Николас Пиледжи - Славные парни

Генри. За день до посадки я отвёл Линду на крышу небоскрёба «Эмпайр Стейт Билдинг». Я и сам никогда прежде там не бывал. Рассказал ей, что завтра утром надолго сажусь в тюрьму. До этого момента она не знала точно, когда начинается мой срок. Сказал, что, будь у меня полмиллиона долларов, я улетел бы с ней в Бразилию в ту же минуту, но полумиллиона у меня нет и вообще я человек пропащий. Сказал, что отныне ей лучше идти своим путём. Двигаться вперёд. Не тратить больше на меня своё время. Это был конец. Я поцеловал её на прощанье. Мы оба расплакались, а потом я смотрел, как она уходит к лифтам.

Генри готовился к тюрьме почти два года. Он собирался сделать свою отсидку как можно более комфортной. В конце концов, про тюрьмы он слышал всю свою жизнь, и вот теперь он начал искать экспертов. Многие адвокаты мафии, например, нанимали в качестве помощников бывших тюремных юристов, которые досконально знали каждую лазейку в законах и правилах Федерального бюро тюрем. Генри обнаружил, что самый привлекательный вариант для него — это Льюисбургская федеральная тюрьма в Пенсильвании. Она была относительно недалеко от Нью-Йорка, что должно было облегчить визиты Карен, адвокатам и друзьям. Там было достаточно продажных охранников и коррумпированного начальства, чтобы сделать отсидку терпимой. Помимо этого, в Льюисбурге уже сидели многие мафиози, в том числе Пол Варио, отбывавший два с половиной года за уклонение от налогов, и Джонни Дио, получивший долгий срок за то, что плеснул кислотой в глаза журналисту Виктору Ризелю. Чтобы попасть в Льюисбург, Генри сунул двести баксов сотруднику тюрьмы на Уэст-стрит, ведавшему распределением заключённых.

Генри тщательно изучил, как использовать для своей выгоды многочисленные тюремные реабилитационные программы. Осуждённые получали сокращение срока практически за всё — от уборки в камерах до заочного обучения в колледже. Фактически оказалось, что тюремное начальство только и думало, как бы избавиться от «лишних» заключённых. В итоге почти три четверти взрослых осуждённых постоянно находились не в тюремных стенах, а на условном сроке, под наблюдением, в административном отпуске, на расконвоированных работах или получали условно-досрочное освобождение. Федеральное бюро тюрем автоматически списывало пять дней с каждого месяца просто за «хорошее поведение». Поскольку Генри получил десять лет, или сто двадцать месяцев, он мог рассчитывать как минимум на шестьсот дней, то есть двадцать месяцев, сокращения срока; таким образом отсидка уменьшалась до восьми лет и четырёх месяцев. Ещё два или три дня в месяц Бюро скидывало, если заключённый записывался на работу в бригаду; плюс дополнительные сто двадцать дней поблажки (по одному за каждый месяц приговора), если он соглашался посещать тюремные учебные классы.

Отсидев треть срока, можно было подавать на условно-досрочное освобождение, так что теоретически Генри мог выйти, проведя за решёткой всего тридцать девять месяцев, или чуть более трёх лет. Первое обращение в комиссию по досрочному освобождению не могло быть успешным, так как на его личном деле красовались большие красные буквы ОП («Организованная преступность»). Однако он узнал, что отказ можно опротестовать в Вашингтоне, и если организовать кампанию писем поддержки от семьи, религиозных деятелей и политиков, то решение комиссии могут и пересмотреть. В общем, когда Генри садился в тюремный автобус на Льюисбург, он уже прикинул, что фактический срок отсидки составит, вероятно, от трёх до четырёх лет.

Отвальную вечеринку устроили на бульваре Квинс, в новом ресторане «Роджерс Плейс», который должен был обеспечить деньгами Карен и детей, пока Генри сидит за решёткой. Поли, Джимми, Томми Де Симоне, Энтони Стабиле и Стэнли Даймонд уже мотали сроки, однако на свободе оставалось достаточно умников, чтобы закатить пирушку на всю ночь. В восемь утра Генри отвёз уставшую Карен домой, а сам продолжил развлекаться. Их компания — теперь уже чисто мужская — перебралась в «Кью Мотор Инн». В десять утра, когда Генри оставалось только два часа свободы, все загрузились в заказанный его друзьями лимузин и направились на встречу с федеральными маршалами. Однако по пути Генри решил, что хочет притормозить в «Максвеллс Плам». Ведь это будет его последняя выпивка на свободе! В одиннадцать часов Генри и его друзья всё ещё сидели в «Максвеллсе» и пили коктейль «Кричащий орёл» из охлаждённого шампанского с белым шартрезом. Вскоре к празднику присоединились дамы, пришедшие на поздний завтрак. Когда пробило двенадцать — час, назначенный Генри для явки в полицию, — момент отметили тостом, и гулянка продолжилась.

К пяти часам вечера Генри предложили удариться в бега. Одна из дам, аналитик с Уолл-стрит, настаивала, что он слишком милый, чтобы сесть в каталажку. У неё есть дом в Канаде. Там можно спрятаться. Она будет прилетать на выходные. В семнадцать сорок позвонила Карен. Ей удалось отыскать Генри, названивая жёнам пировавших с ним умников. Эл Ньюман, внёсший за Генри залог в пятьдесят тысяч, получил от властей угрозу, что залог вот-вот будет изъят, а Генри объявят беглым преступником. Ньюман объяснил Карен, что страховка такие случаи не покрывает. Элу придётся заплатить пятьдесят штук из своего кармана. Он был в отчаянии и требовал, чтобы Генри скорее явился куда положено. Карен и так с ума сходила от беспокойства, думая о том, как прожить с детьми следующие несколько лет, а теперь начала опасаться, что на неё повесят ещё и долг за сгоревший залог. Положив трубку после разговора, Генри осознал, что практически все — за исключением, может быть, его нынешних собутыльников, — желают, чтобы он отправился наконец в тюрьму. Он выпил последнего «Орла», принял несколько таблеток валиума, расцеловал всех на прощанье и велел водителю лимузина ехать в тюрьму.

Льюисбургская федеральная тюрьма оказалась целым городом за высокой стеной, расположенным среди мрачных холмов и заброшенных угольных шахт центральной Пенсильвании. Его население составляли две тысячи двести заключённых. В день, когда Генри прибыл туда, шёл дождь, поэтому огромная стена и вышки с пулемётами и прожекторами, окружавшие этот мрачный замок, были едва видны. Вся местность вокруг Льюисбурга казалась холодной, влажной и серой. Со своего места в тёмно-зелёном тюремном автобусе Генри увидел, как распахнулись гигантские стальные ворота. Его и дюжину других заключённых при отъезде из Нью-Йорка заковали в ручные и ножные кандалы. Их предупредили, что в течение шести с половиной часов поездки остановок не будет — ни на обед, ни в туалет. За стальными решётками в автобусе сидели два вооружённых охранника — один спереди, другой сзади. По прибытии в Льюисбург они принялись рыкать приказами, как и в каком порядке Генри и его спутники должны покидать автобус. Генри увидел повсюду бетон, решётки и железные прутья. Он смотрел, как стальная, в потёках дождя, громада ворот откатывается вбок, а потом захлопывается за ним с неотвратимостью смерти. Это был его первый срок в настоящей тюрьме. До сих пор он отбывал наказания в «Райкерс» или каталажке округа Нассау, где умники обычно задерживались всего на несколько месяцев, мотая смешные сроки в основном на расконвоированных работах. Генри и его приятели рассматривали такую отсидку лишь как мелкое неудобство. На сей раз всё было иначе. Эта тюрьма — надолго.