Владлен Чертинов - Воскрешение Лазаря

— Журналистка, — Архип сплюнул кровь вперемешку с песком. И на лице его, как почудилось Рогачеву, проступило что-то вроде улыбки. — Это она Ереванскому стучала на тебя. От нее он узнал, что ты хочешь его место занять.

— Врешь, сука! Не хотел я занять его место, — Рогачев опять занес над головой Архипа кулак. Но вместо нового удара задал новый вопрос: — Где Лука?

— На дне Волги.

Слушать это было невыносимо, Серегин палец сам нажал на спусковой крючок.

В горле Архипа раздалось противное бульканье, а за спиной Рогачева послышался всплеск. Он оглянулся и увидел… Каурова. Метрах в двухстах от себя. Внук Лазаря Черного стоял по пояс в пузырящейся от дождя речке и смотрел на него. Обмен взглядами длился не дольше секунды. Беглец нырнул в воду. Серега дал очередь ему вслед. Но короткоствольный АК-74 был не самым лучшим оружием для прицельной стрельбы с этой дистанции. Кауров вынырнул уже у другого берега. Серега отшвырнул автомат, выхватил из наплечной кобуры ТТ и бросился в погоню.

Только сейчас, на бегу, до него дошли весь ужас и масштабы случившегося: брат убит, Михалыч, возможно, тоже, Лука — на дне, Анна Бланк предала… Его мир рушился. Сгорал в огне и застилался дымом…

…Дождь усилился. Удары грома подгоняли Геннадия. Молнии били теперь совсем рядом. Он бежал берегом речки, боясь углубиться в лес. Понимал, что в лесу у него больше шансов спрятаться и спастись, но не мог себя заставить свернуть влево — несколько молний оглушительно разорвались именно там, среди высоких берез. Совсем близко. Даже воздух уже был наполнен одуряющим запахом серы. Он пьянил, заряжал какой-то тревожной веселостью.

Геннадий оглянулся на бегу и увидел преследователя. Бритый главарь Рогачев с пистолетом в руке выбирался на берег из речки.

Близость погони, дым, дождь, разрывы молний и огромное зарево впереди напоили Геннадия первобытным отчаянием, граничащим с первобытным восторгом. «Тепло от огня старых ветреных мельниц любви у меня в груди», — подумал он. Потом поглядел на гранату в руке, обернулся еще раз, замедлив бег, и прокричал сквозь шум дождя: «Ну давай, Рогатый, иди сюда. Это я твоего дружка грохнул!».

…Серега так и не узнал у Архипа, сколько людей с ним приехало. Если больше четырех, то в любой момент ему вдогонку могла прилететь пуля. Но он уже не заботился о своей безопасности, не оглядывался по сторонам на бегу. Впереди маячила спина кровного врага. Рогачев старался не выпускать ее из виду, но думал во время этой погони только об Анне Бланк. Ее предательство было самой страшной из бед, обрушившихся на него за последние минуты. Страшнее гибели брата, Михалыча и Луки. «Она не могла это сделать. Она ждала меня каждый день, — убеждал Рогачев сам себя. Из его глаз впервые за много лет текли слезы. — Она не знала, где нас искать в степи. Это Лука им под пытками выдал. Архип понял, что я его кончу, и решил на прощанье шмальнуть в меня этой ложью».

Серега прощался с жизнью. Прежней жизнью. Он хотел теперь только убить внука Лазаря Черного и еще доказать самому себе, что Анна не виновата. Он цеплялся за нее, как сорвавшийся в пропасть цепляется за выступ скалы. Верил самому себе и не верил.

«Они приехали сюда меня убивать, потому что знали — тут место глухое, и я в сторожке буду один! Это Лука им под пытками… Стоп! Лука ведь не знал, что именно я сегодня на ночь поеду в Островскую. Об этом известно было только Маргелу… И Анне. Стучала, стравливала меня с Ереванским. Но зачем? Нет, нет! Она не может быть заодно с ними».

Рогачев добежал до Медведицы, бросился в нее и поплыл, одной рукой загребая, второй держа над головой пистолет.

«А если все-таки правда? Если это она? Если Ереванский ее за мной приглядывать подослал? На зоне — спектакль, с Анной — спектакль… А ведь я тогда наговорил ей на диктофон, что Жоре не подчиняюсь…».

Вода вокруг пузырилась, как газировка. В какой-то миг Сереге захотелось в ней утонуть. Но его глаза снова отыскали спину врага.

— Она не могла это сделать. Она ждала меня каждый день, — упрямо и зло прорычал Серега, выбираясь на другой берег.

В этот момент враг обернулся и что-то ему прокричал. Рогачев не разобрал слов, но уловил смысл: враг его не боялся. Это был вызов.

Серега остановился. Прицелился в убегающего Каурова. Его палец уже начал жать на курок. Но молния сверкнула под руку. Взгляд на мгновенье соскочил с вражьей спины. И Рогачев увидел другого человека. Его рука дрогнула…

…Геннадий не слышал выстрела, но ощутил его. Одновременно со вспышкой молнии и ударом грома почувствовал кожей лица вибрацию воздуха. Оглянулся — Рогачев стоял и целился в него из пистолета. Геннадий пригнулся и начал петлять, как заяц. Но так круто закладывал виражи, что поскользнулся на мокрой траве. Вскочил, рванулся вперед. И снова не удержал равновесие. Поднимаясь, успел заметить Рогачева — он снова бежал за ним. «Не уйти», — понял Геннадий и опять поглядел на гранату. Она была его последней надеждой…

…Сначала Серега подумал, что увидел одного из людей Архипа. Но потом понял, что человеческий силуэт ему просто почудился. Должно быть, от нервного напряжения и еще не перебродившего в голове самогона. Он опять поймал взглядом спину кровного врага. И опять бросился в погоню. Неожиданно враг упал. Поднялся. Снова упал.

«Тебе не уйти», — твердо решил Рогачев. И любовно подумал о своем последнем патроне…

…Их разделяло теперь всего метров двадцать. Геннадий на бегу выдернул чеку. Сжал рычаг. Он знал: пока вот так держит его, взрыва не будет. «Пора… Нет… Вот теперь!.. Рано…» — выбирал момент, чтобы метнуть в Рогачева свой единственный боеприпас. И вдруг с ужасом понял, что не сделает этого. Он никогда в жизни не бросал гранату! Он не сможет соотнести силу броска с расстоянием, на которое она полетит. А если не долетит? А враг, увидев, как он замахивается, отскочит, заляжет, спасется — ведь граната не сразу взрывается… И что тогда? Конец. Он останется безоружным.

Пальцы Геннадия будто закаменели, давя на рычаг гранаты. Он вдруг осознал, что есть только один верный способ убить Рогачева. Взорвать себя вместе с ним! И чем быстрее сокращалось расстояние между ними, тем ближе и неотвратимее был именно этот финал.

«Дедушка, дай мне силы!» — взмолился Геннадий, задрав голову к плачущим небесам…

…Серега настигал врага с каждым шагом. Их разделяли метров пятнадцать — не больше. Голова раскалилась, разболелась от ненависти. «Пулю — в затылок. В глаз. Лучше в лоб», — уже прикидывал он, как поставит финальную точку. Приближался какой-то решающий миг его жизни. Внезапно Серегу ошеломила догадка: «Это все клад! Не надо было его искать. Все обрушилось, как только мы воткнули в землю лопаты. И дед с братом в двадцать девятом году тоже погибли из-за него. Погибли, потому что клад откопали! А штамп двадцать девятого года на ящике — вовсе не штамп, а подсказка, послание о том, как все было…». Что же делать теперь? Клада нет. Обратно в землю его не зароешь! У Сереги помутилось в голове от отчаяния. Неужели нет выхода? Есть!!! Чтобы вернуться назад и спасти то, что еще можно спасти, нужна крупная ставка. Нужна жертва — искупительная, последняя, самая важная.