Патрик Квентин - Человек в западне [антология]

Парадная дверь оказалась закрытой. Несколько минут я тщетно давил кнопку звонка квартиры Коры Вилнер. Потом на всякий случай нажал на другую кнопку и дверь со щелканием отворилась. Я сел в лифт, поднялся на шестой этаж, дошел до ее квартиры, не встретив никого на пути, и стал звонить в дверь. Опять без результата. Тогда я стал энергично стучать кулаками.

Я начал испытывать серьезное беспокойство, когда отворилась дверь в квартире напротив и сердитый тип в пижаме со всклокоченными волосами набросился на меня.

— Вы скоро прекратите этот шум?!

Я виновато улыбнулся:

— Извините, что разбудил вас, сэр. Но я должен был заехать сегодня утром за миссис Вилнер, чтобы отвезти ее за город, и очень удивлен ее отсутствием.

Немного спокойнее он ответил:

— Миссис Вилнер уехала вчера вечером вместе со своим начальником. И я не слышал, чтобы она возвращалась...

Я поблагодарил его и поспешил оттуда убраться. Все это мне совершенно не нравилось. Я не мог предположить, что Лоувел повезет молодую женщину в Ветел. Между тем, я должен был бы подумать об этом. Без сомнения, он хотел иметь ее под рукой, чтобы в случае надобности она могла бы подтвердить его алиби, если дела повернутся плохо.

Если Кора увидит меня в Ветеле, она меня тотчас же, узнает, и объяснения с моим клиентом в таком случае не предвещали ничего хорошего. Я попал в очень скверное положение.

Сев в свою машину, я стремительно направился к Гудзону.

Переехав через залив, я попал в такой густой туман, что его можно было бы резать ножом. Если мне удастся приехать к десяти часам, это будет просто чудо.

По счастью, движение на шоссе было в это время малоинтенсивным. Редкие машины двигались чуть ли не шагом. Я поехал по одной из трех полос, очерченных на дороге, и все время держался этой полосы. На тридцать метров впереди ничего не было видно. Я ехал со скоростью восемьдесят километров в час, потом глаза привыкли к туману, по-прежнему остававшемуся таким же густым, и я давал теперь по девяносто, и даже временами сто километров в час. Это было чистейшее безумце.

Я благословлял типа, которому первому пришла в голову мысль разделить дорогу на три равные полосы, резко очерченные белой краской. Без этого я не мог бы делать и двадцати километров в час.

Очень опасными были перекрестки: перед ними разделительные полосы прекращались и только после пересечения дороги возобновлялись вновь. В таких местах я сильно тормозил- и вслепую ехал, шестьдесят или восемьдесят метров, пока не достигал очерченной полосы на другой стороне перекрестка. Тогда, я снова жал на акселератор.

Приблизительно в десяти милях от Асбюри-парка я подъехал к одному из таких опасных перекрестков, с силой нажал на клаксон и стал тормозить изо всех сил. Вероятно, меня все же занесло немного вправо, потому, что я неожиданно заметил в нескольких метрах от себя машину, разбившуюся об угол дома.

Я остановился, открыл дверцу и выпрыгнул на шоссе. Мне показалось, что я знаю раздавленную машину.

Действительно, то была машина Роберта Лоувела.

Увидев, в каком состоянии находилась машина, сколько крови было на щитке приборов и на сиденье, я подумал, что вряд ли смогу когда-либо увидеть своего клиента живым.

Я пошарил по стене дома, нащупал дверь и стал стучать в нее кулаком. Никто не ответил. Я собрался возобновить свои удары, когда позади меня, в тумане, раздался чей-то голос:

— Вы кого-нибудь ищете?

Я резко повернулся. Ко мне приближался мужчина. Судя по его каске, это, должно быть, был один из дорожных служащих. Не теряя времени, я объяснил ему:

— Я еду из Нью-Йорка в Ветел. Проезжая, увидел машину, которая разбилась об этот дом. Она принадлежит одному из моих друзей... Вы знаете что-нибудь, об этом происшествии?

Он ответил, не задумываясь:

—- Да... Конечно... Это произошло вчера вечером, почти ночью. Тогда был такой же туман, как и сейчас.

Он бросил испытующий взгляд вокруг себя и сделал гримасу.

— Вот уже несколько лет никто не видел такого тумана, который держится уже три дня. Этот мистер ехал из Нью-Йорка, и ехал, по-видимому, с большой скоростью.

— А есть свидетели этого происшествия?

— Нет,— сказал он.— Один тип из Асбюри-парка нашел их через несколько минут после катастрофы. Он взял их в свою машину, чтобы отвезти в госпиталь в Асбюри. Мальчик был уже мертв, а мужчина в очень тяжелом состоянии.

— В машине было только два человека?

— Судя по тому, что я слышал. да. Отец и сын, кажется.

— Разве никто не живет в этом доме?

— Нет, он стоит пустым ухе больше месяца.. Он продается, если вас это интересует.

— Большое спасибо.

Я повернулся на каблуках и вернулся к своей машине. Я немного дрожал от пережитого волнения и тепе|рь уже ехал с преувеличенной осторожностью, Мой клиент, вероятно, ехал также быстро, как и я до этого, придерживаясь определенной полосы дороги, и, вероятно, понадеялся на свое, счастье, переезжая через перекресток. Небольшое отклонение в сторону — и он разбился об угол дома.

Я потратил добрых полчаса, чтобы покрыть расстояние в десять миль, которые меня отделяли от Асбюри-парка. У первого встретившегося мне флика я спросил дорогу к госпиталю.

В приемном отделении мне сказали, что один негоциант привез сюда накануне двух мужчин, которые явились жертвами дорожного происшествия. Молодой был привезен в госпиталь уже мертвым, пожилой после хирургического вмешательства и двух переливаний крови еще жив. Но врачи, которые занимаются им, не питают никакой надежды на его выздоровление.

Я попросил разрешения повидаться с главным врачом и вкратце объяснил ему мое отношение к этому человеку. Я рассказал главному врачу о моем участии в этом деле, и мне удалось убедить его, что Роберт Лоувел поручил мне выполнить одно очень важное дело и что совершенно необходимо; чтобы я повидал его, особенно, если он при смерти. Он разрешил мне навестить Лоувела, и даже сам проводил меня к нему.

Я на цыпочках Вошел в комнату, осторожно подошел к кровати и увидел голову Роберта Лоувела, всю покрытую бинтами. Только глаза жили в этом изуродованном человеческом теле.

Казалось, он узнал меня. Наклонившись к нему, я повторил множество раз свое имя. Увидев, что его губы зашевелились, я приблизил к. ним свое ухо и прислушался. Он бредил. Это была какая-то бессмыслица, и среди всего как лейтмотив слово «полоса».

Через десять минут я выпрямился не в силах .вынести это. Врач ожидал меня в коридоре. Он спросил, удалось ли мне поговорить с раненым.

— Нет,— ответил я.

Он покачал головой и сказал:

— Это меня бы удивило. Если вы хотите знать мое мнение, то через час он уже перестанет страдать. У него сломан таз, раздавлены легкие, разбит череп... При всех обстоятельствах он остался бы калекой.