Юлиан Семенов - Огарева, 6. Повести

- А к-карточки Нади есть?

- Есть, миленький, есть. Вона, в альбомчике, на комоде стоят.

Управдом взял альбом и передал его Садчикову. Надежда Мамонова строго глянула на Садчикова. Глаза у нее были маленькие. Рядом с ней стоял парень в форме летчика.

- Жених? - спросил Садчиков.

- Жених, - вздохнула бабка, - тут в переулке жил.

- Ничего парень?

- Да ничего так… Щупленький только. Ручищи длинные, а худые, как твои плетки. В плечах тоже неширокий, щупленький. Я Надьке-то говорю: щуплый - он и есть щуплый…

- Бабуся, - спросил Садчиков, - а Костя д-давно не ходил?

- Давно.

- Поругались?

- Да нет… Он же теперь в Белоруссии служит.

- Жених?

- Ну да. Костька его зовут.

- Нет, я про того Костьку с-спрашиваю, про черненького, со шрамиком на лбу, Назаренко его фамилия.

- Ты, сынок, на Надежду напраслину не возводи. Она себя соблюдает, не то что некоторые.

Садчиков распрощался с бабкой и, выйдя от нее, позвонил в отделение.

- Пожалуйста, пошлите кого-нибудь из о-оперативников в продмаг номер сто пятьдесят два, на углу… Да, да, там… Вызовите Надю Мамонову и поспрашивайте ее о Назаренко. Может, с-слыхала. Да. Я позвоню через полчаса. До свидания.

Дверь открыл рослый парень, выбритый до синевы, в черном спортивном костюме. Садчиков поджался: чутье подсказало ему, что он нашел именно то, что искал.

- Из райжилотдела, - бросил он и обернулся к управдому. - Ну, показывайте, где здесь менять перекрытия.

Управдом быстро взглянул на Садчикова и все понял. Военный в прошлом, он сразу же сориентировался в обстановке и вошел в квартиру первым.

- Где ответственные съемщики? - спросил управдом парня.

- Надя, - крикнул тот, - к тебе пришли!

Надя вышла из ванной в халатике, босиком. Она лениво оглядела пришедших и спросила, зевнув:

- В чем дело?

Лицо у нее было помятое, с синяками под глазами, чуть оплывшее, но все же очень милое.

- Тут у вас перекрытия подгнили, - сказал управдом, - нам надо посмотреть полы. В комнаты войти можно?

- Идите, - ответила Надя.

Садчиков долго простукивал пол в передней, поглядывая при этом на обувь, стоявшую под вешалкой. Потом он вошел в комнату, увидел неприбранную кровать, остатки еды на столе, порожнюю бутылку «Букета Абхазии» и пепельницу, полную окурков.

- Вторую к-комнату откройте, - попросил он.

- Она открыта, - ответила Надя, - там сестра живет.

Во второй комнате никого не было. Потом Садчиков зашел в ванную комнату и на кухню. Там тоже было пусто. Он вернулся в комнату, улыбнулся, погрозил Наде пальцем и сказал:

- В-вот я вас хорошо п-помню, а вы меня забыли.

- Откуда же вы меня помните?

- А н-нас Костя знакомил.

- Где?

- Д-да здесь, около киоска.

- Может быть, - ответила Надя и пояснила парню: - Чего смотришь, это муж, Костя, он в ресторане сидел, помнишь?

- Назаренко, - подсказал Садчиков.

- Ну да, - повторила Надя. - Кот.

- В-вы еще долго будете д-дома? - спросил Садчиков. - Мы водопроводчика должны п-прислать…

- Ломать?

- Нет, - сказал управдом, - текущая профилактика, ничего не потревожим…

- Часа два еще пробудем, - посмотрев на своего приятеля, ответила Надя, - да, Сережа?

- Конечно.

- А тебе когда на стадион? Не опоздаешь?

- Нет, дорогая, - ответил парень, - не опоздаю…

- А К-кот где? - спросил Садчиков. - О-обещал позвонить - и пропал.

- Мы с ним поссорились, - ответила Надя, повернувшись к Сереже спиной, и сморщила лицо. Осторожно подмигнула Садчикову и выдохнула: - Разводиться будем.

- Ж-жаль, - сказал Садчиков, - он ведь хороший п-парень. Нужен он м-мне сейчас. Где найти - у-ума не приложу. Если он придет, то пусть сразу ко мне позвонит, ладно?

- Телефон знает?

- А я з-зайду через часок и оставлю.

Телефон-автомат был установлен в подъезде, так что Садчиков, быстро набрав номер милиции, мог видеть всех, кто пройдет мимо.

- Алло, - сказал он тихо, прикрыв рот ладонью, - это С-садчиков. Быстро машину с людьми ко мне на Пушкинскую. Возьмите ордер на обыск у п-прокурора. Да. Я в подъезде.

Садчиков вопросительно посмотрел на домоуправа.

- В четвертом, - подсказал тот, - въезд со двора.

- Четвертый, - повторил Садчиков, - въезд со д-двора. Жду.

Они ходили по улице Горького пятый час кряду.

- Леня, - сказал Росляков, - ты просто молодчина. Откуда ты только знаешь так много стихов? Неужели по школе?

- У нас Лев преподает с восьмого класса, он только нас ведет, мы поэтому литературу и любим… А другие классы ненавидят. Лев в учебники не заглядывает и нам не велит. Краткое содержание, язык, образ, кульминация - это же все чепуха…

- Да?

- Конечно. Читать надо побольше, тогда все будет ясно. Где образ, какое идейное содержание, в каком месте кульминация. А читают у нас ребята мало.

- Почему?

- Физика, космос. Это идет. А литература - так, времяпрепровождение. Несерьезно, говорят.

- А мы литературу любили. Смотри, как забавно: когда мы школу кончали, то почти все шли в гуманитарные вузы - на юридический, на истфак. Еще на журналистику многие пытались попасть.

- Я тоже мечтал…

- Почему «мечтал»? - спросил Костенко.

- Меня теперь туда на пушечный выстрел не подпустят.

- Да брось ты, как старуха, нудеть. Захочешь - подпустят. Важно захотеть. Это во всяком деле самое главное.

- Ты сейчас экзамены сдай, - посоветовал Костенко. - Тебе важно школу хорошо кончить…

- А я школу не люблю…

- Это почему же? - удивился Росляков.

- Я его понимаю. Школа прививает нелюбовь к литературе, - сердито буркнул Костенко. - Я Пушкина начал перечитывать уже в университете… А в школе нас мучили вопросами: «Каково социальное происхождение Татьяны Лариной?» и «Каковы главные отличительные черты «лишнего человека»?» Литература - это прекрасное, а про это именно забывают.

- Сейчас немного полегче, - сказал Ленька, - сейчас все-таки можно самому высказывать точку зрения… А раньше, говорят, надо было пересказывать, что писали в учебниках… И ничего своего… Лев Иванович ставит пятерку, если говоришь свое - пусть даже ошибаешься. А кто бубнит по учебнику, тем он больше четверки не ставит.

- Вообще школа сейчас ждет реформы, - заметил Костенко. - Кое-кто из моих друзей бранит кибернетику и счетно-вычислительные устройства, а ведь именно они будут определять будущее развитие прогресса. Через двадцать лет в седьмом классе на партах будут стоять маленькие счетные машины, ей-богу… Один мой дружок, математик, говорит, что в математике произошла революция: раньше надо было дать один ответ, в этом был смысл математики, а теперь высший смысл состоит в том, чтобы расчленить задачу на елико возможно большее количество вопросов, а потом эти вопросы засадить в счетную машину… А мы заставляем ребят зубрить формулы; мозг костенеет, инициативы нет…