Жанна Бочманова - В одну реку дважды [СИ]

— В одну реку дважды… — прошептала я печально, осознав, наконец-то смысл, давно повторяемой на все лады истины.

— Что? — раздалось сзади.

— Я должна уехать, — повернулась я к подошедшему сзади Эрику.

— Что? — опять спросил он.

— Я должна уехать, — повторила я и взяла его за руки. — Я знаю, ты поймешь. Мне надо домой. У меня будет ребенок. Я беременна.

Он на секунду закрыл глаза и усмехнулся, чуть-чуть.

— Понимаю, — глухо произнес он.

— Нет, — вздохнула я, — не понимаешь. Этот человек, он — умер. Погиб, спасая мне жизнь, между прочим. Я ждала тебя. Долго ждала. Пока не поняла, что ты бросил меня, и попыталась начать жить сначала. Потом у меня начались неприятности. Несколько раз меня пытались убить и убили бы, если бы не он. Сначала я боялась его, но потом… Я любила его. И этот ребенок должен родиться дома. Я не хочу скитаться в чужой стране, не зная, где приклонить голову. Что ждет меня здесь? Ты ведь не будешь со мной постоянно? Завтра или послезавтра тебя призовут отдавать долги, а я останусь одна в чужой стране, без друзей, без поддержки…

— Я не бросал тебя, — сказал, наконец, Эрик после долгой-долгой паузы. — В тот день, когда мы расстались, я приехал домой и, вдруг испугался, что если ты уедешь, то мы никогда больше не встретимся. Я схватил мотоцикл и помчался в аэропорт. На мотоцикле я приехал бы туда даже раньше твоего автобуса, но попал в аварию. Очнулся уже в больнице. Три месяца в гипсе, две операции. Мои вещи, телефон с твоим номером и бумажник с адресом, пропали. Наконец я вышел из больницы, пошел в университет и чудом разыскал телефон того человека, мужчины, что был с вашей группой. Серж, кажется, его звали. И вот тут меня ждал сюрприз, — Эрик усмехнулся, — он сказал мне, что ты вышла замуж, и попросил не беспокоить тебя больше. — Я громко охнула. — И я смирился, понял, что глупо было надеяться на чудо. Я мог только надеяться, что у тебя все хорошо. Я искренне верил, что мы сможем быть вместе, но не судьба…

— Я не выходила замуж, — всхлипнула я, — я ждала тебя, ждала, ждала… Почему ты поверил, почему? Ты даже не попытался…А там в Индии, ведь это же был ты… Почему ты не подошел ко мне? Ведь ты видел меня?

— В Индии? — переспросил Эрик. — Да, — сказал он, после недолгого раздумья. — Я был в Дели на конференции от университета. И мне показалось… Да. Я увидел женщину похожую на тебя. Я смотрел и не мог оторвать взгляд. Но ты была не одна. Рядом с тобой был мужчина. И я вспомнил слова Сержа… и уехал.

— Ты струсил? — грустно предположила я. — Я тоже испугалась, а потом корила себя за трусость.

— Наверное, я виноват…

— Дело не в том, кто виноват, а в том, что теперь делать, — кивнула я.

— Что? — не понял Эрик.

Я только молча покачала головой и улыбнулась. Улыбочка вышла жалкой.

Домой я летела родным Аэрофолотом. Документы мне оформили быстро. Паспорт, визы и прочие атрибуты. За подлинность сих бумажек я даже не волновалась. В самолет меня сопровождали солидные дядечки. Один из них катил небольшой чемодан на колесиках, тот был почти пуст. Эрик меня не провожал, мы простились в номере. Просто посмотрели друг на друга, вздохнули, улыбнулись, и я вышла за дверь, где меня уже ждали сопровождающие. Уже в лифте на меня накатила волна отчаяния, в голове зашумело, и я стукнула со всей силы по кнопке остановки лифта. Меня пытались остановить, да где им справиться с женщиной на грани?.. Я выскочила из лифта и понеслась по коридору, потом по лестнице вверх и столкнулась с Эриком — он бежал мне навстречу.

— Я люблю тебя! — крикнула я.

— Я тоже люблю тебя, — заключил он меня в объятия. — Когда-нибудь ты простишь меня. Если простишь, — поправился он, — ты знаешь, где меня найти. Ты ведь знаешь?

Я молча кивнула, уткнувшись носом ему в грудь. Сзади кашлянули.

— Мне пора, — прошептала я.

— Иди, — оттолкнул он меня легонько и провел рукой по мокрым глазам.

Я повернулась и побрела к лифту. Не оглядываясь. Да и зачем?

Питере в аэропорту меня встретили, провели через таможню, посадили в машину, и вот я дома. Как будто и не уезжала никуда. Прошло полтора месяца с моего отсутствия, а впечатление такое, что полжизни. «Ничего, ничего, — сказала я сама себе, — мы и не такое переживали, и это тоже переживем»

Сказать, что Вилька обрадовалась, не то слово. Когда я позвонила ей на трубу, она долго не могла поверить, что это я и что я дома. Примчалась, так быстро, как только смогла. Весь вечер мы проговорили и полночи. Выпили два литра чая и съели огромный торт.

— А Сергей Николаевич большой бякой оказался, — резюмировала Вилька, — И ведь, небось, из благих намерений наврал, задери его коза, — и, вдруг, выпалила: — Я замуж выхожу.

Я так и застыла с открытым ртом.

— За кого?

— Ох! — вздохнула она тяжко.

— Ты совсем того, что ли? — покрутила я пальцем у виска. — У вас разница какая в возрасте, забыла?

— Да знаю я, знаю, — махнула она рукой. — А куда деваться? Я в залете. Это может мой последний шанс. После трех абортов, сама понимаешь…

— А ты уверена, что это Ромкин бебик, а не того мачо, который тебя кинул?

— А я еще до мачо залетела, — вздохнула Вилька, — потому, может, и поехала с ним очертя голову, гульнуть напоследок, так сказать.

— А Ромка, что говорит?

— А что Ромка? Не знаешь, что ли? Будешь рожать, говорит и точка. А спорить с ним, сама понимаешь… Я говорю, безотцовщину растить не буду, а он… Ну, в общем, ты понимаешь…

— Я понимаю, — кивнула я. — Я все понимаю, кроме одного — ты сама-то этого ребенка хочешь или нет?

— Не знаю, — жалобно завыла Вилька. — Ничего не знаю. Боюсь только ужасно.

— Чего боишься-то, дурочка? — засмеялась я.

— Всего, — хлюпнула она носом, — замуж боюсь, рожать боюсь, всего боюсь. Что я делать буду, а?

— Вот теперь я верю, что ты в залете — на лицо все симптомы беременности: повышенная нервозность, слезливость и прочее. А еще ты курить бросила?

— Бросишь тут, — проворчала Вилька, — Ромик сказал, башку отвернет.

— Это что ж получается, мы с тобой обе будем пузатые и толстые ходить? — всплеснула я руками.

— Получается, так… — Вилька широко раскрыла глаза и вдруг прыснула со смеху, видимо, представив себе эту картину.

Так и вышло: обе пузатые и толстые гуляли мы по осеннему саду Красновской дачи. Я на седьмом месяце, а Вилька на пятом.

— Вот почему так? — спросила она, присаживаясь на скамейку. — Ты вон какая стройная, и живота почти нет. А я как корова?

— Не знаю, — пожала я плечами, — конституция у меня такая. А живот у меня есть, только его не видно.

— Накрылась моя карьера, — вздохнула Вилька.

— Да ладно тебе, — махнула я рукой, — не работа и была.

— Точно. Я вот думаю: хватит на чужого дядю пахать. Надо свое дело открывать.