Буало-Нарсежак - Любимец зрителей [сборник]

Сильвен долго раздумывает, обозревая свои костюмы. У него гардероб кинозвезды, и он останавливает выбор на довольно броской двойке в стиле принца Уэльского, чтобы казаться непринужденным. Он хочет с самого начала заявить о себе не как проситель. Ровно в полдень является Марилен.

– Мы где-нибудь обедаем?

– Да. Быстренько переодевайся. Нас пригласил Медье. Мне бы не хотелось заставлять себя ждать.

– Мы получили роли?

– Пока нет. Что ты себе воображаешь? Мы побеседуем – и все. Давай шевелись.

Медье объявился без четверти два. Ева описала его один к одному, только поверх пуловера на нем кожаная куртка. Очень удобно – он чувствует себя достаточно состоятельным, чтобы не трудиться над выбором формы одежды. Он дважды чмокает руку – Марилен и Еве, как будто клюет щука, и внимательно оглядывает Сильвена, затягивая мужское shake-hand [22] Рукопожатие (англ.). . Обмен любезностями. Обсуждение меню. Но Медье не тот человек, который ждет, когда подадут кофе, чтобы перейти к делу. Покончив с рыбной закуской, он атакует, обращаясь к Еве:

– Я задержался по милости Вильгельма Голдсмита – знаете, этого промышленника из Франкфурта, который приобщится к нашему делу. Прошу прощения за опоздание.

– Вы с ним договорились? – интересуется Ева.

– Почти. Что его смущает, так это позиция Джузеппе Фрескини. Того совершенно не устраивает, что в будущем фильме актеры наполовину говорят, наполовину поют. У меня впечатление, что он не выносит Массне. Сколько я ему ни толковал, что мы не намерены держаться в рамках оперы, он стоит на своем и, как истинный немец, считает роман Гёте самодостаточным для хорошего сценария.

– Возможно, он и прав, – бросает Сильвен.

– Ах! – восклицает Медье. – Вы так полагаете?

Сильвен осторожничает, стараясь уловить, что у Медье на уме.

– Прежде всего, это великолепная любовная история, – решается он подать голос. – А зрителям только это и подавай. Вспомните успех «Love story» [23] «История любви» – нашумевший голливудский фильм-мелодрама, где любящие молодые люди принадлежат к разным социальным слоям общества. (Прим. ред.) .

Положив раковину устрицы на край тарелки, Сильвен прикладывает салфетку к губам и начинает декламировать:

– «Дорогой Вертер! Она впервые назвала меня “дорогой”, и радость, охватившая меня, проникает до мозга моих костей. Я повторял себе это слово сто раз».

– Да-а, – изрекает Медье, наливая вино по кругу. – Недурственно. Между нами, девочками, у меня, как и у всех нас, сохранилось лишь смутное воспоминание о Гёте. Но вот слушая вас… с чем вас и поздравляю… вы замечательно декламируете эти стихи (Сильвен удрученно переглянулся с Евой). Я прекрасно понимаю, что этот текст… – Он сосредоточенно рассматривает этикетки на бутылке муската. – Как бы это сказать… покрылся пылью. Нам же требуется современный Вертер, который не вздыхает, как дурачок. Понимаете, зрителей станет волновать только одно: а переспит ли он с героиней или нет.

Улыбка в сторону Марилен, которая ловит каждое слово Медье на лету.

– Разумеется, – допускает Медье, – речь не о том, чтобы шокировать публику, тем не менее, – его пальцы как бы продираются вперед, имитируя юркого зверька, – раз надо, так надо. Хороший сценарист – и мы решим эту проблему запросто.

Официант меняет приборы.

– В хороших сценаристах нехватки нет, – продолжает Медье. – Я бы, например, не возражал против Жана Эрмана, не лишенного чувства юмора. Юморок необходим в любом сюжете.

Пока официант обносит следующим блюдом, Ева самым непринужденным тоном задает вопрос, который гложет всех троих:

– Само собой, вы подбираете исполнителей согласно литературному сценарию?

Медье кивает, задумчиво пробуя розовое вино, и наконец выдавливает из себя:

– На сей счет у нас небольшая проблема.

Он смотрит прямо в глаза Сильвену, который съеживается при мысли: «Так и есть. Сорвалось».

– Джузеппе, – продолжает Медье, – лучше, если вы узнаете об этом прямо сейчас, неравнодушен к Даниелю Марсьялю, с которым уже работал в фильме Дзино Мукьели. Серия «Б», ничего особенного, но Джузеппе задолжал ему, и эта роль стала бы хорошим средством расплатиться.

– Даниель наверняка об этом долге и думать забыл, – заявляет Марилен.

– Вы с ним знакомы?

– Марилен – бывшая жена Марсьяля, – поясняет Ева.

– Ах! Извините! – восклицает Медье. – Мне следовало бы навести справки. Я еще новичок в кинобизнесе. До этого занимался импортом-экспортом и чаще пребывал в самолете, нежели в Париже. Но раз уж речь зашла о распределении ролей, я очень хотел бы заполучить вас, Сильвен. Вы позволите мне звать вас по имени?

– Ради бога, – отвечает Сильвен, просияв.

– Я очень высоко ценю ваши картины. Ваш Шопен бесподобен.

– На роль Вертера, – произносит Ева, – более подходящего актера вам не сыскать.

– Охотно верю вам, – отвечает Медье. – И потом, откровенность за откровенность. Если я стану вечно уступать Вильгельму и Джузеппе, они сожрут меня с потрохами. Джузеппе очень мил, но чересчур тянет одеяло на себя. Ладно! Все это пока немного абстрактно… И я не могу твердо обещать вам эту роль. Сначала нам предстоит выбрать Шарлотту. Она – важнейший персонаж, не правда ли?

Сильвен придерживается совершенно иного мнения, однако кивает в знак согласия.

– Вот если бы нам удалось заполучить Юппер, – бормочет Медье, который, оттолкнув тарелку, набивает трубку.

Воспользовавшись паузой, Ева подсказывает:

– По-прежнему не исключена возможность пристроить и Марилен?

– Никаких проблем! – подтверждает Медье.

Возможно, они и не пришли к договоренности ни по одному вопросу, но все четверо наслаждаются этим моментом сговора, который венчает обед, затеянный для установления контакта между киношниками. Десерт. Кофе. Ликеры. Они перебирают имена возможных сценаристов. Буланже? А почему бы и нет? Он дорого берет, но если желаешь получить потрясающий текст… Был бы неплох также Жюллиан. О нем забывают, а ведь у него богатое воображение.

– Может, – замечает Медье, – я недостаточно задержал ваше внимание на том, что мы не намерены делать исторический фильм. Вертер – герой вне времени. Как и Манон. А ведь Клузо [24] Анри Жорж Клузо – французский кинорежиссер. «Дьяволицы» – его экранизация романа Буало-Нарсежака «Та, которой не стало». , не колеблясь, поставил «Манон», героиня которого вышла из войны и немецкой оккупации.

– Вы откажетесь от костюмов той эпохи? – спрашивает Сильвен.

– Не задумываясь. У вас имеются возражения?

– Никаких, – спешит заверить его Сильвен. – Просто хотел подчеркнуть, что между костюмами и чувствами существует глубокая связь.

– Справедливое замечание, – признает Медье. – В самом деле, нам следует это учесть. Давайте вскоре повидаемся опять. Я не намерен тянуть резину. Мне хотелось бы приступить к съемкам в сентябре. А сейчас мне надо бежать.