Александра Ронис - Тебе меня не сломить

А если он приедет в Управление по работе? Или вовсе заявится к ней в кабинет? Такого она точно не переживет, тут же грохнется в обморок прямо на глазах у всех.

Девушка вздрогнула, когда дверь резко распахнулась. К счастью, это был не Степнов, который мерещился ей на каждом шагу, а один из оперов из их Управления. Он целенаправленно направился к ее столу и без приглашения плюхнулся на стул напротив Юли.

— Доброе утро! И с возвращением вас, Олечка, — улыбнулся парень, обведя ее колким и изучающим взглядом. — Надеюсь, сегодня нас ждет зарплата, — произнес он вроде бы с улыбкой, но в голосе проскользнули металлические нотки.

— Кассир уже уехала в банк, — медленно подняв на него глаза, тихо ответила она, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок. — Вы можете подойти к ней после обеда.

— Замечательно, а то мы уже подумали, что в этом месяце вы не успеете рассчитать нас из-за вашей проверки, — довольно кивнул тот и, поднявшись, не попрощавшись, направился к двери.

Юля проводила его пустым взглядом, с отчаянием понимая, что теперь не может спокойно реагировать на сотрудников оперативных служб, которые своими повадками были так похожи на Степнова. Ну, и как ей с ними работать? А главное, как не думать о том, что и сам Степнов может заявиться сюда в любой момент? — Девочки, завтра сдача нормативов по физре, — заглянув в их кабинет, громко сказала главбухша. — Чтоб у всех была спортивная форма! Юля даже не успела прийти в себя от мысли, что придется переодеваться в общей раздевалке при других сотрудницах бухгалтерии. С ее-то синяками…

— Начало ровно в десять внизу. Не опаздываем, потому что, кроме нас, еще опера из районов будут сдавать, — добавила та, окончательно доведя Юлю до полуобморочного состояния. — Потом в тир пойдем и на тесты.

Она не слышала последних слов главбухши, с ужасом думая лишь о том, что завтра может встретиться со Степновым.

— Я не пойду, — услышав свой голос откуда-то со стороны, твердо произнесла Юля, взглянув на начальницу, которая уже собиралась покинуть их кабинет и на секунду даже застыла на месте.

— В смысле, не пойдешь? — недоуменно переспросила та.

— Просто не пойду, — упрямо повторила девушка.

— А в чем дело? Заболела? — нахмурившись, поинтересовалась главбухша.

— Заболела, — эхом повторила Юля, не в силах что-то врать.

— Юль, не придумывай. Главное переодеться в форму и прийти в зал, ты же знаешь, что все и так проставят, — махнула рукой та и кинула, уже выходя за дверь: — Имей в виду, тем, кто пропустит, выговор обещали.

— Юлька, ты чего? Это же формальность, — усмехнулась Танька, веселая толстушка, которая не смогла бы отжаться и нескольких раз. — Каждый год ходим, чтобы просто постоять, посмотреть, как другие сдают. В этот раз хоть на оперов полюбуемся, — подмигнув, хохотнула она, и Юля ощутила, как к горлу подступает тошнота от представшей картинки их встречи с ним.

— Я не пойду, — отвернувшись к экрану монитора и не обращая внимания на переглядывающихся девчонок, упрямо повторила Юля.

Время лечит — глупая фраза. Время не лечит, оно учит нас, как терпеть боль.

Первую неделю ночи были заполнены беззвучными слезами в подушку, пока никто не видел и не слышал, а на утро снова нужно было идти на работу и делать вид, что все в порядке. От одной мысли о Степнове становилось трудно дышать. Девчонки в кабинете, узнав о смерти ее парня, смотрели сочувственно, списывая ее странное состояние после возвращения именно на это.

Во время похорон Макса Юля стояла в стороне, с трудом осознавая, что все происходит на самом деле, и лишь в конце церемонии все же подошла к его матери, окруженной родственниками, и поблагодарившей ее за присутствие кратко и сухо.

Дни шли, слезы тоже постепенно высохли, ком в груди перестал давить. За две последующие недели эмоции немного притупились, ненависть и злость уступили место осознанию невозможности что-либо изменить и исправить.

Больше всего на свете ей хотелось убежать подальше от этого города, к отцу.

Но было страшно, что он мог почувствовать, что с ней что-то не так. И дело было совсем не в Максе. Отец всегда безошибочно определял по одному ее взгляду, что с ней творится. Только он никогда не должен узнать о том, что произошло с ней в Мневниках. Никто и никогда не должен знать о том, что сделал с ней Степнов. Этот человек без какого-либо сожаления в один миг смог надломить ее изнутри, и вряд ли когда-нибудь ей удастся забыть о случившемся и собрать все частички своей души в единый пазл спокойной, счастливой жизни.

Первое время после того вечера мыслями он часто возвращался к ней, до мелочей вспоминая все, что произошло в его кабинете: ее широко распахнутые глаза, которые смотрели на него с неприкрытой ненавистью; ее тонкие пальцы, так тщетно пытающиеся оттолкнуть его руки; ее хрупкое тело, которое он брал с таким наслаждением, стараясь продлить этот момент обладания как можно дольше. Возможно, он был излишне груб, совершенно не контролируя своего желания, мало того, намеренно делал больно. И после ее ухода, закуривая очередную сигарету, насмешливо думал: «Ничего, не сахарная — не растает, проплачется и успокоится», «Не х** было из себя недотрогу корчить!» И все последующие дни уверял себя, что теперь можно забыть о ней, и снова вспоминал, пару раз даже допустив мысль о том, что хотел бы встретить ее снова, даже для того, чтобы просто взглянуть.

В его жизни ничего не изменилось, кроме этих дурацких мыслей о ней, от которых он никак не мог отделаться окончательно. Те же выезды на происшествия, дежурства, сухие приветствия, бесполезные стопки бумаг на столе, окурки в пепельнице. Головная боль, сдавливающая виски, словно железный обруч, и пустой, безразличный взгляд врача в городской поликлинике, выписывающего очередную дорогостоящую новинку, которая «точно» должна помочь.

А еще Шведов, которому вздумалось непременно обогнать по раскрываемости другие отделы и попасть на какую-то там доску почета в Главке. Естественно, особые надежды и основное давление шло на уголовный розыск, словно у них своей текущей работы и так было мало. Однако с начальником не поспоришь, и его каприз лучше было выполнить добровольно и желательно по заранее написанному сценарию, дабы избежать промашек.

Несколько дней опера бегали по району, через своих доносчиков выискивая более-менее подходящие кандидатуры на громкое дело, которое непременно должно было привлечь к себе внимание общественности, и раскрытие которого обеспечит желаемую похвалу Шведову. В итоге было решено сдать один из ночных клубов, с которого они уже несколько лет получали достаточно неплохую прибыль. Жалко, конечно, было терять такое местечко, но тут был полный набор: и наркотики, и игровые автоматы, и проститутки, да и с хозяином в последнее время отношения не ладились ввиду повышения тарифов за «крышевание». Как результат, Шведов получил свое заветное место в нижнем углу огромной доски и уже наглаживал форму для фотографии, а начальник уголовного розыска был представлен к награде за высокие показатели работы отдела. Фиктивная показуха. От нее тошнило, но время от времени приходилось устраивать подобные номера, чтобы все были довольны.