сидела совершенно неподвижно. Потом она открыла глаза и покачала головой.

– Это не Ева, – сказала она. – Это не Ева. Вы… вы не ошибаетесь?

– Нет, – ответил Колльберг, – мне очень неприятно, но, к сожалению, нет, фру Карлсон. Не мог бы я кому-нибудь позвонить, чтобы он сюда пришел? Вашим родителям или кому-нибудь другому?

– Нет, только не им. Мне никто здесь не нужен.

– В таком случае, может быть, вашему бывшему мужу?

– Он живет в Мальмё, по крайней мере, я так думаю.

Она была мертвенно бледна и смотрела ничего не выражающим взглядом. Колльберг знал, что она еще не полностью поняла, что, собственно, произошло, что внутри у нее вырос защитный барьер, который теперь не позволяет правде проникнуть туда. Он уже наблюдал такую реакцию раньше и знал, что как только ее покинут силы и она перестанет оказывать сопротивление, у нее начнется истерика.

– Фру Карлсон, как зовут вашего врача? – спросил Колльберг.

– Доктор Стрём. В среду мы были у него. У Евы несколько дней болел живот, а мы собирались ехать в деревню, и я подумала, что будет лучше…