Картер Браун - Дом колдовства [сборник]

— Да, с помощью жены.

— Будем надеяться, что этой необходимости не возникнет. Я постараюсь найти этих людей.

Уютная, обсаженная дубами извилистая аллея, поднимаясь вверх, огибала лужайку перед домом Хиллманов. Это была большая старая испанская усадьба с белыми оштукатуренными стенами, орнаментами на окнах из стальных металлических полос и красной черепичной крышей, сейчас тусклой от дождя. Около дома стоял большой черный «кадиллак».

— Я собирался сегодня ехать на своей машине, — сказал Хиллман, — но не решился. Благодарю вас, что подвезли меня.

От меня явно хотели избавиться. Он прошел вперед, а я ощутил досаду, но, проглотив ее, последовал за ним, войдя в дверь прежде, чем она закрылась.

Конечно, он был поглощен мыслями о жене. Она ждала его в холле, сидя в испанском кресле, подавшись вперед. Высокая спинка кресла делала ее на вид более хрупкой, чем она была на самом деле. В гладкой поверхности кафельного пола отражались туфли из крокодиловой кожи. В свои сорок лет она все еще была очень красива и изящна.

Весь вид ее выражал полное отчаяние и беспомощность. Она напоминала брошенную, всеми забытую куклу. Зеленое платье подчеркивало бледность лица.

— Эллен?

Она сидела совершенно неподвижно, сцепив пальцы под коленями. И теперь, взглянув на мужа, перевела взгляд на огромную испанскую люстру, опускавшуюся с потолка четырехметровой высоты прямо над его головой.

— Не стой под ней. Я всегда боюсь, что она упадет. Лучше вообще убрать ее отсюда, Ральф.

— Но это твоя идея — принести ее обратно и повесить здесь!

— Это было так давно. Я полагала, что пространство здесь надо чем-то заполнить.

— Мы все сделали совершенно безопасно. — Он подошел к жене и потрогал ее лоб. — Ты вся мокрая. Тебе нельзя выходить в таком состоянии.

— Я только посмотреть, не возвращаешься ли ты. Тебя долго не было!

— Если бы это зависело от меня.

— Ты узнал что-нибудь?

— Я отдал распоряжение насчет денег. Дик Леандро принесет их во второй половине дня. Нам остается ждать звонка.

— Это ожидание ужасно, ужасно…

— Я знаю. Постарайся думать о чем-нибудь другом.

— О чем же еще?

— О многом… — Он хотел что-то добавить, но не стал. — Зачем ты сидишь в холодном холле? Ты снова получишь пневмонию…

— Ты преувеличиваешь, Ральф.

— Ну, не будем спорить. Пойдем в гостиную, я приготовлю тебе выпить.

Вспомнив обо мне, он пригласил и меня, но жене так и не представил. Возможно, он считал меня недостойным или не хотел допустить общения между мной и ею.

Чувствуя себя совсем одиноким, я проследовал за ним на расстоянии нескольких шагов в меньшую по размерам комнату, где горел камин. Хиллман прошел к бару, находящемуся в углублении, украшенном извещавшими о бое быков испанскими афишами.

Миссис Хиллман протянула мне холодную как лед руку.

— Вы полицейский? Вот не предполагала, что придется иметь с вами дело.

— Я частный детектив. Лу Арчер.

— Что будешь пить, дорогая? — спросил ее муж.

— Абсент.

— Абсент?

— В нем горечь полыни, это очень соответствует моему настроению. Я добавлю в него немного шотландского виски.

— А вы, мистер Арчер?

— Я то же самое.

Это было очень кстати. Хиллманы начали действовать мне на нервы. Их старомодная манера общения была почти профессиональна, словно актеры разыгрывали комедию перед своим единственным зрителем. Я не считаю, что старые обычаи лишены искренности. Но в данном случае получалось именно так.

Хиллман возвратился в комнату, неся на подносе три невысоких бокала. Он сел за длинный стол, стоящий перед камином, и протянул каждому из нас по бокалу. Затем пошевелил поленья кочергой. Пламя поднялось. Отсветы огня на миг превратили лицо Хиллмана в жесткую красную маску. А лицо его жены напоминало безжизненную луну.

— Наш сын очень дорог нам, мистер Арчер.

— Я попытаюсь разыскать его. Но держать в стороне полицию неблагоразумно. Я один, и я не у себя дома.

— Что это значит?

— Здесь мне не от кого получать информацию.

— Ты слышишь, Ральф? — обратилась она к мужу. — Мистер Арчер думает, что нам следует обратиться в полицию.

— Слышу. Но это невозможно. — Он выпрямился и вздохнул так, словно взвалил на свои плечи всю тяжесть этого дела. — Нельзя предпринимать ничего, что может подвергнуть жизнь Тома опасности.

— У меня тоже такое мнение, — сказала она. — Лучше заплатить и бесшумно вернуть его. Какая польза в деньгах, если сын не может их тратить?

После этой фразы я понял, что Том был центром этих владений, но, безусловно, центром тайным, что он был подобен божеству, которому они приносили жертвы в ожидании его явления и, может быть, возмездия тоже. Я начал симпатизировать Тому.

— Расскажите мне о нем, миссис Хиллман.

На ее мертвом лице появились проблески жизни. Но прежде чем она открыла рот, заговорил ее муж:

— Нет, сейчас не следует вынуждать Эллен говорить об этом!

— Но Том для меня маленькая фигурка в тумане. Я пытаюсь понять, куда он мог вчера пойти и как попал в эту запутанную историю с вымогателями.

— Я не знаю, куда он пошел, — сказала Эллен.

— Так же как и я, — добавил Хиллман. — Если бы знал, то еще вчера поехал бы к нему.

— В таком случае я вынужден вас покинуть. Надеюсь, хоть фотографию-то вы сможете мне дать?

Хиллман вышел в соседнюю комнату, скрытую за портьерой. В темной глубине я разглядел фортепиано с поднятой крышкой. Он вернулся обратно, держа фотографию мальчика в серебряной рамке. Черты лица сына повторяли его собственные, те же темные глаза, отражающие беспокойный характер, если только я не перенес своего впечатления от хозяина дома на его сына. В глазах просвечивалось богатое воображение и интеллигентность, но рот выдавал избалованность.

— А нет у вас фотографии поменьше? Ее было бы удобнее предъявлять.

— Предъявлять?

— Да, именно это я и сказал, мистер Хиллман. Я ее беру не для семейного альбома.

— У меня наверху, — произнесла Эллен Хиллман. — Я сейчас принесу.

— Позвольте мне подняться с вами? Если бы я осмотрел комнату Тома, это бы, возможно, мне помогло.

— Вы можете взглянуть на его комнату, — сказал Хиллман, — но я не хочу, чтобы вы ее обыскивали.

— Почему?

— Мне это не нравится. Том даже сейчас имеет право на свои тайны.

Мы втроем, следя друг за другом, поднялись наверх. Странно, Хиллман испугался, что я могу что-то найти. Что? Однако заговорить с ним об этом я не рискнул. Он в любой момент мог вспылить и попросить меня убраться из дома.

Пока я довольно поверхностно осматривал комнату, он стоял в дверях. Это была спальня, очень большая. Обстановка — простой комод, кресло, стол и кровать, и все ручной работы и, видимо, очень дорогое. На столике у кровати стоял телефонный аппарат ярко-красного цвета. На стенах в геометрически точном порядке висели гравюры парусных судов и рисунки Одюбона. На полу — ковры Навахо, а на кровати — одеяло, подобранное в тон к одному из ковров.