Гарри Грей - Однажды в Америке [litres]

Я с интересом наблюдал, как в комнату быстро вошел высокий худой мужчина средних лет. В руках у него был портфель. Я почувствовал к нему мгновенную антипатию, хотя никогда не видел его раньше. И было это вовсе не потому, что он являлся мужем той садомазохистки. Он напомнил мне какого-то типа, которого я ненавидел много лет назад. Да, вот в чем дело: он сильно смахивал на того гнусного домовладельца, что сдавал нам жилье на Деланси-стрит. У него были те же бойкие глаза, похожие черты лица и такие же аккуратные усики. Даже его костюм выглядел очень знакомым: лихо заломленная шляпа и белая бутоньерка в петлице приталенного пиджака. Как и тот домовладелец, он оглядел нас с надменным видом человека, которому принадлежит весь мир. Однако больше всего меня задела белая бутоньерка в петлице.

Макси представил его как мистера Джона До.

Он улыбнулся высокомерной, механической улыбкой. Даже жест, с которым тип с бутоньеркой протягивал руку, выглядел оскорбительным. Я подумал: кем, черт возьми, считает себя этот ублюдок? Очевидно, Макси его хорошо знал.

Макс спросил:

— Что-нибудь выпьешь, Джон?

Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь отвечал «нет» таким пренебрежительным тоном. Выглядело это так, как будто мы не заслуживаем того, чтобы с нами пить. Я посмотрел на Макса. Поначалу он, кажется, тоже был задет манерами нашего посетителя, но потом сделал вид, что все в порядке. Я почувствовал, что мое терпение быстро иссякает.

Макс дружелюбно спросил:

— Как дела в страховом бизнесе, Джон?

— Лучше оставим бесполезные разговоры и приступим прямо к делу, — последовал резкий ответ.

От этих слов все во мне вспыхнуло. Мне хотелось подойти к нему и как следует врезать прямо в его наглую рожу. Я посмотрел на своих товарищей. Они холодно смотрели на него. Странно, они вовсе не были в такой ярости, как я. Стало быть, это и есть тот самый страховой агент, который дал нам наводку на выгодное дело? Тот самый Иуда, который предал своих друзей и коллег по работе за пресловутые тридцать сребреников? Он и его распутная жена. Забавно, подумал я. Можно побиться об заклад, что он смотрит на нас как на бандитов из ист-сайдских трущоб, а на себя — как на честного и законопослушного бизнесмена, почетного члена общества. Лицемерный ублюдок!

Господи, сколько людей, с которыми нам приходилось иметь дело, смотрели на нас с таким же брезгливым видом. Притом, что сами они были просто шлюхи. Их всех можно купить за русские шарлотки. Работодатели и профсоюзные боссы, которые торговали рабочими. Продажные чиновники в муниципалитетах, бравшие взятки и предававшие правительство. Судейские чины и адвокаты, манипулировавшие законом и предававшие клиентов. Процветающие бизнесмены, которые вытягивали деньги из бедняков с помощью сутяжничества и крючкотворства.

Во мне кипели ярость и негодование. Я знал, что такие обвинения со стороны бандита выглядят нелепыми. Но я не мог контролировать себя. Мои мысли неслись неудержимым потоком.

Внезапно я вспомнил нашу мебель, сваленную в кучу на улице, мою мать, плачущую от отчаяния и стыда, и то, как я подошел к одному из мужчин, вышвыривавших наши вещи. Все, что я мог, это взять его за рукав и умолять: «Пожалуйста, мистер, пожалуйста». А он гаркнул на меня: «Вали отсюда, вонючий жиденок».

И теперь этот лицемерный ублюдок, агент из страховой компании — выглядел точь-в-точь как наш домовладелец. Страховые компании — что, черт возьми, это такое? Не что иное, как огромные тотализаторы. Они ставят на то, что вы не умрете раньше определенного возраста или что в вашем доме не случится пожар. Они ставят на что угодно.

Я сознательно подстегивал свою ярость. Я держал правую руку в кармане брюк и нащупывал кнопку на рукоятке ножа. Я думал о том, что, если я сейчас выну руку из кармана, нажму кнопку и одним молниеносным движением воткну шесть дюймов стали в его горло, у сукиного сына уже не будет такого презрительного вида! Нет, вы посмотрите на этого ублюдка. Он пялится на меня. Клянусь, он чувствует, как я его ненавижу. Его труп будет очень изысканно выглядеть с цветком в петлице. Да, этот муж мазохистки отлично впишется в красивый гроб, уляжется удобно, как на картинке.

Я шагнул в его сторону. Пульс бился у меня в висках. Мне казалось, что моя голова налилась кровью. Я тонул в пьяном бешеном тумане. Холодная сталь моего ножа сама просилась к его телу. В глазах ублюдка появился ужас. Я почувствовал, что он мой. Он был парализован страхом. Я сделал еще шаг. Я нажал на кнопку. Лезвие выскочило из рукоятки. Этот щелчок и вспышка стали его загипнотизировали. Я почти вонзил нож ему в горло.

— Нет, этого пациента не надо оперировать, Лапша. — Макс успел схватить меня за руку. — Чего вдруг ты так взбеленился?

Я покрылся потом. Я сел. В самом деле, что это со мной такое? Макс протянул мне «Корону». Я взял ее, откусил кончик и размял сигару на глазах у остолбеневшего гостя. Я чувствовал себя опустошенным. Словно меня всего выпотрошили изнутри. Не стоило мне привязываться к этому парню. Чего я от него хотел? Пусть он идет к черту. Со мной что-то не в порядке. Я вел себя как садист, которому не терпится перерезать кому-нибудь горло.

Патси наклонился ко мне, чтобы поднести огонь к сигаре. Он тихо спросил:

— С чего ты так взъелся, Лапша?

Я не хотел вдаваться в долгие объяснения, что этот человек символизировал для меня. Но что именно? Мои детские обиды? Наверное, тот парень Фрейд сумел бы это объяснить. А я не могу. Какой-то голос внутри меня шептал: «Ты просто напился, ублюдок, ты напился».

Я сказал только:

— Мне не понравилось, как он с нами говорил.

Патси ответил:

— Мне тоже.

Страховой агент сел в кресло. Он вытащил носовой платок и дрожащей рукой вытер лоб. Макси пододвинул ему стакан с двойным виски. Он взял его, пробормотав: «Спасибо, Макс». Его рука так тряслась, что он разлил половину выпивки, прежде чем донес стакан до рта.

Макс сказал любезным тоном:

— Ну что, Джон, tauchess offen tish [13] Покончим с этим делом; буквально — «задницу на стол» ( идиш ). .

Вероятно, он понял, что должен выложить то, что принес, на стол. Агент открыл портфель и достал оттуда толстый плотный конверт.

Макс открыл конверт и вытряхнул из него на стол тридцать пачек банкнотов, перетянутых узкими полосками банковской бумаги, на которых стояла надпись: «Одна тысяча долларов». Он вынул из кармана мешочек с бриллиантами и бросил его страховому агенту:

— Одного камня не хватает. Потеряли в спешке. Все в порядке, Джон?

Я ожидал, что он возмутится или попробует спорить. Но ничего подобного не произошло. Он только смиренно кивнул. Все его поведение резко изменилось. Он больше не выглядел как представитель привилегированного класса, пришедшего к жителям трущоб. Макс подтолкнул к нему три пачки денег.