Владлен Чертинов - Воскрешение Лазаря

— Давай, рассказывай. Все ехать веселее будет.

Этот человек как-то сразу расположил Геннадия к себе своим видом. Наверное, все дело было в усах. У Каурова с детства усатые люди вызывали доверие. А у водителя «девятки» усы были особенные — пышные, огненные, да еще подкрученные вверх. Они делали его лицо добродушным. Эту иллюзию добродушия слегка портил, пожалуй, лишь неприятный прищур. Но, с другой стороны, как без прищура следить за разбитой, засыпаемой снегом дорогой.

Кауров повел свой рассказ с самого начала — с момента обнаружения тайника в доме деда Акима. Он испытывал потребность выговориться, обобщить вслух всю собранную информацию о Лазаре Черном.

На два автомобильных луча слетались белые мухи. Дальний свет фар разгонял тьму, сгустившуюся вокруг заснеженного шоссе. Вот так же и он, Кауров, высвечивал в потемках прошлого путь к разгадке старинной тайны.

Водитель «девятки» оказался внимательным слушателем. Он, как показалось Геннадию, даже стал плохо следить за дорогой. Пару раз лишь в последний момент резким поворотом руля успевал среагировать на большие колдобины на шоссе. А когда Кауров упомянул о портрете Лазаря Черного, нарисованном дедом Тарасовым, рыжий вдруг остановил машину и попросил:

— Дай посмотреть!

С минуту он разглядывал изображение. Потом, ни слова не говоря, вернул рисунок.

— Я не понял, ты-то кем этому Лазарю Черному доводишься? — спросил мужик, когда рассказ Каурова был окончен.

— Не знаю, — это был тот главный вопрос, на который Геннадий не имел ответа.

Некоторое время ехали в тишине. Потом водитель осведомился:

— Чего дальше думаешь делать?

— Ничего. Времени нет больше на поиски. Мне до завтра в Волгоград обязательно надо успеть.

— Так и уедешь, до конца не распутав весь этот клубок? — удивился мужчина. И добавил решительно: — Нет, нельзя это дело на полпути бросать. Сам себя винить потом будешь. Ладно, помогу тебе! Уж больно задела меня твоя история за живое. Покатаю тебя еще немного. Как, говоришь, тетку ту зовут из даниловского загса?

Кауров полез за блокнотом. При этом он попробовал протестовать:

— Право, неудобно вас напрягать. И потом, сколько мне будет стоить ваша помощь?

— Не бери в голову. От Островской до Даниловки — нисколько. И в Даниловке — нисколько. Если надо будет, и в Волгоград отвезу. А вот тут уж не обессудь — при всем уважении к твоей миссии, придется денег взять с тебя. Но три шкуры обещаю не драть… Ради такого случая.

Сказав это, водитель протянул Каурову руку.

— Будем знакомы, Павел.

Геннадий неуверенно пожал протянутую пятерню. Вообще-то он в душе уже смирился с окончанием поисков. И хотел теперь только одного — поскорее оказаться в Волгограде, в своем гостиничном номере. Но все равно был впечатлен предложением рыжего мужика. В Питере о подобном великодушии и помыслить было нельзя.

— У меня просто нет слов, — вымолвил он.

— Угу, — кивнул головой его спутник. И показал пальцем на блеснувшие впереди огоньки: — Даниловка.

Этот населенный пункт был раза в два крупнее станицы Островской. В нем даже имелась центральная площадь с четырьмя уличными фонарями и несколькими двухэтажными зданиями. Заведующая загсом Вера Панова поначалу пришла в замешательство:

— Я, конечно же, покажу вам эти старые книги смертей и рождений. Но уже поздно. Приходите завтра в загс к девяти утра.

— Мы не можем завтра, — рявкнул на нее рыжий Павел. — Уже билеты на поезд куплены. Мой друг вам пятьсот рублей готов заплатить.

Кауров покосился на нового знакомого — уж больно рьяно тот взялся за дело. Но напор Павла принес результат. Вера Никитична отвела их в канцелярию загса. Там в массивном шкафу громоздились ряды пожелтевших конторских книг.

— Вам какие годы нужны? — поинтересовалась директор. — У нас записи только начиная с 1923 года.

Кауров призадумался. Если верить письму Дарьюшки, в 23-м Лазаря Черного уже не было в станице.

— Ну, давайте первые два тома, — неуверенно произнес он.

— Нет, побольше — вплоть до 30-го года, — снова проявил активность рыжий мужик. — Мы вот как сделаем для быстроты. Ты будешь одну книжку просматривать, я — вторую, а Вера Никитична — третью. Давайте уточним, на какие фамилии внимание обращать.

— Черные, Кауровы, — произнес Геннадий. — И еще Анисимовы с Буяновыми.

Вера Панова взгромоздила на стол стопку книг. Кауров сдул пыль с 1923 года и принялся листать неприятно шершавые на ощупь страницы. В книге значились новорожденные и мертвецы не только Островской, но и других близлежащих станиц и хуторов, а также самой Даниловской слободы.

Минут через пять в глазах Каурова уже рябило от фамилий. Пару раз попались искомые. Но 75-летний Лукьян Буянов умер на каком-то хуторе Тушканове, а 52-летняя Устинья Анисимова — на хуторе Гурине. Ни Черных, ни Кауровых не было и в помине.

Вера Никитична раньше всех закончила изучать доставшийся ей 1925 год и принялась за 1926-й. «Наверное, невнимательно просматривает, домой торопится к телевизору. Лишь бы отделаться поскорей!» — недовольно подумал Кауров. Но не успел как следует на нее рассердиться, потому что вздрогнул от крика…

— Есть! Вот она, твоя Дарьюшка, — заорал Павел, обследовавший 1924 год. Он показывал на одну из записей.

«Анисимова Мария Лазаревна, дата рождения — 25 апреля, место рождения — х. Гурин. Мать — Анисимова Дарья Никодимовна». В графе «отец» стоял прочерк.

— Все сходится, — заявил Павел. — Отца официально нет, но отчество новорожденной она в честь Лазорьки дала. Гурин — вот куда она ребенка рогачевского рожать поехала. Там родня явно жила у ней. Мне два раза, пока листал, Анисимовы в Гурине встретились.

— И мне один раз… — добавил Кауров.

— И мне… — не осталась в стороне Вера Никитична.

— В Гурин надо ехать. Раз там в ту пору столько Анисимовых жило, есть надежда, что и сейчас еще остался кто-то из стариков, — подытожил рыжий мужик.

— Так поехали, что ли? — неуверенно согласился Геннадий.

— Сейчас тронемся. Только давай оставшиеся книжки долистаем. Вдруг найдем чего.

Рука Каурова потянулась к фолианту с надписью «1929 год». Но рыжая волосатая пятерня вцепилась в переплет раньше на долю секунды.

— Дай я, у меня рука счастливая, — заявил водитель.

Геннадий не возражал. Он все больше проникался безотчетной верой в этого едва знакомого человека. А еще был потрясен сверхъестественно быстрым исполнением пророчества деда Панкрата: «Ищи девушку в Даниловке!». Следы девушки найдены! Что дальше? «Готовься муки принять, убей двух врагов!». Ни к тому, ни к другому Геннадий не был готов. Он рассеянно принялся за «1927 год».

В этой книге ему не встретилась ни одна из четырех нужных фамилий. Зато рыжий благодетель опять не подвел.