Мачей Сломчинский - Прошу повторить убийство (сборник)

Художник полез в карман пиджака, достал из него блокнот и показал подпоручнику рисунок, состоящий из перекрещивающихся линий, представляющих не то пирамиду, не то ежа.

— Вот это было бы действительно великолепно! У меня даже есть название для этого произведения — «Судьба человека».

— Был такой русский фильм.

— Ну и что из этого?

— А как это можно носить?

— Господи, пора уже наконец перестать так потребительски относиться к искусству! Искусство должно быть чистым, освобожденным от всяких дополнительных элементов.

— Рассказывайте, пожалуйста, дальше, сказал подпоручник, не давая возможности втянуть себя в дискуссию на неизвестную ему тему о «чистом искусстве».

— После ужина я вернулся наверх, еще раз обдумал мои проекты и решился на принципиальный разговор с ювелиром. В конце концов в определенной мере этот человек является художником, и он должен понять, что, фабрикуя эти ужасные вещи, он совершает страшное преступление. И я пошел к нему. Объяснил ему, что эти украшения необходимо уничтожить…

— Разбить молотком?

— Вот именно! Я даже употребил этот оборот. Показал ему свои рисунки и объяснил, каким образом воплотить это в жизнь. А пан Доброзлоцкий только усмехался и говорил: «А кто это купит?» Ничего удивительного, что подобное смешение искусства с деньгами привело меня в бешенство, и я сказал ювелиру, что я об этом думаю. Но он пропустил все это мимо ушей! Как можно связать искусство с деньгами?!

— Но ведь и вы на что–то живете? Вы работаете художником на одном из промышленных предприятий. Вы выполняете заказы разных организаций, пишете счета на оплату за свою работу.

— Я вынужден это делать, но я нисколько не горжусь этим. Жизнь принуждает художников делать то, что противоречит их желанию. Одно дело, когда я выполняю заказ для клиента, ставящего точно определенные условия, и другое, когда создаю произведение искусства. Я работаю над ним, не заботясь о деньгах. А если кто–то его покупает, то только доказывает этим наличие у него хорошего вкуса.

— Идя к ювелиру, вы взяли с собой молоток?

— Зачем?

— Чтобы разбить эти украшения.

— Нет, не брал. Я заранее предполагал, что Доброзлоцкий не использует того единственного шанса, который я хотел ему дать. Но моим долгом было сказать ему все то, что я сказал.

— Включая то, что вы назвали его ремесленником и хлопнули дверью, уходя оттуда?

Художник смутился.

— Ну… Да, признаю, что меня несколько занесло, потом я жалел об этом. У меня очень импульсивный характер.

— Что вы делали после того, как ушли от ювелира?

— Вернулся к себе, но от волнения ничего не мог делать. Тем более что Жарский ремонтировал телевизор и шумел. Я посидел минутку у себя в комнате, но больше не выдержал там и решил заглянуть к пани Медзяновской. Ее не было дома, поэтому я зашел к Бурскому. Рассказал ему о том, что произошло. Редактор объяснил мне, что я не должен сердиться на человека, который настолько меня старше. Он предложил мне свою помощь и сказал, что пойдет к Доброзлоцкому и передаст ему от моего имени, что я не таю на него обиды. Я согласился. Потом мы немного поболтали. Наконец я вернулся к себе, а Бурский спустился вниз.

— Вы больше не виделись с ним?

— Нет. Бурский не зашел ко мне после возвращения от ювелира, и я не знаю, говорил ли он с ним. Правда, мы сидели несколько часов в салоне, но в этой ситуации разговор не клеился.

— Я говорю не о Бурском. Я спросил, не виделись ли вы с паном Доброзлоцким?

— Нет, не виделся.

— Точно?

— Точно.

— В таком случае, к кому вы заходили за несколько минут перед тем, как спустились вниз к телевизору?

— Это было не за несколько минут до телепередачи, а непосредственно перед этим. Когда инженер оповестил нас, что телевизор уже в порядке, я пошел вниз. Решил по пути зайти к Доброзлоцкому и сказать ему, что я уже не сержусь на него и он может продолжать делать эти свои безобразия. Но ювелира не было в комнате, поэтому я сразу же сошел вниз.

— Ювелира не было в комнате?

— Я постучал к нему и, так как никто не ответил, нажал на ручку. Дверь была заперта на ключ. Ключ, правда, торчал в замочной скважине, но я его не трогал. Когда я стучал в дверь, из соседней комнаты вышла пани Зося. Я сказал ей, что ювелира нет у себя. Пани Захвытович ответила, что, по–видимому, он уже спустился вниз, и сама начала спускаться по лестнице. Я пошел за ней. И удивился, увидев, что Доброзлоцкого в салоне нет. Думаю, что в тот момент, когда я стучал в дверь, ювелир уже лежал без сознания.

— Когда вы сошли вниз, молоток лежал на канапе?

— Не видел. Я не обратил на это внимания.

— Что ж, допросили еще одного невиновного, — с сарказмом сказал подпоручник, когда художник подписал протокол и вышел из столовой. — Остается только признать, что пан Доброзлоцкий совершил самоубийство изощренным способом. Сначала приставил лестницу к балкону, потом разбил стекло, выбросил за окно шкатулку, драгоценности старательно спрятал, потом сошел вниз, принес молоток, шарахнул себя по голове и нашел еще в себе достаточно сил, чтобы отнести его на место. Вернулся в комнату и позволил себе потерять сознание только после того, как переступил ее порог. Да, ничего подобного мир еще не видел. С ума можно сойти!

Жалобы молодого коллеги вызвали улыбку на задумчивом лице полковника Лясоты.

— Да, — согласился он, — ситуация довольно сложная.

— И надо же, чтобы все это случилось со мной! Этим должен заниматься сам комендант или его заместитель. Вот незадача! Если я не найду преступника, то получу по ушам за то, что завалил дело.

— А если найдете, то вся заслуга будет принадлежать вам.

— Найду!.. Я скорее найду ухо от селедки. Каждый невиновен, у каждого есть алиби! Один оправдывает другого своими показаниями, и так по кругу.

— Предлагаю, пан подпоручник, теперь нам пройти по комнатам жильцов, выяснить и проверить некоторые подробности. Я хотел бы также взглянуть на комнату ювелира, осмотреть лестницу и ее обычное местонахождение. Потом посоветуемся относительно дальнейших шагов в этом деле.

— Пойдемте. Куда в первую очередь?

После стука в дверь, услышав голос инженера, полковник нажал на ручку двери. Жарский сидел около стола и читал книгу.

— Удивляюсь, какие у вас крепкие нервы, — заметил подпоручник. — в такой момент вы можете заниматься чтением.

— Это специальная книжка. Она незаменима, когда человек чем–то огорчен или взволнован. Позволяет на время оторваться от действительности.

— Пан инженер. — сказал полковник, — я хочу задать вам несколько маленьких вопросов.

Говоря это, офицер милиции достал из кармана блокнот и ручку.

— Пожалуйста. Если только смогу…