Владимир Колычев - Не возжелай

Люба похудела, осунулась. Худоба эта ее не красила. Единственно, что глаза стали больше прежнего. Красивые глаза, и печаль в ней глубокая как море. Но там на дне целый мир — из разноцветных рыб, ракушек, водорослей и кораллов.

Люба прохаживалась по палате, когда он вошел. Походка тяжелая, шаткая, но в любом случае это уже прогресс.

А палата у нее отдельная. И лечение проплачено. А как Олег мог не позаботиться о собственной жене? Не все же знают, что брак у них фиктивный.

— Привет!

И его вдруг потянуло к ней. Так вдруг захотелось поцеловать ее в щеку. В знак приветствия, понятное дело.

Олег потянулся к Любе, она почувствовала это, подалась назад. Ее качнуло, она стала падать, он подставил руку, обнял ее, поддержал.

— Что-то ноги плохо держат.

Она отстранилась, села на кровать.

— Но держат… Я говорил с врачом, дела на поправку идут.

— В санаторий, сказали, ехать надо, — грустно улыбнулась Люба.

— Съездишь. Путевка за мой счет.

— Ну, это хорошо… А ты как съездил?

— Нормально… В Москве был, мама про тебя спрашивала…

— Заявление написать надо? — спросила она.

— Ну, мама не просила, — улыбнулся он.

— А ты?

— А куда торопиться? — пожал плечами Олег.

Мама, конечно, не хотела, чтобы Люба оставалась его женой. Но и на разводе не настаивала. И на брак с Жанной не настраивала. Вроде бы она и не имела ничего против Жанны, но не настраивала… Мама у него, конечно, женщина своеобразная, но так ведь и он не рвался под венец. Жанна устраивала его во всех отношениях, но свадьбу он не торопил.

— Нас быстро разведут… — вздохнула Люба. — А мне станет грустно. И одиноко.

— Это потому что ты в больнице. И осень за окном.

— Да… Как там Жанна?

— Ей не грустно, — улыбнулся Олег.

— Хоть кому-то хорошо… Дорофей, говорят, таких дров наломал…

— Говорят, — кивнул Олег.

Он знал обо всех подвигах этого неугомонного беспредельщика. И ему становилось не по себе от мысли, что Дорофей снова может вернуться. Он даже готов был платить, лишь бы только не встречаться с ним на узкой дорожке.

— Отец сказал, что убьет его, если он за деньгами вдруг придет, — сказала Люба.

— Не один он этого хочет.

— Спасибо вам с Жанной, что спасли… — Из ее глаз вдруг потекли слезы.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил Олег.

— Нет! — встрепенулась она.

— Будешь плакать — уйду. И больше не приду.

— А если не буду? — спросила Люба, с надеждой глядя на него.

— Так я еще и не ухожу, — улыбнулся он.

Да и не хотелось уходить. Соскучился он по Любе, что ли?

— Как там на комбинате дела? — спросила она.

— Ну, не сахар…

— Еще сокращение, говорят, будет.

— Вряд ли.

Ситуация на мировом рынке сложная, спрос на удобрение снизился не только в России. А предложение большое, во многих странах вынуждены были ввести антидемпинговые пошлины на российские удобрения. Но сейчас доллар в разы поднялся в цене, даже с учетом таких пошлин товар продавать очень выгодно. И на внутреннем рынке намечается большой сдвиг, проталкивается решение о субсидиях для сельхозпроизводителей на минеральные удобрения, о компенсациях за уже приобретенный товар. Причем льготными будут только российские удобрения. Да и какой может быть импорт, когда отечественный товар гораздо дешевле?

Из-за дорогого импорта российское сельское хозяйство обретет второе дыхание. А это увеличение спроса на удобрение… Так что не так все плохо. Уже скоро комбинат ждет рост производства.

— Наша тетя Катя очень переживает.

— Все нормально будет. И с тетей Катей, и со всеми…

Олег не раз уже задумывался о том, что комбинат дает работу людям, держит на плаву целый поселок, но только сейчас он по-настоящему почувствовал пульс народа — через переживания какой-то там тети Кати. Да и Люба неспроста завела этот разговор. Все переживали, а Олег должен утешать. Более того, он должен увеличить производство, вернуть на место попавших под сокращение рабочих, поднять людям зарплату. Рядом с Жанной он об этом не думал…

Не так страшен зверь, как азиатская овчарка. Но и на нее нашлась управа. Гашиш уложил пса точным выстрелом из пистолета с пластиковой бутылкой вместо глушителя. А Дорофей его подстраховал, добив уже агонизирующую овчарку. Дальше — проще.

Дом у господина Кракова охранялся собакой. Была еще тревожная кнопка, с помощью которой можно было вызвать группу немедленного реагирования из частной охранной компании. И Дорофей не должен был позволить хозяину дома нажать на эту кнопку.

Ключи от дома забрали у Риты. Основная дверь была заперта на внутренний засов, зато запасной вход открылся без проблем.

Дом у Кракова большой, каменный, полы крепкие, паркет уложен намертво — ни одна досочка не скрипнула под ногами у Дорофея. И в спальню он зашел, не разбудив хозяев.

Брелок с тревожной кнопкой лежал на тумбочке, Дорофей смахнул его. Только тогда Краков открыл глаза. И уставился на Дорофея.

— Тсс! — палец левой руки Дорофей приложил к губам, а с правой — ударил.

Голова у Кракова большая, репа откормленная, кость крепкая. Боль от удара прострелила руку до самой ключицы. Но тем не менее Краков ушел в нокаут.

А с его женой справился Уголек. Влепил ей пощечину, чтобы не орала, уложил на живот, заломил руки за спину.

Связали и Кракова.

— Чего вы хотите? — проклиная себя за халатность, спросил терпила.

Краков занимался контрабандой: сигареты, спиртное, сильнодействующие лекарства. На этом деле он очень хорошо поднялся, поэтому мог позволить себе серьезную охрану. А понадеялся на «авось» и на крепкий высокий забор с колючей проволокой… Впрочем, Дорофей мог бы утешить мужика. Он мог бы сказать, что против него бессильна любая охрана. Но как-то глупо хвастаться в час ночи…

— Дочь вернуть хотим.

— Риту?! Она с вами?

— С нами. Надувной куклой будет.

— Что?

— Надувать, говорю, ее будем. Если сейф не откроешь.

Рита рассказала про сейф все, что знала. Осталось узнать только код, который Краков держал в секрете от дочери.

— Какой сейф?

— Мохнатый!..

Он схватил Кракова за руки, потянул за собой. Уголек и Дольник присоединились к нему, а Гашиш остался следить за бабой.

Кракова затащили в кабинет, Дорофей отодвинул шкаф, за которым действительно находился сейф — намертво вмурованный в стену, с бронированной дверцей.

— Теперь ты веришь, что Рита у нас? — спросил Дорофей.

— Она вам рассказала?

— А куда ей деваться? Тут одно из двух: или рассказать, или на круг… Ты бы что выбрал?

— Ну, вы же нет…

— Нет. Но будет да. Если не назовешь цифры.

— Но я не могу назвать…

— Будем хороводить, пока твоя Рита не отдаст концы. И останешься ты, мужик, без дочери…