Сергей Романов - Закон стаи

Через двадцать минут Вован сидел в мягком кресле директора и раскладывал на широком столе образцы листовок, анкет и подписных листов, в верхней части которых красовалась фамилия кандидата в депутаты нового созыва Михаила Петровича Пантова.

— Значит, сто тысяч анкет с шапкой «Пантов Михаил Петрович»?

— Да, — кивнул в ответ Неаронов, — сто тысяч. И сто пятьдесят тысяч листовок в его поддержку. Вот макет. Помните, заказ — срочный. И через неделю должен быть готов.

— О чем разговор, господин Неаронов! — развел руками довольный выгодным заказом директор. — Разве мы вас когда-нибудь подводили? Вон плакаты как оперативно сработали. Раньше на три дня. И этот заказ быстренько выполним. Вот прямо сейчас и спущусь в цех.

Он даже привстал со своего места, показывая, что готов уже бежать к типографским машинам. Но Неаронов неподвижно сидел в мягком кресле, и директор понял, что разговор, судя по поведению заказчика, не окончен.

— У вас что-то еще? — спросил он, желая убедиться, что не ошибся.

— Да, есть еще одна идейка, — Вован открыл дипломат, достал несколько листков и положил перед руководителем предприятия. — Это тоже подписные листы. Три вида. Этот — «Сбор подписей за отмену всеобщей воинской обязанности». Этот — «За отмену всяких налогов». А этот — «За присоединение территории США к Восточной России». Всех по тридцать тысяч.

Директор в недоумении посмотрел на заказчика:

— Кто же ее присоединит?

— А это уже не ваше дело, — отрезал Неаронов. — Лучше послушайте, что нужно сделать дальше. Каждый подписной лист как бы двойной. Но первый, короткий, в четверть основного листа, должен быть с этими шапками, а второй с шапкой «За кандидатуру Михаила Петровича Пантова». При этом короткий должен легко отрываться от основного листа. Это полиграфически возможно?

Директор несколько секунд непонимающе смотрел на макеты подписных листов. Затем, нахмурив брови, растерянно ответил:

— Все возможно. Но это же, извините, как я понимаю, фальсификация. Люди будут подписываться, к примеру, за отмену налогов, а на самом деле, когда ликвидируется первый лист, — за кандидатуру Пантова.

— Вы очень догадливый человек, — улыбнулся Вован. — Можете далеко пойти. Вверх по служебной лестнице, разумеется. И нечего здесь особо бояться — такое уже практиковалось на прошлых выборах.

Правда, Вован не стал объяснять, что и четырьмя годами раньше с подписными листами, имевшими «шапку», например, «Сбор подписей производится за выдвижение кандидатом в думу господина имярек», проводилась несложная манипуляция. «Шапочка» аккуратно подгибалась, и к подписному листу прикреплялся другой «головной убор», на какой хватало фантазии манипулятора: «За снижение цен на винно-водочную продукцию» или «За присоединение всех островов, и Сахалина в том числе, к Японии». У него еще свежи были воспоминания о том, что от желающих оставить свой автограф на такой анкете не было отбоя. И нужное количество подписей они собирали в короткое время.

Уж он-то, поднаторевший в избирательных делах Владимир Неаронов, прекрасно знал, что выборочная проверка подписей, которую проводили в избиркомах, ограничивалась в лучшем случае контролем паспортных данных. А вот справки о том, кто и что подписывал, никогда не наводились. К тому же в избирательные комиссии, как правило, привлекают не так уж много сотрудников, которым приходится только мечтать о проверке хотя бы десятой части всех подписей.

— Чего вы боитесь? — после продолжительной паузы спросил он. — Разве вам не нужны приличные премиальные?

— Я не возьмусь за такой заказ, — пропустив последние слова посетителя мимо ушей, категорически ответил директор.

— Ваше право, — спокойно сказал Неаронов. — Тогда пойдете не вверх, а стремглав полетите вниз. Только уже по уголовной статье.

— Какое вы имеете право шантажировать честного человека?

— Так уж и честного? — Неаронов небрежно вытащил из нагрудного кармана рубашки стопку миниатюрных цветных календарей и бросил на стол перед директором. — Это работа вашего предприятия?

Директор сразу обмяк и откинулся на спинку кресла. Календарики были иллюстрированы изображениями малолетних девчушек, которые занимались с загоревшими мужиками развратными действиями.

— Мне известна сумма гонорара, которую вам заплатило издательство «Сотта» за эти «произведения искусства». Кстати, могу напомнить и статью уголовного кодекса, карающую за издание порнографической продукции.

Директор подвинулся к столу, резким движением смахнул с макетов опросных листов цветные календарики, угрюмо посмотрел на Неаронова.

— Подписные листы напечатаем по двойному тарифу. Половина суммы должна быть перечислена на расчетный счет типографии. Другую половину наличными отдадите лично мне в руки.

— Согласен на двойной тариф. Только с одним «но». Помните, как известную песню перефразировали: «Тебе половину, и мне половину. Твою половину — еще пополам».

— А ты, как я посмотрю, парень хваткий…

Вован недовольно поморщился и встал с кресла:

— А мы с вами, господин директор, пока на брудершафт не пили. Поэтому попрошу обращаться к помощнику депутата думы на «вы». И не забудьте про мою половину. Всего доброго!

— Как-нибудь обойдешься и без «вы», — сквозь зубы успел процедить директор.

Впервые за двадцать лет совместной жизни Сердюков, собираясь в командировку, сам себе укладывал чемодан. Жена, скрестив руки на груди, сидела в кресле и молча наблюдала за его действиями.

Сердюков бросил три пары носков, неумело свернул две сорочки, сверху положил спортивный костюм. Закрыл крышку чемоданчика.

— Кажется, все взял.

— А зубы ты пальцем чистить будешь? — с издевкой задала вопрос супруга.

— Да, забыл про зубную пасту и щетку, — согласился Сердюков и добавил, обращаясь как бы к самому себе: — Так, что там я еще забыл?

— А что ж молодуха-то твоя не подскажет? Или она тебе только на работе советчица?

— Да, советчица.

— Как быстро лифчик и трусики с себя скинуть?

— Жанна, давай не будем об этом! — Сердюков выпрямился и засунул руки в карманы.

— Как это не будем? — возразила разгневанная женщина. — После статьи в газете весь город только о твоих шурах-мурах и судачит, а мне, видите ли, нельзя?

Сердюков не стал ввязываться в ссору, взял чемоданчик, взглянул на часы и вышел из комнаты.

— Ну я пошел?

— И чтоб больше не возвращался!

— Хорошо, — согласился он. — По возвращении я закажу себе номер в гостинице. А там — посмотрим.

Он уже спускался по лестнице и услышал, как, закрыв за ним дверь, по-звериному завыла жена. Но что он мог сделать?

Сердюков вышел на улицу и направился в сторону вокзала. До отправки поезда оставалось полтора часа, и он решил пройти несколько кварталов пешком. Мысли путались, но Сердюков не спеша шагал по тротуару и старался для самого себя разрешить несколько вопросов: если бы он не был депутатом, то разве получила бы их любовь такую всенародную огласку? Конечно, нет. А во-вторых, ему хотелось знать, кого полюбила Леночка: депутата, декана или его самого, сорокасемилетнего Сердюкова? То, что молодая любовница могла позариться на его материальное положение, он отмел сразу. Никаких побочных доходов у него не было. Только депутатская ставка, не сказать, чтобы совсем маленькая, но и не дававшая развернуться на широкую ногу. На обеспечение семьи хватало. Но, к примеру, позволить себе исполнить давнюю мечту и купить хотя бы отечественный автомобиль, Сердюков не мог. Мало того, за Леночкой пытались ухаживать молодые, да ранние из фракции предпринимателей, у которых, как было известно Сердюкову, денег куры не клюют. Она не отказывалась от подарков, но от ухаживаний вежливо уклонялась. Нет, сделал заключение Сердюков, не из-за материальных выгод Пряхина была готова связать с ним свою судьбу.