Евгений Монах - Братва. Пощады не будет

– Вот, увел прямо из читального зала, – явно гордясь собой, сказал Цыпа, кладя на стол толстенную книгу «Атлас звездного неба».

– Всю неделю подряд имя Адастры будут читать в номинальном списке. Сто тысяч рубликов наглый поп с меня стребовал, – доложил в свою очередь Киса, усаживаясь на диван рядом с поддатым Петровичем.

Усилием воли я стряхнул с мозгов сиреневый туман алкогольного дурмана и сосредоточил свое внимание на книге, углубившись в ее алфавитный указатель. Но сколько ни рыскал взглядом по буквам П и А, ничего похожего на известное мне название звезды не находил. Скрупулезное рассматривание таблицы созвездия Козерога также не принесло положительного результата.

– Дьявольщина! – рассердился я, устав напрягать понапрасну зрение. – Где же этот задрипанный Пермори Адастра?! Всю книжку насквозь перерыл, как дурак.

– Что ты говоришь, Евген? – встрепенулся, как курица на насесте, до этого сонно клевавший носом Петрович.

– Пермори Адастра куда-то запропастился! Ладно, пустяки. Отдыхай дальше, брат.

– Пермориадастра? – зачем-то повторил глупый старик. Осоловелые глаза его вдруг начали стремительно трезветь. – Я уже слыхал это раньше!

– Ну и что? Я тоже слыхал. И что из того? – не понял я странного возбуждения управляющего пивной.

– Да нет! Давно! Помнишь, я тебе про случай в часовне рассказывал? Ты еще не поверил, Евген! Так те четверо покойников это вот слово тогда, кажись, напевали навроде молитвы! Перед тем как мертвую бабу на член истукана посадить! Мори – смерть означает! По-латыни, кажись.

– В натуре? – Я надолго задумался, окутавшись синим табачным дымом и взвешивая все известные мне на данный момент факты.

Если хотя б на время отбросить плотную завесу мистики и суеверий, став скучным материалистом, то та история, приключившаяся с Петровичем, приобретает вполне реальный и понятный смысл. Конечно, то были не мертвецы, а живые люди, одетые в саваны. Да и женщина не покойницей являлась, а просто без сознания была. Хотя ее из могилы ведь вынули... Впрочем, могила могла играть роль схрона, где женщину держали до момента чудовищного по жестокости ритуального жертвоприношения, после которого сбрасывают трупы, видно, в Исеть. Река-то ведь как раз рядом с городским кладбищем протекает! И длятся эти ритуальные убийства примерно два десятка лет... В натуре – гора трупов! Сторож кладбища, весьма вероятно, тоже в этом замешан. И чего они тогда Петровича не добили? Странная беспечность. Впрочем, сектанты эти шизанутые, исключительно только женщин приговаривают, да и сочли Петровича пьяным в стельку. Он же пивом изрядно накачался – разило, по ходу, как из медвытрезвителя в день получки! Да и уважаемая госпожа Звездина под таким материалистическим углом зрения сильнейшие подозрения вызывает. Конечно, может, она просто ясновидящая и экстрасенс, но просветить ее на ржавость явно не помешает...

– Вот что, ребята! – подвел я итог размышлизмам, с силой вдавив окурок в пепельницу. – Быстренько организуйте две группы круглосуточного наружного наблюдения. Одна пусть пасет за сторожем городского кладбища и часовней, а другая за Маргаритой Соломоновной Звездиной. Обо всех малейших движениях подозреваемых сообщать мне моментально!

– Как? – восхитился Киса, блестя черными смородинами глаз. – Ты уже вычислил, кто девок наших ворует? Не голова у тебя, Михалыч, а натуральный арифмометр!

– Надо говорить – компьютер, – скромно поправил я верного соратника. – Арифмометр в современном мире давно уже анахронизмом является. Цыпа, отвези домой. Хочу в латинском словаре слегка покопаться.

К латыни, кстати, я с детства неравнодушен. Знаю несколько десятков афоризмов на этом мертвом языке. Поэтому, вооружившись дома словарем, довольно быстро сумел перевести интересующие меня слова. Их оказалось четыре: пэр мори ад астра. В дословном переводе они звучали несколько мрачновато: через смерть – к звезде...

У Вадима, к моему искреннему облегчению, все пока катило в елочку. Я с Цыпой заявился в «Приют для друга» не с ревизией, а просто с дружеским визитом. Чтобы тому были наглядные доказательства, багажник «девятки» ломился от коробок с импортными консервами и копчено-вяленых деликатесов. Не забыл я и известную страстишку бывшего боевика – ящик сорокаградусной «Русской».

Строители уже неделю как укатили восвояси в Екатеринбург, сварганив для начальника будущего собачьего кладбища вполне приличный бревенчатый домишко и даже сарай. Ежели Могильщик проявит децал хозяйской хватки и трудолюбия, то сможет запросто обустроиться здесь довольно сносно и даже с элементом комфорта, превратив дом в этакую усадьбу со всевозможными полезными пристройками. Крестьянская жилка в Могильщике иногда явственно проскальзывает – вот ему и карты в руки. Можно, к примеру, овечек и барашков начать разводить, не говоря уж о курах и гусях. Не жизнь – малина, кто понимает, Кстати, овечий сыр, говорят, весьма пользителен для здоровья, которого у Вадима, судя по его серо-синюшной физиономии, осталось не так уж и много. Поправлять надо в срочном порядке. И Могильщик, словно услыхав мои мысли, тут же начал его поправлять. Правда, далеко не лучшим, но традиционно-русским способом – распечатав бутылку «Русской».

– Черт с тобой, золотая рыбка! – безнадежно махнул я рукой на неисправимого алкаша. – Рассказывай про свое житье-бытье. В чем особенно нехватку здесь ощущаешь?

– Вот в этом! – ухмыльнулся Могильщик, щелкнув прокуренным пальцем по поллитровке. – Большой дефицит!

– Кто о чем, а голый все о бане! – подмигнул Вадиму Цыпа. Видать, мое благотворное влияние сказывается – начал уже, бродяга, афоризмами, как умный, выражаться.

– А в целом мне здесь нравится! – накатив чуть не полный стакан водки, заявил Могильщик. – По кайфу такая лесная жизнь! Спасибо тебе, Монах!

– Не за что, – отмахнулся я. – Закусывать, браток, не забывай! Одиночество не угнетает? Может, тебе книжек в следующий раз привезти? Или девочку попкастую?

– Благодарю, ничего не надо! – решительно поставил крест на моей благотворительности Вадим. – Не скучаю я. Занятие себе по душе нашел. Соединил приятное с полезным.

– Да? – слегка заинтересовался я. – И что же это?

– Айда, покажу! – Могильщик тяпнул «на посошок» еще полстакана и встал из-за стола.

Мы втроем вышли из избушки и направились к сараю. Впереди вышагивал выпавший в тираж боевик, азартно размахивая своими руками-граблями.

– Это моя художественная мастерская! – гордо сообщил Могильщик, распахивая дощатую дверь сарайки. – Входите, господа. Обувь можно не снимать, ха-ха!

Признаться, поначалу я не воспринял его слова всерьез, посчитав за глупую шутку. И напрасно, как тут же выяснилось. В стенах сарая были вырублены четыре окна, и лучи заходящего солнца проникали в него свободно, без помех, отлично освещая внутренность помещения. Посередине мастерской на гипсовых постаментах стояли две статуи собак в натуральный рост. Как я понял – сенбернара и карликового пуделя. Тоже из гипса, по всей видимости.