Елена Лихачева - Никто не умрет. Часть 1 [СИ]

«Она сошла с ума, — подумала Соня, окончательно сбитая с толку. — Бедная девочка. Как мне об этом сказать родителям? Что делать? Сейчас надо с ней во всем соглашаться. Или, наоборот, отвлечь ее. Сумасшедшие обладают сильной энергетикой, и никогда не признают свою болезнь».

Нервность, с какой Ираида с ней разговаривала, поневоле передавалась ей. Соня понимала, что уговоры, увещевания и правильные советы бессильны изменить решение сестры. Она ненавидела ребенка за то, что слишком сильно любила его отца…

— Хорошо, — сказала Соня, — Приноси дочку. Все будет хорошо.

— Ну, вот и ладно, — сразу успокоилась Ираида, — вот и ладно. Хорошо, что мне не пришлось искать иностранных покупателей. Все-таки она — наша, русская, пусть и живет в России. За отчизну обидно, когда наших детей в Америку продают. На органы, конечно. Зачем еще нужны там наши дети!

— Хорошо-хорошо, — кивала Ираида, внутренне сжимаясь в комок от страшных слов младшей сестры. — Только не волнуйся. Где ты дочку оставила? Неси ее скорее сюда. Надо ее покормить. А пеленки, смеси? У меня ничего не готово. Ты — за ней, а я — за всем остальным в магазин.

Ираида вернулась через час со свертком в руках и выглядела расстроенной, когда передавала ребенка. Старательно прятала воспаленные глаза. «Плакала, — подумала Соня с облечением, — Значит, еще не поздно вылечить».

— Я понимаю, что ты сразу всей суммы не наскребешь, — сказала Ираида, когда Соня осторожно приняла на руки сверток, — можешь отдавать постепенно. Раз в месяц, например. Ты же дантист. Вам, дантистам, пациенты всегда в карман суют. Сколько у тебя сейчас есть?

Она нетерпеливо топталась в проеме выходной двери. Соня, осторожно прижимая тихий сверток к сердцу, пошарила свободной рукой в сумочке, лежащей на трюмо в прихожей. Она не поощряла своих пациентов класть ей в карман купюры и не прятала их по всему дому, чтобы не нашли домушники. Все носила с собой в сумке.

— Этого мало, — нахмурилась Ираида, пересчитывая деньги. — Ладно, не буду сейчас настаивать. Пусть пока у тебя побудет, а там видно будет. — И вдруг. — Я хочу поехать в Болгарию, в последний раз посмотреть в глаза этому кобелю. А потом вернусь и… ну, в общем, поживи пока с ней. У меня на ближайшее время другая задача…

А зимой ее вызвали в администрацию города в отдел образования. Там строгая женщина в очках в золотой оправе, не вставая из-за своего письменного стола, подала ей бумагу с печатями, по которым Ивану нужно было привести в приют, из которого ее собирались передать матери, Ираиде Самойловой, по ее новому месту жительства… в Италию.

— Почему в Италию? — спросила Соня, — ведь она уехала в Болгарию. Я не могу отдать дочку своей родной сестры. Пусть она приедет за ней лично. Она обещала вернуться.

— Не ваше дело, — женщина с неприятно высокомерным лицом, давшая ей прочитать бумагу, захлопнула папку, — Ваше дело сдать здорового ребенка органам опеки. А уж мы разберемся, куда ей ехать. У нас для этого есть закон и специально обученные люди. Вам все понятно?

— Если Ираида решила забрать дочку к себе, то она должна приехать за ней сама. Я не могу просто так отдать ребенка в чужие руки, — упрямо возразила Соня.

Женщина раздраженно отчеканила.

— Вы понимаете, что незаконно удерживаете у себя ребенка, вы даже не опекун. Так что собирайте для Иваны Ивановой вещи и назавтра привезите ее к итальянскому посольству и не забудьте Свидетельство о рождении. Понятно?

Соня поняла, ей угрожали. В ту ночь она не сомкнула глаз, размышляя над случившимся. А под утро решила, что во всей этой истории с заграницей что-то нечисто. Она не бросилась в милицию, она поступила так же, как поступила ее бабушка после ареста дедушки в тридцать седьмом году. Рано утром с чемоданом в одной руке и с годовалой племянницей — в другой она села на поезд, который увез ее на другой конец страны. Кое-какие вещи ей потом прислала мать. Они с отцом одобряли поступок старшей дочери, так как считала, что их внучку хотят продать за границу.

Почему Соня пряталась в своей родной стране, и от кого прятала Ивану, она боялась даже предположить, но самое ужасное в этом было то, что она сомневалась, жива ли Ираида. Соня так и не решилась рассказать Иване правду, поэтому каждую неделю она сочиняла письма, полное любви и обещаний.

Когда она закончила свой рассказ, новоявленный Борис спал на диване одетым, положив под бритую голову парик, а Илья сидел в полной прострации. «Вот и съездил к местам боевой славы, — думал он, — Вот и набрался приключений на старости лет. А ведь мог бы спокойно себе сидеть в университетской лаборатории и посматривать на бескрайние просторы Вселенной. Может быть, что-нибудь еще полезное для науки открыл бы. Что же мне делать. Бежать? Спасаться? А как же Соня? Чем ей помочь? Если мать ищет своего ребенка до сих пор, то Соне грозит, как и родителям Бориса, долгие годы заключения».

— Как ты думаешь, стоит мне ей все это рассказать?

Илья покачал головой:

— Ни в коем случае нельзя. Ты же совершила преступление с точки зрения закона. И не просто закона российской федерации, это преступление международного масштаба. — Илья многозначительно указал в потолок пальцем, — Ивана выглядит хорошей девочкой, но кто знает, что ей взбредет в голову. Нынешняя молодежь воспитана на других идеалах: деньги, шоппинг, яхты и Канары.

— А как же быть? — упавшим голосом спросила Соня.

— Туго у вас тут в Приморье закручено. Нам, простым сибирякам за вами не угнаться.

Соня подняла домиком брови и опустила кончики губ. Ни один мужчина не устоит перед выражением крайней беспомощности.

— Ладно. Утро вечера мудренее. Поживем — увидим. Только придется тебе нас обоих потерпеть в своем доме. Меня и, — Илья кивнул на спящего, — его. Похоже, мне от него не отделаться. Вроде как приемного сына приобрел. Сдать в милицию совесть не позволяет.

Соня обрадовалась — хорошо, что она со своими застарелыми проблемами осталась не один на один. Убрала быстро со стола и показала Илье кабинет, где на полу уже лежал туго надутый матрац, застеленный свежим бельем. Оставила его одного в нерешительности, а сама ушла к себе в спальню додумывать планы на ближайшее время.

Прежде чем, глаза утомленно закрылись, Ивана долго лежала в темноте, разглядывая соседнюю крышу за окном. Свет из окна падал на нее вскользь и тени от веток бегали по ней друг за другом, как живые. Этой ночью ей снились смерчи, которые были окрашены в простейшие цвета — красный, синий, желтый, зеленый. Они возникали из ничего, а потом также неожиданно исчезали в белом цвете.

Утром она проснулась невероятно счастливая. Вздохнула глубоко, задержала дыхание, пробуя воздух на вкус, и радостно сказала потрескавшемуся на стыках балок потолку: