Алексей Биргер - По ту сторону волков (полная версия)

И лишь порой из-за
Тумана многоцветного
Мне снятся голоса
Пространства безответного.

И сладок был бы сон
В протопленной обители,
Когда бы на рожон
Не перли френчи-кители.

Выходят на перрон
Порою предвоенною,
И тот же эшелон
С теплушкой неизменною.

И тренькает бачок
С водою кипяченою,
И этакий сморчок
Гнет линию ученую.

Да разве жизнь — была?
Да разве это — выжили?
Всю жизнь нас канцдела
Утюжили-мурыжили.

И в наши времена
Другая песня слышится,
Но та же тишина
Не дрогнет, не колышется.

Тарелки ль черный диск,
Транзисторы ль приемника,
Но тот же василиск
Глядит в глаза детдомника.

И мне невмоготу
Скрипеть зубами стертыми,
И видишь всю тщету
Ответа перед мертвыми.

Напой, напой, напой
Заветную считалочку,
Но лишь за упокой
Не вздумай ставить галочку.

Чтоб узнавалась кровь
Лазурными прожилками,
Чтоб запах детства — вновь
Магнитными опилками.

Чтоб, сотни детств впитав
Сквозь одурь сновидения,
Я, смертью смерть поправ,
Узнал свое мгновение,

Где солнце свет свой льет
Сквозь оторопь московскую,
Сквозь тополиный мед
На Первую Дубровскую.

И, им озарена,
Уходит в даль лукавую
Футбольная шпана
Походочкой шалавою.

А жизнь моя парит
Кругами несмертельными,
Где унавожен быт
Командами расстрельными.

И падает на цель,
Когтя мои окрестности
Рожденных в параллель
И времени, и местности.

Милая, с ночи застрял занозой
И день отравляет сон:
Мы в некоем здании, схожем
С железнодорожным, вокзальным,
Теснятся со всех сторон
Кровати, и, в общую полумглу
Погруженные, мы на одной из них, в дальнем,
В самом дальнем углу.

В застылости смутной грусти,
В обнимку, враждебно следя
За нами, на каждой кровати
Сидели пары; но кстати
Все делали мы, не будя
Часов: ты была безразлична
Ко взглядам, губами — легко, под чуть слышный
Шепот — мои найдя.

И вдруг — так легко и просто —
Ты стала нашептывать мне,
Что любишь и хочешь другого,
И я, не сказав ни слова,
Жалкий в своей вине
Быть нелюбимым, покорно
Ушел… Ядовита, тлетворна
Память об этом сне.

Спи-усни, любовь моя,
На моей руке, бессильной
Ни от злобы лет тебя
Заслонить, ни от могильной
Ямы; знаю — ночь в окне
Пеплом дня порхнет; и все же
Неразлучен в общем сне
Я с тобой, с живым твореньем,
Смертным, грешным, но, по мне,
Краше всех и всех дороже.

И ничем не стеснены
Ни душа, ни тело: славно
Видеть будничные сны
На груди Венеры, плавно
Дышащей, чтоб нас с тобой
Не встревожить; мир согласья
Снится нам за смертной тьмой,
Мир любви и мир надежды;
А аскета сон ночной
Опален дыханьем страсти.

А едва ночная тень
Отлетит под погребальный
Гул побудки, сразу день
Вцепится, маниакально —
Скудоумный, под залог
Нас возьмет; мы самый страшный
Долг вернем ему, но впрок
Чуть задуманную ласку,
Поцелуй иль шепоток,
Не теряй во мгле вчерашней.

Ночь прозренья, милый друг.
С ветерком румяным канет,
Но живого сердца стук
Пусть, занежив, не обманет
Новый день; благослови
Смертный мир на ясной зорьке;
Скрытых сил в твоей крови
Не убавит жгучий полдень;
Озарит нас взгляд любви
Даже в полночь ссоры горькой.

Ах, послушайте рассказик
Про мисс Эдит Ги,
Жившей на Клеведон Террас
В доме восемьдесят три.

Губы тонкие поджаты,
Левый глаз косит слегка,
Плечи узки и покаты,
Грудь тщедушная плоска.

Серый саржевый костюмчик,
Шляпка бархатная и
В одну комнату квартирка —
Вот что было у мисс Ги.

А еще — зеленый зонтик,
Алый плащик вместе с ним,
И велосипед с корзинкой,
С резким тормозом ножным.

Церкви ближнего прихода
Посвящала все дела
И вязанием для бедных
Вечно занята была.

И вздыхала звездной ночью:
«Разве кто-нибудь поймет
Каково мне жить с доходом
Только сотня фунтов в год?»

Раз ей снилось: королевой
На балу стоит она,
И викарием прихода
Танцевать приглашена.

Вихрь промчался в бальной зале,
Зала сгинула — и вот
В чистом поле на педали
Жмет она, усердно жмет.

А викарий их прихода —
Превратился он в быка
И за ней рванулся, низко
Опустив свои рога.

Сзади — жаркое пыхтенье.
Настигает, мчится вслед.
И невольно резкий тормоз
Тормозит велосипед.

Летом все цветет; зимою
Ветви мертвы и сухи.
Вся застегнута, к вечерней
Службе ехала мисс Ги.

Мимо парочек влюбленных,
Застегнувшись, как в футляр,
Отводя глаза, ненужной
Никому из этих пар.

В боковом приделе села,
Заиграл над ней орган,
Хор запел сладкоголосый
Над скамьями прихожан.

Опустилась на колени
И взмолилась от души:
«Не введи во искушенье,
Послушание внуши».

Дни текли, сменялись ночи,
Жизнь по крохам унося.
Вот мисс Ги педали крутит,
Застегнувшаяся вся.

Позвонила в дверь к хирургу,
Прислонив велосипед:
«Доктор, боль не отпускает,
День и ночь покоя нет».

Доктор Томас посерьезнел,
Он осмотр свой повторил.
«Эй, да где ж вы были раньше?»
Он, нахмурившись, спросил.

Не притронувшись к обеду,
Доктор Томас мял в руках
Хлеб на шарики и только
Буркнул: «Штучка — этот рак.

Врут считающие, будто
Докопались до причин.
Он — убийца отлученных
От активных дел мужчин.

И бездетных женщин тоже
Он немало погубил.
Он — как клапан для отвода
Невостребованных сил».

«Что за ужасы, мой милый?» —
Говорит ему жена.
— «Я смотрел мисс Ги. Похоже,
Что не вылезет она.»

В лазарет ее забрали,
И она ждала конца,
И лежала, одеяло
Подтянувши до лица.

Вот на стол ее выносят.
Прыснул, вырвавшись, смешок
Средь студентов. Мистер Роуз
Ее скальпелем рассек.

Мистер Роуз, он к студентам
Повернулся: «А теперь
Мы запущенной саркомы
Видим редкостный пример».

Со стола ее убрали,
В морг учебный отвезли,
И два вдумчивых студента
На занятия пришли.