Гарри Грей - Однажды в Америке [litres]

Макси кивнул.

Учительница вынула тяжелые медные часы из складок черной юбки.

— Слава богу, до звонка осталось пятнадцать минут, — сказала она.

Мисс Монс сидела за столом, глядя на нас с полуулыбкой, очень довольная, как бы предвкушая тот конец, который она нам предрекла.

Макси вытащил вестерн из заднего кармана. Он бросил на учительницу нахальный взгляд и развалился с книгой за партой. Остальной класс вернулся к своим занятиям.

Я скопировал беспечную позу Большого Макси и еще глубже сполз за парту, слушая в открытое окно знакомый гул нью-йоркского Ист-Сайда. Я погрузился в свою любимую игру, воображая, что доносившийся с улицы шум — это звуки расстроенной оперы. Резкий свисток регулировщика означал сигнал дирижера начинать. Постукивание лошадиных подков, скрип колес и громыхание повозок по булыжной мостовой сливались в ритмичный рокот оркестровых барабанов. Громкие гудки грузовиков и рожки легковых автомобилей звучали как духовые инструменты, вплетавшиеся в основную тему. Крики и плач детей напоминали печальную музыку скрипок, отдаленный гул трамваев превращался в низкий дрожащий звук контрабаса. Человеческие голоса, врывавшиеся в эту суматоху и окликавшие друг друга на всевозможных языках, изображали звучавший на заднем плане хор, а зычные возгласы уличного разносчика, расхваливавшего свой товар, могли сойти за арию ведущего мужского тенора. Весь этот музыкальный гам перекрывал режущий крик какой-то толстухи. Я сделал из нее примадонну с оперным сопрано. Она высовывалась из верхнего окна:

— Шлойми! Шлойми! Эй, Шлойми, не забудь зайти к бакалейщику и купить жирную копченую селедку!

Потом я представил себе гоблинов и ведьм, которые мчались верхом на этих звуковых волнах и на струйках уличной вони. Они скользили по запахам гниющего мусора из открытых баков, путешествовали по зловонию сточных труб, смешанному с крепкими кухонными ароматами, которые доносились из многоквартирного дома, и с едкой мочой из школьных туалетов во дворе. Они врывались в окно удушающими парами, эти омерзительные гоблины, испускавшие смердящие газы. Благодаря этой игре в моей памяти навсегда остались звуки и запахи улиц Ист-Сайда.

Через некоторое время я вернулся к реальности. Я поглядел на Большого Макси, Патси, Доминика и Косого Хайми, спрашивая себя, о чем они сейчас думают. Я представил себе всех нас верхом на лошадях, с шестизарядными кольтами в руках, спасающимися от преследования правительственного отряда. Вот было бы здорово, подумал я. Я рассмеялся — как у меня, Лапши, могут быть такие детские мысли. Через несколько месяцев будет бар-мицва, а я все еще забавляюсь глупыми мечтами, как Косой Хайми. Я рассмеялся над самим собой.

— Что смешного, Лапша? — Макс отложил свою книгу и взглянул на меня.

— Ничего, просто подумал кое-что.

Макс улыбнулся:

— И ты тоже? О чем?

— О Косом, вступающем в шайку Джесси Джеймса.

— Он полный придурок, этот Косой. Что толку иметь дело с парнями, промышляющими по мелким городкам. — Макс пренебрежительно хмыкнул. — Конечно, он был крутой, этот Джесси Джеймс со своей шестизарядной пушкой, но ты понимаешь, Лапша, что я хочу сказать: глупо заниматься грабежом на лошадях. Это старомодный стиль. Мы будем делать по-другому. — Макс вытер нос тыльной стороной ладони. — Мы возьмем в банке миллион баксов, а потом скроемся.

Доминик спросил:

— Миллион баксов на всех пятерых, Макс?

— Нет, на каждого. Что ты скажешь о миллионе баксов, Лапша? — Макс был очень серьезен.

— О миллионе? Мне это нравится, но, я думаю, и полмиллиона будет достаточно, а потом мы скроемся. Полмиллиона баксов — это очень много денег, Макси, — сказал я рассудительно.

— Может быть, для кого-то и полмиллиона — большие деньги, но что касается меня, то мне нужен миллион. — Макс посмотрел на нас с вызовом.

Я пожал плечами:

— Ну ладно, хорошо, мы остановимся на миллионе. Какая, к черту, разница?

— И мы скроемся, когда получим по миллиону? — спросил Патси.

— Да, мы скроемся, и поедем в Бронкс, и станем там большими шишками, — безапелляционно заключил Макс.

— Эй, ребята. — Косой наклонился к нам. — А миллион баксов — это сколько?

Макс взялся за голову:

— Как вам нравится этот вопрос? Парню уже тринадцать лет, а он спрашивает, сколько это — миллион баксов!

Доминик вмешался в разговор:

— Косой, дурень ты этакий, миллион баксов — это миллион баксов, вот и все.

— Да, я понимаю, — с готовностью улыбнулся Косой, — но все-таки, сколько это? Скажи мне, Домми. Сколько это тысяч?

Доминик почесал в затылке:

— Я думаю, что миллион — это десять тысяч долларов.

— О чем ты говоришь? Это гораздо больше, чем пятьдесят тысяч баксов, верно, Лапша? — ухмыльнулся Патси.

Я был горд собой. Я знал все ответы. Поэтому они и прозвали меня Лапшой. Я веско произнес:

— Это десять сотен тысяч баксов!

Пат робко улыбнулся.

— Да, так я и хотел сказать. — Чтобы скрыть свое смущение, он поскорей переменил тему: — Когда мы начнем собирать деревья для костра на день выборов?

Макси подумал, прежде чем ответить.

— Начнем собирать в это воскресенье.

Косой заволновался:

— В этом году у нас будет большой костер, как всегда, даже если Уилсон проиграет?

— Конечно. Разве у нас не всегда был самый большой костер во всей округе? Не важно, кто выиграет, Уилсон или Хьюдж, у нас все равно будет большой костер.

Прозвенел звонок; мы стали собирать учебники. Остальные ученики почтительно стояли в стороне, пока мы шли к двери. Мисс Монс встала. Она протянула руку, чтобы остановить меня, когда я проходил мимо.

— Вы! — сказала она повелительно.

— Кто, я?

Я был готов оттолкнуть ее в сторону. Макси встал рядом, чтобы оказать мне помощь.

— Да, вы, молодой человек. Мистер О’Брайен хочет поговорить с вами.

— Кто, директор? Опять? — спросил я обеспокоенно. — А за что?

— Не задавайте лишних вопросов, молодой человек. Просто отправляйтесь наверх.

Я повернулся к Макси:

— Подожди меня. Я схожу к директору и узнаю, что от меня хочет этот старый болван.

Макс проводил меня к лестнице:

— Мы будем рядом, если тебе понадобится помощь. Мы ворвемся в кабинет и вышвырнем старую задницу из окна.

— Не надо. Он в общем-то ничего, не такой уж плохой парень, этот О’Брайен.

— Верно, для директора он не так уж плох, — согласился Макс.

Он пошел прочь. Я подождал, пока Макси не скроется из виду. Мне не хотелось, чтобы он видел, как я снимаю свою фуражку. Я робко постучал в дверь. Послышался приятный низкий голос:

— Входите, пожалуйста.

Я вежливо остановился в приоткрытой двери:

— Вы хотели меня видеть, мистер О’Брайен?

— Да, да, входите. — Его большое красное лицо приветливо улыбалось. — Входите и закройте дверь. Присаживайтесь, молодой человек, это не займет много времени. Я как раз смотрел кое-какие ваши письменные работы, они очень хороши, очень хороши. — Он взглянул на меня. Его брови нахмурились. — Но ваше поведение меня разочаровывает.