Сергей Романов - Закон стаи

— Да, — подтвердил Пантов и, немного подумав, добавил: — Кроме одного дня, когда пикетчики захватили в кольцо депутата Сердюкова.

— И что он им напел?

Пантов снова передернул плечами, выпятил нижнюю губу:

— Одному богу известно. Могу только сказать, что он ярый противник забастовки.

— Он выступает против закона о приватизации?

— Да.

— Мне хотелось бы уже сегодня к вечеру знать, о чем он разговаривал с рабочими.

— Это невозможно. Вчера он укатил в Марфино. В командировку.

— По какому поводу?

— Скорее всего, чтобы прояснить вопрос о задержках заработной платы.

Бурмистров, не сдержав гнев, стукнул кулаком по столу, поднялся и, засунув руки в карманы брюк, прошелся по кабинету. Остановившись рядом с креслом, на котором сидел Пантов, процедил сквозь зубы:

— Одно ясно: фракцию думских дураков, мною всячески поддерживаемую и финансируемую, возглавляет главный дебил. Его имя — Михаил Петрович Пантов.

Пантов, словно нашкодивший школьник, поднялся со своего места:

— Нельзя ли без оскорблений, Денис Карлович?

Бурмистров развел руками:

— Других слов нет. Ты хотя бы задаешь себе такой вопрос: а ну как этот Сердюков докопается и выяснит, кто задерживает зарплату рабочим?

— Хоть он и доктор наук, но ума у него не хватит. Он ведь не финансист, а технарь и разбирается только в чертежах, — постарался успокоить банкира Пантов.

— Не надо других считать дурнее себя. — Бурмистров снова прошел в дальний угол кабинета и, словно о чем-то вспомнив, спросил: — Я надеюсь, он не прихватил с собой налогового инспектора или работника службы экономической безопасности?

Пантов осклабился:

— Он прихватил с собой любовницу.

Бурмистров оживился:

— У него есть любовница?

— По совместительству занимающая должность помощника депутата.

— Ах, да! Как-то приходилось читать в газете. — Он снова заходил по кабинету. — А что, если журналистам подбросить жареный факт: депутат с любовницей прогуливает деньги избирателей в курортной зоне заповедных марфинских озер?

— Гениально, Денис Карлович! Это будет настоящая бомба. С Сердюковым в Марфино и разговаривать-то никто не станет. Я поручу подготовить статью своему помощнику — он в вопросах служебного интима парень очень смышленый. Дело только за местом на газетной полосе, бляха-муха.

— Я сам об этом попрошу главного редактора. Пусть отрабатывает деньги, которые ему выделяет наш банк в качестве спонсорской помощи. Но только учти, Пантов: не более чем через неделю лагерь пикетчиков должен быть снова развернут на площади около думы!

— Я сам поеду в Марфино и проведу с рабочими беседу. Я свободен?

— Пожалуй, — ответил Бурмистров и поинтересовался: — Вы уже работаете со своим имиджмейкером?

Пантов заулыбался:

— Конечно. Толковый парень. По его заданию учу русские народные поговорки и пословицы. Скоро пойдем, как говорится, в народ. Добывать голоса избирателей. Он нисколько не сомневается в моей победе.

— Да, вот еще что. Мне стало известно, что на прошедшем заседании усилиями спикера вопрос о приватизации снова был снят с повестки дня.

— Отложен, — поправил банкира Пантов.

— Это не имеет особого значения. Послушайте, Пантов, а вы не задумывались, как бы подобрать ключики к самому спикеру? Ведь тогда не нужно было бы устраивать этот забастовочный маскарад…

— Никак не подобрать, — цокнул Пантов. — Хоттабыч принципиален и неподкупен. Мне приходится бывать в его доме. Не раз вели беседу на тему приватизации. Упрется, как бык, и трудно что-либо доказать.

— Я слышал, у него красавица-дочка? Может быть, вам приударить за ней?

— Она стара для меня, Денис Карлович. Ей уж под тридцать. Да и жених у нее имеется — журналист Агейко. Тот самый, что в пух и прах разнес депутатский корпус, в том числе и Сердюкова, — пояснил Пантов, забыв упомянуть, что в статье гораздо чаще склонялось его имя.

— Стара, говоришь? Так вот, Пантов, ради дела ты у меня и на Бабу-Ягу полезешь. А за спикерской дочкой тебе сам бог велел приударить. Авось как-нибудь и удастся добиться расположения вашего Хоттабыча и поменять его точку зрения на вопросы приватизации водообъектов. Задача ясна?

— Может быть, кому-нибудь другому поручить этот вопрос? — с мольбой заглянул в глаза Бурмистрову депутат.

— Да нет, Пантов, ты у нас, как мне известно, не только опытный ловелас, но и предприимчивый торговец женскими сердцами. Сколько уже русских баб ты продал в ночные заведения Германии?

— И вы верите этому проходимцу Агейко? — Пантов до сей минуты надеялся, что Бурмистров не вспомнит о жареных фактах в газете.

— Ему-то я действительно верю. И молю Бога, чтобы его перо никогда, не вывело на бумаге мое имя. И тебе впредь советую. Свободен…

Телефон звонил не переставая, как будто на другом конце линии кто-то забыл положить трубку на аппарат.

Морщась от надоедливого трезвона, Агейко скинул ноги с кровати, посмотрел на часы: было около двенадцати дня. Голова раскалывалась. Накануне вечером они с коллегой по редакции изрядно накачались спиртным, и теперь он даже не мог припомнить, в каком часу ночи возвратился домой. Товарищ поднимал стопку за стопкой с радости: вышла статья, в которой он обличал правоохранительные органы области во взяточничестве и мздоимстве. Агейко, как он сам себя уверял, надрался с горя. Он все еще не мог простить свою горячность и невыдержанность в доме Эдиты, отчего помолвка с ней, как он теперь думал, передвинулась на неопределенный срок. Он понимал, что поступил отвратительно и по отношению к своей невесте, и к ее отцу. Какой бес только в него вселился в тот вечер! Правда, на другой день он самому себе поклялся, что непременно должен извиниться перед Эдитой. Однако снова случилась задержка: не хотел просить прощения по телефону, надеясь выкроить свободную минутку и лично встретиться с невестой. Но редакционная газетная суета поглотила его с головой.

Он все же кое-как дотянулся до трубки радиотелефона и, сняв ее с аппарата, плюхнулся на постель.

— Слушаю, — выдавил он, облизывая пересохшие губы.

— Вы любите сюрпризы? — поинтересовался незнакомый голос.

— Кто вы? С кем я разговариваю? — без всякого интереса спросил Агейко.

— Я? — переспросила трубка. — Будем говорить так: это ваш доброжелатель и, если хотите, помощник.

— Ну и что же вы от меня хотите, господин доброжелатель? — Юрий настороженно приподнялся на локте и глазами поискал на журнальном столике карандаш.

— Я? — Словно не веря в то, что обращаются именно к нему, опять переспросил абонент. — Ах, да! У вас ручка рядом? — словно угадал его мысли незнакомец.

— Что вы хотели мне продиктовать?