Владимир Колычев - Одна на всех

Мало того что путы на руках и ногах. Егор еще был привязан к железной скобе, намертво вмурованной в стену. Веревку не перерезать, не перетереть, потому как руки связаны за спиной.

Все-таки попал Егор в западню. Думал, что не возьмет его нелегкая, ан нет, зацепился-таки за растяжку, которую поставила Роза. Говорят же умные люди, что проститутка — это навсегда. Если баба себя продает, то и мужика своего запросто отдаст за сходную цену. Купил ее Магриб.

Егор дернулся, еще раз проверяя на прочность узлы. Увы, никаких шансов. Не дадут ему сбежать, а вот убить могут запросто. Это случится довольно скоро. Сначала на допрос, потом в расход. На войне как на войне.

Дверь открылась вроде бы тихо, но при этом завибрировал пол. Она тяжелая, железная. Но Егору даже открытый проем не одолеть. Не подняться ему, не дойти, даже не доползти.

В помещение зашел мужчина плотного сложения. Егор никогда не видел Магриба вживую, но узнал его по залысинам, чертам лица, манере держаться. Этот тип вел себя как король, который спустился к узникам, в темницу своего замка. С ним двое быков.

— А свита тебе зачем? — спросил Егор.

Рот ему затыкать не стали. Какой смысл? Ясно же, что подвал где-то глубоко. Даже окон не видно. Если это то самое место, о котором рассказывала Наташа, то из него точно до белого света не докричаться.

— Тебя боюсь, — ответил Магриб, усмехнулся и навис над ним.

— Я так и понял.

Магриб ударил его ногой в живот. Егор уловил момент, и дыхание задержал, и пресс напряг, но все равно было больно.

— А теперь уже совсем не боюсь, — заявил Магриб.

— Наташа где? — спросил Егор.

— Кто?! — взвыл Магриб.

— Наташа.

— Наташа уже моя. А ты ничей. Она жить будет. А ты умрешь.

— Я знаю.

— В муках подыхать будешь.

— Это плохо.

Узлы крепкие, веревки прочные, руки связаны за спиной. Сам он себя не спасет, надеяться ему не на кого. Магриб его приговорил, значит, все. Но хотелось бы умереть быстро.

— Для тебя теперь все плохо, — проговорил Магриб, сел на кровать, достал сигарету.

Парень, стоявший рядом с ним, услужливо щелкнул зажигалкой.

— Знаешь, кто на этой кровати спал? Матильда. А ты ее убил.

— На войне как на войне.

— Кому ты войну объявил, герой штопаный? Что-то мне страшно, — сказал Магриб.

Он подал знак, и его быки обрушились на Егора. Грудь и живот у него открыты, бей не хочу. А они обрабатывали его долго и жестоко. Пока не устали.

Магриб поднялся, присел перед Егором и затушил окурок об его шею.

— Зря ты со мной связался. У тебя есть время на то, чтобы осознать свою ошибку. Думай. Пока не сдохнешь, — произнес он и вышел из камеры.

Быки двинулись за ним, закрыли и заперли дверь.

Егор закрыл глаза. Он силой воли пытался унять боль.

Его не нужно было пытать и истязать, достаточно просто оставить здесь. Веревки перекрывают кровоток, очень скоро начнется гангрена. Он сдохнет тут от жажды или от заражения крови.

Оладика нет, Фролов приговорен, Фомич пока не опасен. Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо.

Магриб вышел из камеры, сел на диван, раскинул руки. Фомич закрыл дверь, дернул ее на всякий случай — вдруг распахнется?

Допрашивать Фролова совсем не обязательно. Его подружка все уже рассказала. Некоторых подробностей она не знала, но это и неважно. Фролов сжег Венса. Одного этого хватит, чтобы сто раз пристрелить его как собаку.

— Так, погоди, а куда эта сучка делась? — спросил Магриб.

— Какая сучка? — Фомич глянул на дверь, за которой находилась Наташа.

Магриб усмехнулся. Ход мысли у него логичный, только не то направление он ему задал.

— Я про другую проститутку.

— А-а, эта, Золотарева. Так наверху она. — Фомич глянул на потолок.

— А если сбежит?

— Так я ее и не закрывал.

— Ты не помнишь, сколько она у нас бабла увела? С этого, кажется, все и началось.

— Но так девка вроде искупила свою вину.

— Не знаю.

— Хорошо, я ее накажу.

— Дело даже не в этом. Она слишком много знает.

— Я все понял, — сказал Фомич.

— Ну а если понял, то открывай. — Магриб кивком показал на заветную дверь.

Да, Наташа не просто волновала его воображение. Он мог взорваться от первого же прикосновения к ней. Ему надо было как-то сдерживать свои порывы.

Наташа стояла посреди комнаты, глядела на него возмущенно и удивленно. Волосы распущены, глаза накрашены, губы аппетитно блестят. Девушка в полной боевой готовности. Осталось только уронить ее на спину.

— А где цветы? — спросила она.

— Цветы? — растерялся Магриб.

— Тебе нравится быть чудовищем? — Наташа посмотрела на него с укором строгой учительницы.

— В какой-то степени. — Он приблизился к ней, положил руку на талию, носом зарылся в волосы.

Ощущение такое, как будто чеку из него выдернули. А рычажок разжат. Как бы не рвануло.

— Не здесь, — сказала она.

Он послушно отошел от нее, чтобы не взорваться.

— Я скучала по тебе, — тихо проговорила Наташа.

— Да?

— Родион, конечно, милый, но…

— Что но?

— Мне больше нравится со зверем, — еще тише сказала она и стыдливо опустила голову.

Наташа не хотела признаваться в своем патологическом отклонении от сексуальной нормы, но правду держать в себе вредно и даже опасно. Зачем скрывать свое извращенное влечение к мужчине, который может как убить, так и воскресить?

— Зверь — это я?

— Это комплимент. — Наташа заставила себя смело посмотреть ему в глаза.

— Будем зверствовать? — спросил он, снова обняв ее за талию.

— Не здесь.

— Почему?

— Во мне тоже живет зверь. Но в этой берлоге он спит.

— Твой зверь просится на свободу?

Наташа кивнула и опустила глаза.

— Может, мы его сначала покормим?

Она пожала плечами. Все, что нужно сказать, уже прозвучало, а дальше пусть решает хозяйская воля.

Магриб решил. Он толкнул Наташу на кровать, навалился на нее. Она не сопротивлялась.

Хочешь жить, умей вертеться. Наташу едва не стошнило от этой житейской мудрости. К счастью, Магриба хватило ненадолго.

— Теперь мы можем уехать? — спросила Наташа.

Хотела она того или нет, но ей кровь из носу нужно было приручить этого льва, посадить его в клетку, а самой вырваться на волю. Только хитрость могла спасти Наташу и даже Егора. О нем она думала не в последнюю очередь.

— Ко мне домой? — не в силах пошевелиться, спросил он.

На его губах застыла блаженная улыбка. Смотреть противно!

— К тебе.

— А не сбежишь?

— Мне нравится твой дом. Если ты сделаешь меня в нем хозяйкой… — Наташа выразительно глянула на Магриба.

Дом ей действительно нравился. Она хотела обрести там настоящее женское счастье, думала об этом совершенно искренне, поэтому Магриб должен был ей поверить.

Правда, счастья Наташа хотела не с ним, а с Егором. Но ведь Магрибу совсем не обязательно было вникать в такие нюансы.