Рашид Кешоков - По следам карабаира

Просвистела княжеская нагайка однажды и за спиной маленького Жунида. Хвост ее больно впился ему между лопаток. За что? Он не помнит. Да князь и не искал повода, чтоб ударить. Он мог сделать это просто так, для острастки…

…А потом в горские аулы стали приходить вести одна другой диковиннее и невероятнее: что русские рабочие сбросили своего царя и хотят прогнать всех богатеев, таких же жадных и злых, как Кургоко Куденетов, что нет на свете никакого аллаха, а значит, и не мог он установить на земле закона, когда один владеет всем, а другой ничем и, стало быть, землю надо разделить между бедняками поровну.

По аулам и селениям звучали новые непонятные, но красивые слова «революция», «социализм», «большевик» «интернационал».

И еще одно слово с детства запомнил Жунид. Это было имя «Ленин» Непривычное для слуха кабардинского подростка, оно казалось добрым, надежным и притягательным Впервые он услышал его, когда жандармы застрелили возле мечети чужого человека Как говорили, он бежал из тюрьмы, - его посадили якобы за то, что он дрался за правду Непонятно все это было Жуниду Одно только он понял: раз человек умер с именем Ленина на устах, значит большой и мудрый этот Ленин За плохих не умирают Говорили еще, что погибший был большевиком.

И с тех пор Жунид задался целью узнать побольше о большевиках и о Ленине.

Ему удалось это сделать. В двадцатом году двенадцатилетний парнишка уже помогал красным партизанам, боровшимся за Советскую власть в Кабардино-Балкарии.

Потом учился в начальной школе. Было это нелегко. Руки, привыкшие к грубой работе, не слушались, карандаш выскальзывал из негнущихся пальцев, а на бумаге получались невообразимые каракули. Но он был упрям.

И еще одно мешало ему. Привыкнув, как все табунщики, спать подряд целые сутки, а затем подолгу не смыкать глаз, карауля лошадей по ночам, он никак не мог научиться вставать вовремя и вечно опаздывал. Часто приходилось ему наверстывать упущенное. Так было и на рабфаке. И только в школе милиции Жунид, наконец, покончил с опозданиями и пропусками после нескольких нарядов вне очереди Однако по-прежнему умел в случае необходимости бодрствовать две-три ночи подряд, а освободившись, - спать, не подавая признаков жизни, часов по двадцать…

Долго не могла привыкнуть к этой его странности и жена. Зулета. Почти два года они не виделись.

Наконец мысли смешались, и Жунид заснул..

Не разбудили его и приглушенные голоса в соседней комнате. Между супругами шел разговор:

- Впервые вижу оперуполномоченного, который в состоянии проспать и обед, и ужин… - Это голос хозяина дома. - Неважное приобретение для угрозыска, ну и соня.

- Может, ты и неправ, - тоже шепотом отвечала Клавдия Дорофеевна. - В поезде он произвел на меня хорошее впечатление…

- Извини, но, по-моему, это не так уж сложно… молодому мужику произвести на тебя впечатление..

- Тигран!

- Что?

- Опять ты за старое?.

- Хорошо, хорошо. Не буду Однако пора бы и ужинать. Видимо, придется его разбудить?

Послышались шаги. В комнату вошла Акулина Устиновна.

- Может, кого-нибудь из друзей позовешь? - спросила она зятя. - Вон и Клавочка принарядилась…

- Я всегда за собой слежу, мама. Не как некоторые.

Тигран Вартанович сделал вид, что не заметил неприязненных взглядов, которыми они обменялись.

- Нет, - ответил он теще. - Не стоит сейчас друзей иметь и на вечеринки их созывать. Время нелегкое… Откровенно говоря, я и этого не привел бы сюда, если б не Клава!.. Конечно, он помог нам…

- Ты сам его пригласил, милый.

- Да, да, разумеется.

- И нечего дуться… - Клавдия Дорофеевна звонко чмокнула мужа в щеку. - Похудел ты, - продолжала она. - В чем дело? Может, неприятности?

- Да, Клаша, не ладится на работе. Почти каждую ночь кражи и грабежи, грабежи и кражи… А раскрываемость низкая. Того и гляди - по шапке дадут.

- Вот ты и нагрузи как следует этого Шукаева. Судя по всему, он - не промах. Все, что потруднее, ему и отдай. Пусть везет…

- Не знаю, повезет ли. Судя по его рассказу, в поезде он случайно напоролся на вора. А в счастливчиков детективов я не очень-то верю… Впрочем, поживем - увидим. Правда, у него пистолет именной, с надписью: «За активную борьбу с бандитизмом».

- А ты уже посмотрел?

- Я все-таки - начальник угрозыска, - ухмыльнулся Ивасьян. - И потом спит он так, что пушками не разбудишь. Подожди-ка.

Он заглянул в комнату тещи и через минуту вернулся к жене.

- Спит богатырским сном. Будем ужинать одни.

Акулина Устиновна загремела посудой. Видно, ей хотелось, чтобы гость принял участие в трапезе. Тогда и на столе будет всего побольше - это она знала по опыту.

Но, как она ни старалась, роняя на пол то ложки, то металлическую пепельницу, на Жунида это не оказывало ровно никакого действия. С таким же успехом можно было пытаться разбудить каменную статую…

Всех людей Жунид Шукаев довольно прямолинейно делил на «стоящих» и «нестоящих». К первым его всегда тянуло, и он умел находить их почти безошибочно, полагаясь на собственное суждение; со вторыми надлежало драться (разумеется, в переносном смысле), что он и делал, независимо от того, были они преступниками или нет Впрочем, нет сомнения, что в случае надобности он бы не преминул сделать это и в прямом. Шукаев понимал, что принятое им бесповоротное разделение рода человеческого на две половины не совсем совершенно и, по-видимому, существует еще, по крайней мере, одна категория, к которой нельзя отнести ни «стоящих», ни «нестоящих». Он назвал их попросту «никакими».

Выйдя утром вместе с новым начальником на улицу (Жунид проспал-таки до рассвета), он, после недолгого размышления, мысленно причислил Тиграна Вартановича к «никаким» Это было далеко не комплиментом, но, в общем, более вежливой формой, чем бесповоротное «нестоящий».

Разговаривая о том, о сем, они дошли до гостиницы «Кубань», располагавшейся на главной улице Шукаев снял номер, оставил чемодан в камере хранения, и они пошли к угрозыску.

Утро стояло тихое, но холодное Блеклое мартовское солнце изредка пробивалось сквозь тугую пелену свинцово-серых туч, и тогда крыши домов, стекла и ледышки, повисшие на ветвях деревьев и водосточных трубах, неярко вспыхивали старою позолотой.

Город уже проснулся. Кое-где возле булочных собирались в очередь люди, деловито пересчитываясь по номерам и ощупывая в карманах хлебные картонки. Дворники с большими совками и метлами заканчивали утреннюю уборку улиц. Громыхали по Красной старенькие трамваи, развозя народ на работу, а неутомимые мальчишки уже висели «на колбасе».

- У меня к вам просьба, Жунид, - заговорил молчавший до сих пор Ивасьян. - Не говорите никому, что вы ночевали у меня. Знаете, не люблю всяких разговоров, пересудов.