Рогнеда Волконская - Пианист из Риги

Но, очевидно, он ощутил чужое присутствие. Медленно повернул голову и остановил на Татьяне взгляд своих больших серых глаз. Оба выжидательно молчали. Взглянув на часы, он произнес игриво:

— До сбора еще двадцать минут, а вы уже здесь. Похвально.

— Я даже не знаю, когда у вас сбор, — улыбнулась Татьяна.

— А... вы не на занятия... — протянул молодой человек разочарованно.

— Да. Я зашла просто так...

— Что вам мешает присоединиться к нам? Я новый руководитель секции игры на рояле. Секция только что организована.

— С чего же вы будете начинать занятия?

— Разумеется, с Бейера. Вам это имя что-нибудь говорит?

— Я с ним познакомилась еще в таком возрасте, — Татьяна приподняла ладонь на метр от пола.

— Вот как!

Татьяне стало грустно. Да, видно, в ней ничего не осталось от прежней Татьяны Ольшевской, если ее принимают за фабричную девчонку. И она сказала надменно:

— Это мой рояль! — И повернулась к выходу.

— Постойте! Куда же вы? — молодой человек выбежал в коридор и загородил ей дорогу. — Так это вы? Мне о вас говорил Георгий Станиславович и обещал познакомить...

Он поднес ее руку к губам и поцеловал ее тонкие пальцы. В его поступке не было позы, и Татьяна почувствовала искренность этого порыва.

— Меня зовут Петр Ставинский, — отрекомендовался он.

Пришел Георгий Станиславович Ольшевский — дядя покойного мужа Татьяны. Дядя Жорж, как она его называла. Это был человек лет пятидесяти пяти, совершенно седой, с утонченными манерами. Едва он появился на пороге, как Ставинский объявил:

— Вот мы и познакомились с вашей племянницей!

Дядя Жорж отнесся к этому благосклонно: Ставинский ему нравился.

Общение со Ставинским вывело Татьяну из состояния апатии. Он много рассказывал о себе: о детстве в доме тети Бродской, о ее «салоне». Это все было так близко ее душе! Петр тосковал о «том» мире. И так же, как она, был всем сердцем предан ему. Разница была лишь в том, что она потеряла этот мир недавно, а он был только овеян его дыханием. И Татьяне показалось, что она вышла из полосы холодного, липкого тумана к солнцу. Оба были молоды... И любовь к Ставинскому стала смыслом ее жизни.

Но все в этом мире относительно и непрочно.

Война унесла обретенное счастье. Ставинский не вернулся. Все поиски потерпели неудачу. Татьяна поняла, что он погиб, ибо не могла допустить в мыслях ничего другого. Если бы он остался в живых, то был бы с ней...

Шли годы... И грустные мысли одинокой, тоскующей женщины постоянно возвращались к поре недолгой, но искрометной любви. Она воскрешала в памяти день за днем, словно просматривала киноленту замедленной съемки. Даже пасмурные дни, — а не обошлось и без этого, — подсвеченные теперь искусственным мягким светом всепрощения, не затемняли ярких бликов в этой бесконечной сияющей цепи воспоминаний. Человек не чувствует своего возраста. И если бы не окружающие его люди, вид которых напоминает ему об этом, если бы не зеркало — человек и не знал бы, что он постарел. Его силы иссякают постепенно и незаметно, так что в любой момент жизни он считает свое состояние нормой, ибо ему не с чем его сравнить.

Но однажды Татьяна Ольшевская поняла, что прошлое, которое она так берегла, которым так любовалась, которое скрашивало ее одинокое существование, — надо забыть.

...В этот вечер Татьяна долго не ложилась. Она сидела на кровати и смотрела на дверцу изразцового камина. Огонь поглотил фотографии. Татьяна закрыла глаза и задумалась. Потом неторопливо встала с постели, машинально поправила спутанные волосы. Прошла к буфету и достала оттуда пачку порошков. Она стояла, привалившись боком к косяку буфета, и медленно разворачивала каждый порошок и высыпала его содержимое в стакан. Налила воды. Снова вернулась к кровати, села, помешивая в стакане ложечкой. И, когда вода стала совсем прозрачной, выпила ее до дна и поставила стакан на ночную тумбочку. Протянула руку к кнопке настольной лампы. Свет погас. Она легла в постель, не раздеваясь, чтобы больше никогда не встать.

Ничего этого не знали подполковник Борисов и лейтенант Имаит Руткис, поднимаясь на крыльцо двухэтажного дома на улице Энгельса. Они постучали в дверь. Изнутри послышался голос.

— Здесь открыто, — перевел Руткис.

Толкнули дверь — она отворилась, и они вошли в коридор, освещенный окном, расположенным в торце. Под ногами заскрипели старые половицы. Вдоль правой стены размещались газовые плиты. В коридоре стояла интеллигентного вида старушка. В руках она держала щетку для подметания пола и совок.

Руткис поздоровался и сказал:

— Нам нужно видеть Татьяну Владимировну Ольшевскую.

Женщина подошла ближе. На ее лице Борисов прочел грустное недоумение.

— Ольшевскую? — переспросила она. — Татьяна Владимировна умерла... Уже скоро пять лет... — Женщина очень хорошо говорила по-русски.

Это был удар.

— Вы Петер? — Женщина внимательно вглядывалась в лицо Борисова.

— Нет. — Борисов понял, что Ставинского здесь не знают.

— Мы из военкомата, и как раз разыскиваем Петра. Понимаете, его ищет орден... Немного поздно... Двадцать лет прошло...

— Понимаю, понимаю. Татьяна Владимировна Петера так ждала... И вот... Это такая трагическая история...

— Что же случилось? — голос Борисова прозвучал так мягко, так участливо, что женщина не выдержала и прослезилась.

— Ах, проходите в комнату, проходите, — пригласила она.

Борисов и Руткис сели у стола, застланного поблекшей плюшевой скатертью. Стол стоял посредине большой квадратной комнаты. Вдоль стен разместилась старинная мебель разной расцветки и стилей. Все эти разнообразные вещи стояли, тесно прижавшись друг к другу.

— Здесь все осталось так же, как было при ее жизни, — вздохнула женщина. — В этой комнате теперь живу я. Меня зовут Анна Илларионовна Кручинина. Я дальняя родственница ее матери. Раньше вот этот дом весь принадлежал Татьяне Владимировне. Но, может быть, вам это не интересно?

— Нет, нет! Рассказывайте, — попросил Борисов.

— Хорошо... Такой большой дом... Первый муж Татьяны был адвокатом, очень хорошим был человеком. Он умер в мае сорокового года. А через два месяца в Латвии установилась Советская власть. Этот дом у Татьяны реквизировали и оставили ей две комнаты — эту и за стеной. А остальные комнаты заняли под какие-то конторы. Таня познакомилась с пианистом Петером Ставинским, — она его так называла всегда — Петер. Я его не видела — в то время я жила в другом месте. Мой покойный муж как-то приезжал к ним. Говорил: красавец. Но началась война, его забрали в армию. В войну мой муж умер, и Татьяна пригласила меня жить к себе. Да, забыла вам сказать, что до сорокового года у нас с мужем было небольшое имение в Курземе. Его потом отобрали и сделали там кооператив. Мы с мужем и лепились там, как лишние, вот я с радостью и переехала сюда. Так вот, Петер с войны не вернулся. Погиб. Как Таня переживала! Как переживала! Но она все-таки надеялась на чудо. Бывает же, что люди находятся через много лет?